Эндрю Дэвидсон - Горгулья
Даймё поразился девичьей смелости и рассмеялся — слишком громко, слишком желчно.
— Деревенский парень? Ты смеешь предпочесть мне деревенщину? И смеешь скрывать его имя?
Даймё посмотрел на свой кулак и обнаружил кровоточащий порез от цветочного стекла. Вид крови его успокоил, напомнил, кто он такой.
— Ты не выйдешь замуж за своего простолюдина! — твердо заявил он. — И будешь благодарить меня за то, что я спас тебя от такой жизни. Ты выйдешь за меня!
Сэй возразила с неменьшей твердостью:
— Я за вас не пойду! Я стану женой деревенского парня или вообще ничьей.
Даймё отреагировал жестоко и быстро:
— Очень хорошо. Женитесь! Ты выйдешь замуж за деревенщину, а я казню твоего отца. А выйдешь за меня — отец останется жив.
Сэй онемела: разве могла она представить, что окажется в таком положении?
Да и столь жестокого человека вообразить себе она не могла.
А даймё продолжил:
— Через неделю ты вернешься в этот зал и скажешь одно лишь слово. «Да» будет означать, что ты выйдешь замуж за меня, и твой отец останется жив. «Нет» — что ты мне отказываешь, и отец твой умрет. Единственное слово. Подумай как следует, Сэй.
И с этими словами даймё стряхнул ей под ноги стеклянные осколки и вышел вон.
Отца и дочь пока отпустили — пусть подумают над ответом. Прятаться им было негде; просто собраться и уехать нельзя — их везде найдут. Якичи уговаривал Сэй ответить отказом. Ведь он уж стар, ему осталось жить всего несколько лет, а у нее вся жизнь впереди. Отец готов был умереть, чтобы избавить дочь от пожизненного несчастия.
Но Сэй ничего не желала слушать. Она отказалась принимать губительное для отца решение.
Но и сама понимала, какой несчастной и напрасной станет жизнь с жестоким даймё.
В ту ночь Сэй не могла уснуть. Ворочалась в постели, прикидывала так и этак. Казалось, выхода нет. А потом, перед самым рассветом, на нее нашло озарение. Девушка поняла, как нужно поступить. Проснувшись, Якичи обнаружил, что дочь исчезла, а вместо нее появилась записка с обещанием, что через неделю она вернется и встретится с даймё.
Сначала Сэй явилась к своему жениху с фермы и все ему рассказала. Она призналась Хейсаку, что любит только его, но никогда уж больше не сможет с ним говорить. А напоследок добавила:
— Слушай внимательно ветер и сможешь услышать, как я шепчу о любви к тебе.
И с этим исчезла.
Шли дни; Якичи начал думать, что дочь сбежала. Конечно, он печалился, что не смог попрощаться, но был уверен: Сэй жива.
Спустя неделю отец предстал перед даймё с вестью о том, что Сэй исчезла, а он с радостью отдаст свою жизнь ради нее.
Даймё хотел уже приказать казнить стеклодува, но тут во дворе появились две женщины в простых платьях и с бритыми головами. Даже Якичи не сразу понял, что та, которая помоложе, — Сэй. А поняв, расплакался от мысли, что дочь вернулась и собирается выйти замуж за этого ужасного человека.
— Это еще что такое? — вопросил даймё. — Зачем ты обрила голову? И что это за женщина с тобой?
Но и Сэй, и ее спутница молчали. Даймё разъярился.
— Что за дерзость?! Я приказываю тебе говорить! И опять не услышал ни слова.
— Каков твой ответ? Станешь ли ты моей женой, спасешь ли жизнь отца? Или мне убить его из-за твоей эгоистичности? Отвечай, да или нет?! Пойдешь ты за меня замуж?
И опять ни Сэй, ни ее спутница не ответили. Даймё плюнул.
— Казните старика! — приказал он.
Но Сэй подняла руку и остановила кинувшихся было к ее отцу солдат. Она шагнула к даймё и протянула листок бумаги.
Тот знаком повелел кому-то из челяди взять записку, как будто дотронуться до нее было ниже его достоинства, и прорычал:
— Читайте вслух — пусть все услышат слова этой дерзкой девчонки!
Прислужник взглянул в записку и закашлялся. Ему не хотелось читать ее. Но делать было нечего.
— «Неделю назад ты просил меня стать твоей женой. Слово «да» скрепило бы наш союз, слово «нет» повлекло бы смерть моего отца. Я не скажу ничего, потому что я теперь mugonnogyonoama-san».
Последние слова застряли в горле чтеца. Он понимал, как разозлится господин, ведь «mugon no gyo» означало «обет молчания», a «ama-san» — «послушница».
Прислужник снова закашлялся, потом продолжил:
— «Я принесла обет молчания и бедности, и голову обрила в знак своего призвания. Я ушла жить в храм, на вершину самой высокой горы. Здесь мы ближе всего к Будде. Я не могу выйти за тебя замуж, я уже сочеталась с целой Вселенной. Я не могу произнести ответ на твой вопрос — мне запрещает мой обет. Итак, ответа нет. Ты должен отпустить моего отца, а я вернусь в мой горный храм и проведу всю жизнь в молчании».
Даймё сам едва не лишился дара речи. Сколь ни был он могуществен, кто же перечит великому Будде? С минуту он подумал, а потом ответил:
— Я должен похвалить тебя за самопожертвование, — произнес он. — И не стану мешать тебе вернуться в храм. Пожалуйста, иди.
Сэй кивнула, скрывая улыбку, которая могла бы выдать ее торжество.
— Но прежде чем отпустить тебя, — продолжал даймё, — я хочу, чтоб ты еще раз подтвердила клятву вечного молчания.
Сэй снова утвердительно кивнула.
— Хорошо, — проговорил даймё. — Но знай: если ты хоть раз заговоришь, я обещаю: жизнь твоего отца оборвется, а ты станешь моей женой. А если твой крестьянин хоть раз навестит тебя в храме, я убью и его, и твоего отца, а тебя сделаю своей женой. Это понятно?
Даймё помолчал, давая ей время осознать сказанное.
— Обещаешь ли ты, поклянешься ли богами, что больше не заговоришь со своим крестьянином и не увидишь его?
Сэй замешкалась лишь на мгновение, а потом кивнула: да.
И даймё объявил:
— Я доволен.
По дороге из замка Сэй увидела Хейсаку, спрятавшегося за деревом. Как же сильно он ее любил, если стал так глупо рисковать!
Хейсаку грустно-грустно опустил глаза, потому что теперь до конца ощутил горечь положения. Сэй взглянула на него и молча шевельнула губами: «aishiteru». «Я люблю тебя». Дыхание ее, дыхание стеклодува, принесло эти слова прямо в уши деревенского парня, и все случилось так, как Сэй и обещала: «Слушай внимательно ветер, и сможешь услышать, как я шепчу о любви к тебе».
Вооруженная охрана сопроводила Якичи и Сэй в горный храм. Отец произнес «прощай», но Сэй, конечно, не могла ответить. Она лишь молча плакала, а Якичи пообещал прислать ей подарок, как только сможет. И уехал домой.
Вскоре появился и подарок: полный набор инструментов для работы по стеклу. Другие ama-san с радостью разрешили Сэй принять эту роскошь — они искренне поклонялись красоте и видели в ней дополнительный способ служить Будде. И потом, продажа стеклянных изделий даст им дополнительный доход и поможет обеспечивать скромные нужды. Даже монахини знают, что жить в бедности хоть и добродетельно, но ужасно неудобно.
Сэй разрешили превратить пустующую в храме комнату в мастерскую, и каждый день она работала и создавала самые разные предметы, от посуды до произведений искусства. Дни складывались в недели, недели — в месяцы. Творения ее все хорошели, по мере того как девушка оттачивала свое умение. И все это время она неторопливо создавала статую, похожую на Хейсаку.
Всякий раз, ощутив желание заговорить, Сэй работала над этой фигурой, таким образом выражая свою любовь. Понятно, что желание это она ощущала каждый день. Она трудилась кропотливо, раз за разом добавляла миниатюрные детали. Все началось с подушечек пальцев на правой ноге. Затем последовала пятка. Потом пальцы. Выдувая каждый новый элемент — подъем ступни, лодыжку, колено, — она шептала «Aishiteru».
Это слово застыло в пузырьках стекла. «Aishiteru». «Я люблю тебя».
За много миль от нее в ушах Хейсаку звучали эти слова. Проникали по позвоночнику прямо в сердце. И тогда он оставлял свой плуг и обращал взор к далеким горам. Так проходили годы… Всякий раз, когда Сэй хотелось высказать свою любовь, она выдувала новую деталь для статуи, наполняя своим дыханием подвздошную кость Хейсаку, его палец, плечо, ухо…
«Aishiteru, aishiteru, aishiteru».
Фигура юноши из деревни была закончена, а любовь осталась. И тогда мастерица принялась создавать все, что его окружало. Начала она с целого поля стеклянных лилий под его ногами. Позже, когда лилии были готовы, ей пришлось напрячь воображение и память. И она подумала: «Быть может, сделать дерево для моего любимого, под сень которого он встанет? На одни только листья уйдет так много усилий, что я смогу вытерпеть свою жизнь».
Так она и жила до поры до времени. Однажды утром, похожим на все прочие, Сэй купалась в горном ручье. Вода приятно холодила кожу. Промывая волосы, Сей вдруг почувствовала острую, резкую боль в шее, а руки и ноги тут же начали неметь.
Сэй много раз кусали насекомые, но оса именно этого вида ужалила ее впервые и, к несчастью, случилась сильная аллергическая реакция.
