Александр Проханов - Виртуоз
— Государь, объяснял я ученым, повторил земной путь Спасителя нашего Иисуса Христа, — богослов продолжал повествовать владыке о своей встрече с интеллигенцией, но речь его была обращена к Алексею, воздействовала на его затуманенное сознание.— Как и Христос, Государь бы предан самыми близкими людьми. Как и Христос, которого народ сначала встретил ликованием в Иерусалиме, а затем отдал Пилату на распятие, царь был оставлен своим народом. Сердце народное отвернулось от царя. Народ возжелал иной страны, иной реальности, иной правды, иного правления. Возжелали простолюдины, чиновники, люди искусства, аристократы, офицеры и генералы, даже некоторые члены царского дома, даже духовенство, — ведь известно, что духовник Государя не поехал за ним в Тобольскую ссылку, а доктор Боткин поехал. И тогда Государь сказал: «Кругом измена и трусость, и обман». Сердце человеческое свободно, Бог не властен над человеческой свободой. Сердце народа пожелало смерти царя. И он это понял, и отдал себя в руки помраченного народа, принес себя в жертву, понимая, что Россия должна пройти сквозь выбранные ею испытания, и лишь потом возродиться.
— Народ заплатил жестоко за свое отречение, — настоятель Троицкого храма отец Елеазарий, подтверждая сказанное отцом Никандром, исподволь посмотрел на Алексея. — Генерала Корнилова, который арестовывал царскую семью, разорвал большевистский снаряд. Генерал Алексеев, возглавивший антимонархический заговор, был зарублен большевистскими шашками. Крестьяне превратились в большевистских рабов. Интеллигенцию сгноили в Гулаге. Особую, искупительную жертву принесла православная церковь, взойдя на крест за царем. Я просматривал документы, связанные с прославлением новомучеников. Такие гонения претерпевали только ранние христиане. Например, Киевский Митрополит Владимир из своих покоев в Киево-Печерской Лавре был выведен на крепостные валы и там расстрелян. Архиепископ Пермский Андроник погребен заживо, но перед смертью ему выкололи глаза, вырезали щеки и окровавленного водили по улицам. Епископ Тобольский Гермоген был утоплен в реке. Архиепископ Черниговский Василий зарублен саблями. В Юрьеве большевики ворвались в покои епископа Платона, стащили босого и раздетого в подвал, отрезали нос, уши, кололи штыками и зарубили. В Воронеже большевики схватили Архиепископа Тихона, повесили на Царских вратах церкви. Епископ Белгородский Никодим был заживо засыпан негашеной известью. В Херсонской губернии три священника были распяты на крестах. Священника Золотовского восьмидесяти лет нарядили в женское платье, вывели на площадь и приказали плясать, а когда тот отказался, его убили. Протоиерея Казанского собора отца Орнатского расстреливали вместе с его двумя сыновьями. Его спросили: «Кого сначала убить — вас или сыновей?» Батюшка ответил: «Сыновей». Пока расстреливали юношей, отец Орнатский, встав на колени, читал «отходную». Его застрелили из револьвера. В Чердыни мучители схватили священника Котурова, сорвали с него одежды и до тех пор поливали на морозе водой, пока он не превратился в ледяную статую. Все это делалось, как вы заметили, с дьявольской театральностью, носило характер ритуальных убийств. Так наши священники за прежние свои упущения и проступки снискали святость.
Алексей слушал ужасающий рассказ об избиении мучеников, сострадал, содрогался от боли. Но в этой боли присутствовал необъяснимый восторг, ликующий порыв, словно душа его, исполненная любви, неслась ввысь, вслед за душами праведником, и ей открывался бесконечный свет.
Он увидел, как в дверях появились телеоператор с камерой, ассистент и сопровождавшая их женщина, та, что присутствовали на вчерашней встрече с монархистами. Она что-то неслышно поянсняла оператору, поводила рукой по стенам, где висели иконы и картины с религиозными сюжетами. Ее появление взволновало Алексея. Все это время он ни разу о ней не подумал. Но теперь с испугом и изумлением вспомнил их вчерашнюю встречу, звон соприкоснувшихся бокалов, трепетание пространства, но которому пробежала таинственная волна, поразила его бесплотным ударом. Сегодня на женщине было синее платье с серебристым отливом, какой бывает у тропических бабочек. При каждом ее движении по платью пробегал льющийся блеск, словно синий шелк пропускал свечение тела. Ее лицо, как и вчера, казалось бледным, печально-болезненным и очень красивым, словно кто-то мучил и обижал ее за ее красоту. Приподнятые золотистые брови, высокий открытый лоб, расчесанные на прямой пробор светлые волосы делали ее обворожительной, трогательной и беззащитной, и эта беззащитность и тайная горечь ее чудесного лица, как и вчера, взволновали Алексея.
Отец Елеазарий, не замечая оператора, нацелившего на него телекамеру, продолжал:
— Но, конечно, главным свидетельством святости Государя являются многочисленные чудеса, явленные им уже после смерти. Церковь тщательно собирает все свидетельства подобных чудес. Множество случаев, когда иконы с ликом Государя начинали мироточить, буквально источая потоки мирра. Бессчетны исцеления, когда больные, прикладываясь к иконе Царя, получали выздоровления, обретали зрение, спасались от неизлечимых болезней, а бесплодные женщины обретали чадо. Бесноватые не могли подойти к иконе, их отбрасывало, как от удара электрического тока, и бес в них начинал страшно рычать и выть.
— Очень важно понять, — вступил в разговор богослов, и его одутловатое, нездоровое лицо слегка порозовело, исполнилось воодушевления. Стало видно, что в молодости он был очень красив. — Искупительная жертва, которую принес Государь, была не только за давние и недавние грехи народа. Но и за будущие чудовищные злодеяния, падение в бездну, неисчислимые грехи. За них русский народ уже вычеркивался из числа народов, испепелялся, а Россия стиралась с лица земли. Есть свидетельства заступничества Царя за родной народ в самые страшные периоды нашей новейшей истории.
— Какие свидетельства? — спросил Алексей, глядя на женщину, которая поднимала руку, указывая оператору очередной ракурс, теперь на ее хрупком, бледном запястье переливалась золотая цепочка.
— Есть свидетельства начальника кремлевской охраны, который видел, как Государь явился Сталину. Это было в самые первые месяцы войны, немцы рвались к Москве, в городе паника, все чиновники жгут бумаги, бегут из столицы. Говорили, что литерный состав уже стоял на путях, ждал, когда в него сядет Сталин. Начальник охраны ночью обходил Кремль, проверял посты, огневые точки зениток, и вдруг заметил, что двери в Успенский собор, обычно запертые, открыты. Заглянул, и видит: в темном храме горят лампады, и в их свете — Сталин, а перед ним — царь в форме полковника. Царь что-то говорит вождю, а тот, потупив голову, слушает. Потом в руке Государя появились две горящих свечи, одну передал Сталину, оба они повернулись к иконостасу и молились. Начальник охраны испугался и ушел. Наутро снова явился в собор и увидел на полу перед иконостасом капельки застывшего воска. Через месяц Сталин на Красной площади обратился к народу со словами: «Братья и сестры». Вспомнил великих предков — Дмитрия Донского и Александра Невского, Суворова и Кутузова. Вернул в армию царскую форму, стал открывать приходы, и начался перелом в войне.
Алексей слушал чудесное повествование с наивной верой, не подвергая сомнению свидетельство, сбереженное в катакомбной глубине церкви, как сберегается в толще выцветшей древней книги драгоценная яркая буквица. Смотрел на женщину, странным образом связывая ее появление с этим сокровенным рассказом. Ее женственность, усталая красота, переливы синего платья были созвучны тихой музыке, звучавшей в его душе, и это неизъяснимое звучание было вызвано рассказами бородатых мудрецов, алыми розами, сладкими благовониями.
— Еще одно свидетельство участника боев под Москвой. Сей солдат преклонных лет воевал еще в Германскую войну, а теперь под Волоколамском пригорюнился в замерзшем окопе среди зимних опушек. Ждал, когда начнется наступление немцев, последних русских солдат перебьют, и немец займет Москву. Потому что нашего войска совсем не осталось, и путь на столицу был открыт. Уже гудят за лесом моторы немецких танков, уже бьет по окопам немецкая артиллерия, и близок конец. Тогда сей человек встал в окопе на колени и стал молиться. «Господи, пошли избавление!» Вдруг видит, как перед окопом встал на снегу дивный видом офицер, в блестящем мундире царского кавалергарда с эполетами, георгиевскими крестами, при сабле. Боже, да этой царь Николай, смотрит на него и говорит: «Ничего не бойся. Москву не сдадим. Бог послал меня, чтобы вас вдохновить и спасти». Вынул саблю из ножен и пошел по снегу вперед. Сей человек схватил винтовку и с криком «ура» кинулся за царем. И все, кто оставался в окопе, побежали в атаку. Поднялась метель. Наших солдат не видно, а немцы все на ладони. И наши их бьют, стреляют. Так и шли в атаку, цепочка пехотинцев, царь впереди. А их уже сибирские полки догоняют, в валенках, полушубках, с автоматами, и погнали немцев. Учинили разгром под Москвой.
