Брижит Обер - Карибский реквием
– Вы действительно верите в дьявола? – спросил его Даг, чувствуя, как голову, словно обручем, начинает стягивать мигрень.
– Да. Я верю в существование зла. Верю, что наша душа – это ткань, где, как нити, переплетаются добро и зло, но у некоторых преобладает один из этих элементов, поэтому костюм оказывается плохо скроен, – серьезно ответил отец Леже; глаза его были полны грусти.
– А что вы еще можете предложить, кроме теологических разглагольствований?
– Я пытаюсь вам помочь, вот и все.
– Как? Мне что, сунуть вам в руки автомат Калашникова и отправить прочесывать остров на вертолете? Секретная миссия отца Оноре Рэмбо?
– Ну-ну, – возразил отец Леже. – Я мог бы поговорить с Вуртом, попытаться убедить его.
– Bullshit[109], не в обиду вам будь сказано. Дайте мне телефон, – бросил Даг, лихорадочно пытаясь отыскать в потрепанной телефонной книге номер аэропорта, не замечая, как недовольно смотрит на него аббат.
Как он об этом раньше не подумал? Если бы Лестер его увидел, он усомнился бы в его профессиональной пригодности. Похоже, из-за Луизы он и в самом деле тронулся рассудком.
Представившись инспектором Го, он без особого труда получил интересующую его информацию.
Накануне ни один самолет после 18. 30 в воздух не поднялся.
– Я в порт! – крикнул он, повесив трубку. – Ждите меня здесь и, главное, ничего не предпринимайте!
Луиза открыла глаза. У нее болело бедро в том месте, которое тот человек прижег сигаретой, когда звонил Дагу. Поскольку она все время делала попытки порвать ремни, кулаки ее были в крови, а матрас пропитан мочой. Она кусала губы, чтобы не заплакать. Этот ужасный человек с усами сказал, что еще вернется, голос его звучал угрожающе, и он ласкал ее грудь своими жесткими пальцами. Они не давали ей ни пить, ни есть; ее терзала жажда, а незажившая лопатка причиняла жестокие мучения. Луизу била нервная дрожь. Она непременно умрет. И агония ее будет мучительной.
Около часа Даг болтался по порту, расспрашивая рыбаков, предъявляя свои документы. Нет, накануне вечером никто не брал напрокат лодку. Что же касается яхтсменов-любителей, можно бы, конечно, обратиться в администрацию, но здесь столько диких стоянок, учета никакого… Скорее для очистки совести Даг отправился все-таки в администрацию клуба, где дежурный сообщил ему, что накануне с якоря снялись всего лишь два судна: один шведский парусник с семьей на борту и моторная крейсерская яхта под голландским флагом. Фамилия шкипера Джон Де Вогт, проживает на Сен-Мартене. Она вышла в море в 23. 45. Без экипажа. Вурт тоже был голландцем по происхождению…
– Расскажите мне поподробнее об этой яхте…
Она причалила к берегу около 23.20, запаслась по максимуму продуктами в маленькой прибрежной лавочке, открытой круглосуточно, и сразу же после этого снялась с якоря, объяснил дежурный. В этих спокойных водах, которые редко треплет буря, в таком ночном плавании не было ничего необычного.
Даг поблагодарил его и вновь оказался на молу под палящим солнцем. Луиза ушла из больницы с Вуртом около полуночи. Значит, на этой моторной яхте они отплыть не могли. То есть Вурт, Вурт, вне всякого сомнения, прибыл на этой лодке. Время совпадало. Он отправился за Луизой в больницу, и… что дальше? А главное – куда?
Вернувшись в дом священника, Даг позвонил Дюбуа, чтобы предупредить: девяносто девять шансов из ста, что Вурт и Луиза все еще на острове. Если взять под контроль аэродром и порты, их можно будет задержать. Дюбуа ответил на это, что свою работу он в состоянии выполнить и без его советов, и в свою очередь поделился информацией, что накануне не была взята напрокат ни одна машина.
В отчаянии Даг повесил трубку. Выходит, у этого ублюдка на острове есть сообщник. Кто-то дал ему машину.
Он позвонил в больницу и попросил к телефону санитарку, которая дежурила накануне вечером. Она вспомнила его и разговаривала с ним довольно любезно, тем более что рыдающая мать Луизы устроила бурный скандал. Кто-нибудь видел, как уехали Луиза и ее спутник? На машине? Она не знает, но сейчас спросит дежурную внизу.
Через пять минут в трубке раздался другой женский голос, постарше.
– Это я тогда дежурила в регистратуре. Я пыталась убедить женщину остаться до утра, но она была в таком состоянии, вся взвинчена, а доктору Хендрику было не дозвониться, телефон не отвечал. Она говорила, что ей нужно уехать немедленно…
– Вы видели, как они уезжали?
– … Я прямо не знала, что и делать, такого у нас никогда раньше не было, понимаете? Вот так, срочно, под расписку…
– Они уехали на машине?
– Мужчина тащил ее за собой, тянул за руку. У меня с самого начала было плохое предчувствие, а потом они сели в этот «рэндровер», черный, как карета барона Субботы, и он сорвался с места, как вихрь…
– Вы не заметили номер машины?
– Что?
– Номерной знак. И какого он был цвета?
– Белый, как все номерные знаки здесь. Но я не успела заметить номер и…
– Благодарю вас, вы мне очень помогли.
Хотя женщина продолжала еще что-то говорить, Даг повесил трубку и повернулся к отцу Леже.
– Черный «рэндровер». Зарегистрирован на СентМари. У него здесь есть сообщник. Значит, наверняка имеется и укрытие. У вас есть карта? – спросил он, не в силах скрыть нервную дрожь.
– Где-то должна быть…
Отец Леже порылся в сундуке и из беспорядочного нагромождения бумаг торжествующе извлек пожелтевшую, порванную на сгибах карту.
Даг долго изучал ее, водя пальцем по извилистым дорогам. Большинство якорных стоянок находилось на западе, укрытых от ветра, но имелось несколько небольших бухточек на восточном склоне, до которых можно добраться по дорогам департаментского значения, где не часто встретишь машину. Впрочем, сам остров был не слишком людным, за исключением двух основных агломераций. После трех часов энергичных поисков он фактически не продвинулся ни на шаг: Вурт мог спрятать Луизу где угодно, в любом отдельно стоящем домике.
– Hello,slutty,how'stricks?[110]
Луиза в ужасе подскочила на матрасе. Деревянный потолок сместился, затопив камеру обжигающим светом, и человек с лицом, напоминающим лисью мордочку, спустился по лестнице с изъеденными ржавчиной ступеньками. За ним шел другой, представительный, в белом халате, с маской на лице и в шапочке хирурга, с натянутыми на руки резиновыми перчатками.
Они тщательно закрыли за собой люк, и человек в белом халате зажег лампу. При нем был черный чемоданчик, как у врачей, черный и блестящий. Он открыл его с сухим металлическим щелчком и вынул оттуда какой-то предмет, который Луизе разглядеть не удалось. Тот, другой, с лисьей мордочкой, хохотнул. Он приблизился к Луизе и, плотоядно облизываясь, стал шарить влажными ладонями по ее груди.
– Thatwillbesogood,youknowthat,sogoodforyou[111], грязная шлюха, – пробормотал он, переходя с английского на французский.
Он наклонился, мазнув ширинкой по ее пересохшему от жажды рту, и она почувствовала, как к горлу подкатывает комок тошноты.
Человек в белом положил руку в резиновой перчатке на плечо усатому и резким движением оттолкнул его к стене. На какое-то мгновение она ощутила безумную надежду, что он пришел ей на помощь и они сейчас станут драться. Но этот плюгавый, омерзительный усач продолжал хихикать, в то время как человек в белом поворачивался к Луизе медленно, как фокусник, который готовится исполнить свой лучший фокус. Он коротко и резко согнулся в шутовском поклоне и показал ей предмет, который держал в руках. Это был хирургический инструмент – небольшая пила, тонкая и блестящая. Луиза почувствовала, как внутри у нее все сжалось.
– Нет! Нет!
Человек в белом покачал головой, словно перед ним находился упрямый ребенок, уселся на матрас рядом с ней и схватил ее правую руку, отчего она инстинктивно сжала ее в кулак. Она отчаянно металась в своих путах, а он держал ее запястье на коленях и спокойно прилаживал пилу у основания мизинца. Усатый приблизился, встал сзади и зажал ее голову у себя между бедер, почти придушив ее своими яйцами. Но Луизе было сейчас не до этого. Потому что человек в белом начал пилить, и она не могла думать ни о чем, только кричала, и ее отчаянный крик бился о влажные камни старого заброшенного колодца.
В дверь постучали. Отец Леже пошел открывать, сопровождаемый безучастным взглядом Дага. На пороге никого. Только вздрогнули ветки манцинеллы. Он собирался уже закрыть дверь, как вдруг взгляд его упал на небольшой продолговатый пакет, лежащий прямо на земле. Тяжело вздохнув, он наклонился. Пакет оказался легким и влажным. Белая этикетка с заглавными буквами «ЛЕРУА» была приклеена на подарочную коробочку из красной блестящей бумаги. Отец Леже вернулся в комнату, неся пакет на вытянутой руке. Не говоря ни слова, он протянул его Дагу.
