Джон Катценбах - Особый склад ума
Он отложил газету с чувством недоумения.
— Я же вам говорил, — снова повторил библиотекарь и взглянул на листки, которые продолжал выплевывать принтер. — Вы к нам пришли за материалом для работы?
Джеффри кивнул.
— Эта статья… — произнес он, — каким тиражом она разошлась?
— Ее перепечатали все наши газеты. Ну и в Интернете с ней тоже многие познакомились. Им теперь пользуются во многих семьях, так что читать новости в газетах, напечатанных на бумаге, в наши дни вовсе не обязательно.
Клейтон кивнул и продолжил смотреть на свой фотопортрет в газете. Прощай, секретность, подумал он. Выходит, у властей с самого начала не было намерения держать втайне его присутствие на Западной территории. Единственное, о чем они не собираются трезвонить на каждом углу, так это о настоящей причине его приглашения в Пятьдесят первый штат.
Внутри его что-то оборвалось. Но теперь Джеффри хотя бы знал, почему он здесь. Не то чтобы слово «наживка» сразу всплыло у него в голове, но все-таки он испытал неприятное чувство, которое, наверное, испытывает болтающийся на крючке червяк, погружаемый в холодную воду, где его подстерегают прожорливые хищники.
Когда Клейтон вышел из офиса газеты «Нью-Вашингтон пост», дверь позади него закрылась с характерным чмоканьем, похожим на звук всасываемого воздуха. На какой-то миг он оказался ослеплен лучами полуденного солнца, отразившимися от застекленного фасада офисного здания. Он отвернулся от источника этого яркого света и бессознательно поднял руку, заслоняя глаза, словно боялся, как бы тот не повредил им, а затем сделал несколько быстрых шагов по тротуару, набирая скорость. Утром он доехал до редакции от здания общественных учреждений штата на автобусе. Расстояние он тогда проехал не слишком большое, около двух миль. Теперь же он решил прогуляться. Шагая все быстрее и быстрее, он чувствовал, как мысли захлестывают его. В конце концов он перешел на бег трусцой.
Уворачиваясь от прохожих, которых во время обеденного перерыва стало особенно много, он игнорировал осуждающие взгляды и бросаемые изредка ему вслед крепкие словечки случайно оказавшихся на его пути офисных клерков. Пиджак развевался позади него, галстук трепетал на ветру. Запрокинув голову, он вдохнул побольше воздуху и рванул что есть мочи, как бегун на старте, чтобы сразу как можно дальше оторваться от соперников по забегу. При этом он старался не думать о новых ботинках, хотя и понимал, что потом на пятках у него неизбежно появятся кровавые волдыри. Он энергично работал руками, помогая себе, прибавляя в скорости. Перебежав улицу на красный свет, он услышал за спиной скрип тормозов и яростный звук клаксона.
Теперь он уже не обращал внимания на то, мимо чего пробегает. Не сбавляя темпа, он повернул в сторону от городского центра и направился вдоль по широкому бульвару к зданию общественных учреждений штата. Он чувствовал, как от пота намокла спина. Он бежал, прислушиваясь только к своему дыханию, жадно вдыхая чистый воздух запада. Теперь он чувствовал себя в одиночестве, хотя со всех сторон его и окружали здания, в которых находились штаб-квартиры различных корпораций. Когда перед ним наконец замаячило здание общественных учреждений, он резко замедлил бег и, жадно ловя ртом воздух, побежал по тротуару трусцой.
В голове вертелось одно: «Уехать. Уехать немедленно. Улететь первым же самолетом. Черт с ними, с деньгами!»
Затем он улыбнулся и покачал головой. «Нет, — сказал он про себя, — ты этого не сделаешь. Для этого ты слишком упрям и слишком любопытен». Остановившись, он уперся руками в бока и несколько раз повернул корпус вправо и влево, разминая мышцы и поясницу, восстанавливая дыхание.
Потом он прошел несколько ярдов неспешным шагом, чтобы остыть. Подойдя к входу в здание, он запрокинул голову и посмотрел на высящуюся перед ним громаду. «Тайны, — сказал он сам себе. — В этом деле куда больше тайн, чем можно предположить».
На какой-то миг он уподобил себя стоящему перед ним зданию. Солидный, не слишком привлекательный внешний вид, маскирующий ложь и полуправду. Продолжая смотреть на фасад, он сказал себе то, о чем можно было бы догадаться с самого начала: «Доверять нельзя никому».
Как ни странно, созерцание современных архитектурных форм приободрило его. Он подождал, пока пульс не станет нормальным, и вошел в вестибюль. Охранник оторвался от камер видеонаблюдения и посмотрел на него:
— Привет. Мартин вас ищет, профессор.
— А что меня искать, вот он я, — ответил Джеффри.
— Он сегодня какой-то озабоченный, — продолжил охранник. — Правда, он всегда так выглядит, вы не находите?
Джеффри покивал, выражая согласие, и прошел мимо. Затем, проведя рукавом пиджака по лбу, стер с него пот.
Войдя в кабинет, он ожидал застать там Мартина, шагающего из угла в угол, однако в кабинете никого не оказалось. Оглядевшись, он увидел на экране компьютера уведомление о вновь поступившем сообщении. Открыв соответствующий файл, он прочел:
Клейтон, какого черта, куда вы запропастились? Я должен знать, где вы находитесь, все двадцать четыре часа в сутки. Каждую минуту, профессор. И никаких исключений. Даже если вам понадобится отлучиться в сортир. Я отправляюсь вас искать. Если вернетесь раньше меня, ознакомьтесь пока с предварительными результатами вскрытия — файл «Новая жертва 4». Прочтите. Я скоро вернусь.
Клейтон уже собирался открыть этот файл, когда заметил, что ему пришло новое сообщение. «Ну-ка посмотрим, чем еще недоволен агент Мартин».
Но едва он стал читать, как у него словно рукой сняло раздражение, вызванное нахрапистостью напарника. Сообщение было без подписи и без приветствия в начале письма, просто несколько строк, зеленые буквы которых мерцали в центре черного экрана. Он прочитал их дважды, а затем отодвинулся от компьютера на несколько дюймов, словно тот источал опасность и мог, чего доброго, укусить.
Там было написано:
«КОГДА ТЫ БЫЛ МАЛЕНЬКИМ, ТЫ БОЛЬШЕ ВСЕГО ЛЮБИЛ ИГРАТЬ В ПРЯТКИ. КОГДА ТЫ НЕМНОГО ПОДРОС, ТЫ ПО-ПРЕЖНЕМУ ИГРАЛ В ПРЯТКИ. А СЕЙЧАС, ДЖЕФФРИ, ТЫ ЕЩЕ МОЖЕШЬ СЫГРАТЬ В ЭТУ ИГРУ?»
Внезапно все сошлось. Джеффри почувствовал, что теперь он может справиться с эмоциями, которые годами одолевали его, пробивая стену одиночества и уединения, которыми он отгородил себя от всего мира. Он ощутил, как кровь быстрее потекла по его жилам. Отчасти это чувство было сродни страху, отчасти тяге к неизведанному, отчасти панике, а отчасти радостному возбуждению. Все это бродило внутри его, грозило выплеснуться наружу, и он силился удержать эту сумятицу под контролем. Единственное, о чем он позволял себе размышлять хладнокровно и с полной ясностью, так это о том, что теперь он готов дать четкий ответ, предназначенный только для одного человека, а отнюдь не для его нанимателей, — хотя внезапно профессор понял, что человек, которого ему предстояло поймать, и без того прекрасно знал ответ Джеффри.
«Да, — сказал он про себя. — Мне и теперь не слабо сыграть в эту игру».
Глава 12
Новая головоломка
Давным-давно, когда им обеим казалось, будто никому в мире нет до них никакого дела, у них развилось своеобразное чувство, помогающее ощущать себя в безопасности. Оно возникало, стоило лишь вспомнить, что они могут положиться друг на друга во всем — и это даст им поддержку, дружеское общение и защиту. Теперь, когда они уже не были столь уверены в собственной изоляции от окружающего мира, круговая порука их родственной связи оказалась разорванной: мать и дочь внезапно ощутили нервозность, переходящую почти в недоверие друг к другу, а кроме того, они откровенно боялись всего происходящего за стенами их маленького дома.
В мире, который так часто казался им царством насилия, они научились воздвигать вокруг себя прочные заградительные барьеры, как эмоциональные, так и физические. Теперь и Диана, и Сьюзен чувствовали, как эти барьеры размываются незримым присутствием человека, присылающего записки. Так точит вода прочную, казалось бы монолитную, дамбу — по кусочку, по трещинке. Волны постоянно плещут в нее. Они медленно разрушают бетон, и тот шелушится, отслаивается, а потом начинает осыпаться и в конце концов исчезает в серо-зеленой морской пучине. Ни мать, ни дочь не могли до конца осознать природу одолевающего их обеих страха. То, что какой-то человек следит за ними, не вызывало сомнений, но непонятная причина его к ним интереса смущала их и сбивала с толку.
Диана не решалась поделиться с дочерью худшим из своих страхов. Ей для этого требовались более веские доказательства, во всяком случае, она так говорила сама себе, что было, однако, лишь полуправдой. Скорее, она просто отказывалась прислушаться к тому настойчивому зову, с которым влекла ее к себе запрятанная в стенной шкаф шкатулка и который побуждал цепляться за те, не слишком убедительные, доказательства смерти ее бывшего мужа, которые у нее имелись. Она говорила себе, что содержимое шкатулки представляет собой реальные факты, но этот аргумент рождал в ней противоречивые чувства. Так всегда бывает, когда человек, который одновременно и хочет во что-то поверить, и страшится этого.
