Марен Ледэн - Вирусный маркетинг
Он должен направить куда-то свою энергию. Заглушить страдания, причиненные внезапным исчезновением Иезавели.
Занимаясь клонированием и опытами над стволовыми клетками, человек не нарушает никаких законов. Напротив, перед ним открываются потрясающие перспективы. Уравнять людей, изменяя живую материю в самой ее основе. Предаться безудержным фантазиям, вообразить себе монстров, гибриды, химер и прочих так называемых противоестественных существ. Человек станет наконец равен самому себе, каким он и должен был быть всегда. Человек не найдет Святой Грааль: он всего-навсего одна из ветвей древа познания, которое всегда превосходило его, он имеет весьма смутное представление о бытии и о своем месте в нем.
Он должен поесть. Прямо сейчас. И не думать больше. Заставить человека-в-сером и Сахара замолчать.
— Ну что, все готово?
Тексье подгоняет стоящих рядом обращенных и стукает того, что ближе всех, кулаком по затылку, отчего он чуть не растягивается на полу вместе с подносом.
— Черт, вы слышали, чего хочет Хозяин, или у вас дерьмо в ушах?
Теперь в крипте больше сорока обращенных, готовых исполнять приказы. Снаружи продолжаются поиски. Радиостанции, позволяющие поддерживать связь с бригадами, которые брошены в погоню за Сёксом и двумя девушками, размещены в комнате Хозяина, чтобы он мог быть в курсе их передвижений, если пожелает. Для ответа на каждый вопрос имеется специальный человек. У каждой бригады из Ком-Бабелии есть свой представитель. Нечто вроде королевского информационного двора.
Сахар усаживается в кресло. Поудобнее. С прямой спиной. Важно, чтобы спина оставалась прямой на протяжении всего приема пищи. Предплечья перпендикулярны спине и параллельны столу. Руки он аккуратно кладет плашмя. Рядом серебряная ложка.
Одна из обращенных ставит между его рук большую белую тарелку, на которой высится горка, состоящая ровно из восемнадцати листиков латука. Другая ставит напротив, справа от стакана, серебряное блюдце, на две трети наполненное соусом из одной четверти подсолнечного масла, половины белого уксуса, свежевыжатого лимонного сока и изрядного количества соли. Третья обращенная размещает справа от серебряного блюдца наполовину заполненную солонку. Сахар высыпает половину соли в блюдце и поливает салатные листья его содержимым. Затем руками перемешивает латук с соусом, тщательно размазывая его по каждому листику. И снова кладет руки, с которых стекает масло, по обе стороны тарелки. На скатерти расплываются желтоватые пятна. Сахар, похоже, не обращает внимания.
Первая обращенная подходит справа и ставит перед ним корзинку с ржаным хлебом, нарезанным ровными кубиками. Вторая подходит слева и на две трети наполняет стакан водой. Сахар берет его левой рукой и залпом выпивает всю воду. Обращенная тут же наливает еще. Потом Сахар запускает правую руку в корзинку с хлебом и старательно переносит все кубики в тарелку, чтобы часть соуса впиталась в хлебный мякиш.
Покончив с этим, он поднимает руки. Обе обращенные кидаются вытирать их белыми салфетками.
— Вы не любите смотреть, как я ем, не так ли, дорогой Тексье.
— Да нет же, я…
— Я вызываю у вас отвращение.
— Нет.
— Я не спрашиваю, а утверждаю.
Тексье не отвечает.
— Вы и представить себе не можете, насколько такой способ приема пищи успокаивает мою душу и расслабляет тело.
Сахар погружает правую руку в тарелку, берет листик латука, складывает его вчетверо и, посыпав хлебными кубиками, сочащимися соусом, отправляет в рот. Он жует шумно, с открытым ртом. Не торопясь. От уголка его губ к подбородку стекает масло. Но это, очевидно, не раздражает его. Прожевав первый лист, он опять поднимает руки, и их моментально вытирают. Сахар берет второй листик латука, повторяя те же движения. И так семнадцать раз. Ровно пятьдесят четыре минуты на все. Его медлительность угнетает. Она становится невыносимой из-за того, что все жесты абсолютно идентичны.
Опираясь на руки, Сахар меняет положение и сдвигается на край кресла. Двое обращенных быстро вытирают масляные следы, оставленные на дереве его пальцами, пока четверо других убирают со стола все, кроме стакана. Сахар берет его в правую руку и пьет воду мелкими глотками — ровно тринадцать глотков. Всегда это число. Число человеческое. Еще одно. Точное количество, необходимое, чтобы утолить жажду, не испытывая при этом ощущения, что желудок распирает от воды. Ни глотком больше. Точность исключительно важна для него. И все же однажды это случилось. Четырнадцать глотков вместо тринадцати. Неверный расчет. Служащая, отвечавшая за воду, агонизировала три дня: она висела вверх ногами на столбе, который специально ради нее установили в крипте, напротив обеденного стола, и ее мозг утопал в крови.
Сахар улыбается, вспоминая этот забавный случай. Он больше не голоден. И не хочет пить. К нему вернулась ясность ума. Он забыл Иезавель. Ее больше не существует. С настоящего момента она становится подопытной на тех же условиях, что и остальные. Он принял это решение, пережевывая и глотая пищу. Занятно, что какие-то листья латука способны утихомирить самую яростную бурю, бушующую в душе.
Но пока он еще далеко не спокоен.
Человек-в-сером спешит разделаться с этим. Тогда все станет гораздо проще.
Сахар тоже желает этого больше всего на свете.
ТИН,
2 января 2008
Натан вскакивает, чтобы помешать Лоре изуродовать себя. Из ее правой ладони уже струится теплая бурая жидкость. Лора улыбается.
— Пожалуйста, дай мне сделать это и ничего не говори.
Он застывает при виде ее сурового и в то же время спокойного лица. У девушки участилось дыхание, но она продолжает, словно боль для нее — нечто второстепенное.
От изумления Камилла вытаращила глаза. Она переводит взгляд с лица Натана на руку Лоры, пытаясь установить между ними логическую связь. Прислонившись к ледяному камню разрушенного моста, она дрожит от холода. Ноги подвернула под себя.
Вид бурых капель, падающих на белую гальку между ног Лоры, согревает ее. В них что-то живет, трепещет. Та длинная змея, что душит Камиллу с начала заключения, исчезает. Рассыпается под звездным небом с отчаянным звоном разбитого стекла. Камилла вдыхает безмятежный воздух. От контраста между холодом и кровью по всему ее телу пробегает дрожь. Она поднимается, чтобы помочь Лоре.
— Все! Вот она, эта дрянь!
Лора просит Натана протянуть руку и кладет на нее крошечный чип. Озадаченный, он берет микрочип двумя пальцами и подносит к глазам.
— Что это?
— Тише, пожалуйста.
Она улыбается.
— Это подкожный микрочип. Он позволяет инженерам СЕРИМЕКСа обнаружить нас через спутник где бы то ни было, с точностью до двух метров.
— Ого! И как это ты…
Натан запинается, когда Лора протягивает ему нож, который предварительно вытерла о снег.
— У нас нет дезинфицирующих средств, но это не проблема. Меня защищают противостолбнячные вещества. Они входят в состав моей крови. Так что ты не должен беспокоиться. А теперь я хочу, чтобы ты помог мне. Остался еще один чип. Достать будет довольно сложно. На самом деле есть тысячи других, вживленных в мышечную ткань, лейкоциты и эритроциты, мозг, печень и еще неизвестно куда. Но они недостижимы, и их труднее засечь с помощью геолокации.
— Что все это значит? Нужно бежать!
— Перестань задавать вопросы, прошу тебя. У нас нет времени. Вообще, поверь мне, теперь у нас никогда больше не будет времени. Двенадцать часов, максимум двадцать четыре. А может, несколько минут, если мы не поторопимся. Не нужно питать иллюзий. Я не хочу обманывать вас — они нас поймают, это точно.
Когда Лора подносит руку ко лбу, чтобы показать Натану, где находится второй микрочип, из ладони уже не течет кровь.
— Хочешь, чтобы я воткнул нож тебе в лоб? Погоди-ка, ведь это безумие. Я не сумею, и потом…
Камилла резко обрывает его.
— Я это сделаю.
— Ты сможешь?
— Я это сделаю. Только скажи, как.
— Возьми нож за лезвие. Не за ручку. Вот так, да, правильно. Теперь встань поближе.
Натан делает шаг назад, уступая место сестре.
«Это сделает Камилла».
Камилла воткнет нож Лоре в лоб.
Лора раздвигает ноги, и Камилла встает перед ней на колени. Горячее дыхание касается ее шеи. Возле Лоры, с ножом в руке, она ощущает себя живой.
— Так, хорошо. Теперь положи левую руку на мой правый висок. Тебе нужно метить в точку, которая находится ровно в двух сантиметрах над бровями. Ты нащупаешь небольшой шрам, если дотронешься до этого места пальцем. Чувствуешь его?
— Чувствую.
— Хорошо, только не думай о том, что мне может быть больно. Ты не мучаешь меня и никоим образом не причиняешь мне зла. Я сама попросила тебя. Ты освобождаешь меня.
