Майкл Бонд - Огонь подобный солнцу
Как это сказал Хем, щуря свой единственный глаз, стоя за противоциклонным заграждением в аэропорту Покхары: «Перестань быть тем, кого они ищут».
Коэн улыбнулся и встал, оставив на столе деньги. «Спасибо тебе, Дитер, за ленч», – подумал он. Женщина за соседним столиком смотрела на него, теребя кончиками пальцев свои короткие кудряшки. Он подмигнул ей. Она тут же уставилась в свою тарелку. Пройдя дальше по Кур Секстюс, он вошел в парикмахерскую. Маленький суетливый парикмахер посмотрел на него.
– У меня проблема, – сказал Коэн.
– Вы не одиноки в этом отношении.
– Видите ли, моей девушке не нравится моя внешность.
– Люди редко бывают довольны тем, что имеют. Для меня это не ново. Что бы я без этого делал?
– Она говорит, что может полюбить только блондина.
– Это не сложно; и скоро она будет счастлива.
– Возможно. И я хочу, чтобы она полюбила меня.
– Это уже нечто иное. – Парикмахер осветлил Коэну волосы и накрутил их на горячие бигуди. – Вы будете неотразимы.
– По-моему, очень даже отразимым, – пробормотала немолодая дама, сидевшая в ожидании своей очереди с журналом на коленях.
– Как вам известно, мадам, – ответил Коэн, – любовь не знает границ. А иначе, зачем же вы пришли сюда маскировать свою седину?
– Когда я выгляжу моложе, я чувствую себя моложе. Когда я чувствую себя моложе, я дольше живу. Вам пока нет нужды об этом волноваться.
– Всех, в принципе, волнует одно и то же, – отозвался парикмахер, – раскрыть то, что у них внутри.
– И мужчин?
– Они более тщеславны, хотят невозможного. Par exemple, всего два дня назад вошел мужчина и очень настойчиво просил его постричь. Но у него не было волос.
Коэн пожал плечами.
Как можно постричь то, чего нет?
– У него было всего несколько свисавших здесь прядок. – Парикмахер показал на виски Коэна. – И тем не менее он – этот толстенный американец – следил за каждым волоском, который я отрезал.
– Чем меньше, тем ценнее.
– Но, если так, почему же мы не ценим доброту и великодушие?
– А каков он был, этот американец?
– Просто огромный. Но не жирный, а крепкий...
– И где он остановился?
– В гостинице «Де Терм».
– А вы не знаете его имени?
– Этого я не знаю, но моя жена, которая там работает, убирает его номер. – Парикмахер отвлекся, обращаясь к вошедшей маленькой, ярко одетой женщине. – А, мадам Петрак, как видите, я скоро освобожусь.
Женщина сердито взглянула на Коэна.
– Мне назначено на час. Парикмахер кивнул на часы.
– Еще без двадцати.
– Вы не успеете.
– Определенно успею. С этим джентльменом уже все. А леди, насколько я понимаю, хочет просто покраситься?
– Exactemant. – Дама начала складывать журнал. Коэн расплатился.
– А в каком номере живет этот американец?
– Я не консьерж. – Парикмахер со стуком захлопнул ящик кассы. – Я очень занят. Это не долго, мадам Петрак.
– Кажется, я знаю его, – не отставал Коэн. – Он еще здесь?
– Апартаменты «Мирабо». Слушаю вас, мадам.
* * *Купив в салоне мужской одежды синие джинсы, голубую рубашку, бежевую вельветовую куртку и кроссовки, он переоделся. Засунув куртку Дитера и свою старую одежду, а также вышитую рубашку, купленную в Афинах, в урну, он вошел через заднюю дверь гостиницы «Де Терм».
Поднявшись на третий этаж, он остановился в конце коридора и, глядя на дверь апартаментов «Мирабо», почувствовал, как в карманах повлажнели его ладони. В зеркале напротив каждое его движение передразнивал кудрявый блондин в плотно облегающей французской одежде.
Широкий, устланный красным ковром коридор был пуст, если не считать тележки горничной и кадок с пальмами. Поднявшись на четвертый этаж, он подошел к окну, выходящему на веранду апартаментов. По краям веранды стояли ящики с кипарисами. На белом металлическом столике возле шезлонга стояла пустая коньячная рюмка. Город окутывала дымка, сквозь которую неясно вырисовывались крыши домов, шпили, темнели горы.
Он спустился в гардероб для персонала, накинул на себя белый пиджак официанта и, вернувшись назад, громко постучал в дверь апартаментов. Ответа не последовало, дверь никто не открыл. Спрятав пиджак, он спустился к портье. Тот же клерк, которого он уже дважды расспрашивал накануне, поднял на него глаза и, судя по всему, не узнал его.
– Мой приятель в апартаментах «Мирабо» почему-то не отвечает.
– Он уехал, месье.
– Надо же? Он оставил у меня фотоаппарат. Он наверняка оставил адрес, по которому его можно найти.
Пока портье смотрел в ящике с ключами, Коэн изучал лежавшую перед ним вверх ногами книгу регистрации. В графе «Мирабо» было лишь одно слово: «Гослин».
– Ничего, – сказал портье.
Выйдя из гостиницы, Коэн вновь зашел в нее через заднюю дверь. На третьем этаже было по-прежнему пусто. Тележка горничной стояла через три двери от апартаментов «Мирабо».
Он встал за поворотом коридора и ждал, пока горничная не постучала в дверь апартаментов. Не дождавшись ответа, она достала связку ключей и открыла дверь.
Досчитав до пятидесяти, он подошел к двери.
– Мадам, – крикнул он, входя. Она стаскивала с кровати простыни.
– Мадам, – повторил он, задыхаясь, – это ваш муж работает в парикмахерской на Кур Секстюс?
Она уставилась на него непонимающими коровьими глазами.
– C'est moi.
– Alors, идите быстрее. Там что-то случилось. Она выронила простыню.
– Quel accident? Шарль!
– Ничего страшного, но поторопитесь!
Всхлипывая, она выбежала из номера. Отсчитывая секунды: «одна, две, три, четыре...» – он порылся в столе. Ничего, кроме рекламных проспектов. «Семь, восемь...» – в туалете тоже ничего. Пустая бутылка из-под ликера на тумбочке рядом с кроватью. «Пятнадцать, шестнадцать...» – в ванной, в мусорной корзине – книжка. «Двадцать четыре, двадцать пять...» – схватив книжку и бутылку, он спустился по лестнице и выскочил на задний двор.
Пол-литровая бутылка из темно-коричневого стекла была немецкой. На липкой этикетке он прочитал, «Belchen-geist, Schwarzwalder Hausbrennerei, Munstertal». В книжке под названием «Семь девственниц за одну ночь» он не нашел ни подчеркнутых абзацев, никакой записки между страниц. На странице с загнутым уголком он прочел: «Рыдая, она неистово умоляла, просила, упрашивала, ползала на коленях, цепляясь ногтями за его рукав: „Только не трогай мою сестренку!“ Но, грубо отпихнув ее обнаженное тело, он встал перед молоденькой девушкой, сжавшейся в комок и прижимавшей к своей едва наметившейся груди разорванную рубашонку; ужас застыл в ее глазах. „Иди сюда“, – усмехнулся он, сдергивая рубашку».
У черного хода гостиницы стояла машина, из которой выгружали куски красного мяса. Один кусок упал; мальчик в белой куртке, оглянувшись, стряхнул с него песок и поволок на кухню. С грохотом задом подъехал мусоровоз, чтобы вобрать в себя содержимое бачков с отходами.
Рядом с университетом Коэн купил немецко-французский словарь и карту Германии. В кафе у фонтана он попытался перевести то, что было написано на этикетке бутылки. «Geist» означало дух, ум или разум, однако он не мог найти значение слова «Belchen». Даже со словарем смысл того, что было написано на этикетке, приклеенной с другой стороны бутылки: "Jeder, der recht froh gestimmt, gern den Belchengeist mal nimmt... ", тоже был ему непонятен. «Schwarzwald», однако, переводилось как «черный лес», и находился он, судя по карте, в юго-западной части Германии, в пятистах километрах от Кёльна. В центре Шварцвальда было написано слово «Belchen», за которым следовала цифра 1414.
* * *– Вам надо было оставить мне ключ от багажника, – сказал мастер автомастерской. – А так, я не смог закрасить красные края; так что, они остались видны.
– Са va. Моей девушке все равно.
– Ради этой женщины вы решили все поменять? – Он кивнул на волосы Коэна.
– У меня есть брат-близнец. Я боюсь, как бы она не переспала с ним по ошибке.
– Она получила бы двойное удовольствие, – сказал мастер. Коэн заплатил ему и, оставив теперь уже черную блестящую «альфу» в переулке недалеко от вокзала, позвонил в гостиницу «Де Терм».
– Это Гослин, – сказал он по-английски.
– Да, мистер Гослин?
– На мое имя есть что-нибудь?
– Нет, месье.
– Хорошо. Кажется, в воскресенье я заказывал разговор из своего номера. Мне опять нужно позвонить туда, но я потерял номер.
– Un moment. Я посмотрю в книге. – В замолчавшей трубке раздавалось жужжание. – Алло, месье Гослин? В воскресенье вы звонили в Германию, в Ноенвег. Вам нужен этот номер?
– Да.
– Alors, c'est 5-1243.
В кафе на площади Де ля Либерасьон он заказал ар-маньяк и развернул карту Германии. Пробило семь; на влажных гулких улицах пахло ранними цветами и бензином. По навесу застучали капельки дождя.
Ноенвег был в четырех километрах южнее Белхена – горы высотой в 1414 метров. Чувство какого-то спокойного удовлетворения охватило его. Он еще заказал арманьяк. Свет подфарников скользнул по мокрым камням; на парапетах сидели нахохлившиеся грачи и голуби; скворцы и вьюрки суетились в ветвях платанов. Откуда-то взятая строка всплыла в его памяти: «В самое сердце огня, в безмолвие», но он не мог вспомнить, откуда это. Вдыхая теплый чистый запах дождя, он начал продумывать свой маршрут до Ноенвега.
