Йоаким Зандер - Пловец
В прихожей он увидел непромокаемый плащ на крючке. Георг надел его и сунул пистолет в карман. Плащ был маловат. Ничего страшного. С полки он взял перчатки и шапку. Георг действовал быстро, словно боялся, что стоит ему промедлить, как страх или сомнения его одолеют.
Ключи были там, где сказала Кирстен, в шкафчике у двери. Он достал айфон и подавил желание кому-нибудь позвонить. Хотя бы отцу. Но он не хотел рисковать. Он нашел в меню приложение с картами и забил туда координаты, услышанные по рации.
Помогут ли ему Google maps найти путь? Да еще в такой шторм? Это безумие. Но Георг на него решился.
Карта высветила крошечный остров в море. Он увеличил картинку. На карте видно было хижину. Это там прячется Клара? Телефон был полностью заряжен. Можно плыть.
Он открыл дверь, и в прихожую ворвался снежный вихрь. Георг натянул шапку на глаза и побежал к причалу. Его следы тут же засыпало снегом. Он прыгнул в лодку и вставил ключи в замок зажигания. По крайней мере, он умеет управлять лодкой. Научился, когда проводил лето в Рослагене, но только теперь это умение ему пригодилось. Лодка завелась не сразу.
23 декабря 2013 года
Шхер Святой Анны
Я ничего не отвечаю. У меня нет ответа. Нет слов, чтобы выразить все, что я чувствую. Все, о чем я могу думать, это что правда меня настигла. Нельзя бесконечно жить во лжи, потому что это не жизнь. Она устала, но все равно красива. И на ее красивом лице написаны сила и решительность. И даже жесткость. Это сочетание сбивает с толку. Видно, что моя дочь не готова идти на компромисс. Должно быть, эту черту она унаследовала от тебя. Я никогда не был бескомпромиссным человеком. Я стараюсь не встречаться с ней глазами.
Не в силах подобрать слова, я подхожу к окну, выходящему на море, и вглядываюсь в темноту. Сколько известно нашим врагам? Я не знаю.
В оконном стекле я вижу ее отражение.
– Кто еще знает, что ты здесь? – спрашиваю я, не оборачиваясь.
Наши отражения сливаются. У нее короткие, небрежно подстриженные и плохо прокрашенные волосы. Любительская попытка изменить внешность. Но все равно видно, что природный цвет волос у нее черный, как когда-то у меня. И оттенок кожи такой же.
Она отводит прядь волос со лба, моргает. Мне больно видеть, что она нервничает. Сколько горя ей пришлось пережить. Все время прятаться и бежать. Как мне когда-то.
– Никто, – ответила она. – Никто не знает, что я здесь.
Я оборачиваюсь. У нас мало времени.
– Подумай хорошенько, – прошу я. – Я тебя нашел. Твой дед знал, где ты. Попытайся вспомнить. Кто еще в курсе твоего местонахождения?
Я говорю слишком прямо. Я привык проводить допросы, и мне сложно быть вежливым в такой момент.
Клара напрягается. Лицо вытягивается, но голос остается спокойным.
– Кто ты такой, чтобы задавать мне все эти вопросы? Я даже не знаю, кто ты.
Эти слова причиняют мне боль. Я дергаюсь, как от ожога. Она даже не знает, кто я.
– Прости, я не хотел быть грубым. Но у нас мало времени. Я все объясню, но сейчас я прошу довериться мне. Я эксперт по подобным ситуациям. И если бы я не хотел тебе помочь, ты была бы уже мертва.
Она смотрит на рыжеволосую подругу. Та кивает.
– Хорошо, – говорит Клара. – В курсе мой друг, который привез нас на лодке. Он вернется на рассвете. Это он рассказал дедушке.
Я киваю.
– Больше никому. В этом я уверена.
– Поверь мне: в таких ситуациях никому нельзя доверять.
– Я ему доверяю. Как себе.
– Но он же рассказал дедушке? – говорю я.
Она не отвечает. Подруга откашливается. Нервно трет руки. Прячет глаза.
– А ты? – спрашиваю я. – Кому ты рассказала?
Я знаю эти знаки. Наше тело всегда нас выдает.
– Шефу. Но он адвокат, и Клара наш клиент. Он не стал бы никому рассказывать, иначе его бы выгнали с работы.
– Ты Габриэлла Сейхельман, да? Из адвокатской конторы «Линдблад ок Виман» в Стокгольме?
– Откуда ты знаешь?
Я не отвечаю. Это не важно. У нас нет времени на такие мелочи.
– Они знают, что ты здесь. – Я поворачиваюсь к Кларе. – Твои преследователи знают, что ты здесь. Они не начали атаку, потому что ждали наступления темноты и шторма. Наверное, они плохо ориентируются в таких погодных условиях.
Я смотрю в окно. Просто рефлекс. Все равно я ничего не увижу. Эти люди умеют прятаться.
– Но как это возможно? – шепчет Клара. В голосе сомнение.
– Я нашел тебя. Они такие же, как я. Получили нужную информацию и сделали выводы. Я тоже легко вычислил, кто твоя подруга. – Я кивнул в сторону Габриэллы. – И они тоже все знают. Они получили всю информацию, в том числе от адвокатов. Особенно адвокатов.
Я чувствую приближение паники. Надо взять себя в руки. Приказываю себе успокоиться.
Шестое чувство говорит мне, что они где-то рядом. Я нутром чувствую приближение опасности. И она идет не от шторма.
– Держись подальше от окна, – приказываю я.
Я сажусь на корточки. Заставляю себя взглянуть дочери в глаза. В свете от камина они уже не голубые, а золотистые. И в них горит огонь борьбы. Борьбы за справедливость. Это глаза идеалиста, а не человека, склонного к компромиссам.
– Клара…
Я впервые называю ее по имени.
– Очень важно, чтобы ты была со мной честной. Расскажи мне всю правду. Ты, я, мы все находимся в опасности. И чтобы вытащить нас всех отсюда живыми, мне нужно знать правду. Что тебе известно?
Она смотрит на меня не моргая. Ни намека на то, что она догадывается о том, кто я. Руки подрагивают. Она в таком же стрессе, как и я.
– Почему? Почему я должна тебе доверять?
– Потому что я проделал долгий путь, чтобы помочь тебе. В этой игре на кону стоят интересы многих людей. И им всем на тебя наплевать. Кроме меня.
– А почему тебе есть до меня дело?
Я молчу. У нас нет на это времени.
– Я знал твою маму. Произошла ужасная вещь. Я хочу все исправить. Если что-то еще можно исправить. Я хочу искупить свою вину.
Она молчит. Взгляд мечется. Руки дрожат.
Подруга садится рядом и берет ее за руку. Краем глаза я вижу, как старик выглядывает в окно.
– Попроси деда держаться подальше от окна, – говорю я.
Она что-то говорит на языке, который я не понимаю, и снова поднимает глаза на меня.
– Ноутбук у вас?
Женщины едва заметно переглядываются.
– У нас.
– Что в нем? Вы видели его содержимое?
Что-то мелькает в ее голубых глазах. Что-то жесткое и равнодушное. У нее нет причин мне доверять. Но почему-то мне все равно от этого больно.
– А что, по твоему мнению, в нем? – спрашивает она. – Кому, как не тебе, это знать. Из-за чего нас пытаются убить?
– Я не знаю. Я могу только предполагать, чего это касается.
Они внимательно слушают меня. Непонятно, поняли они или нет, с чем имеют дело. Я рассказываю то, что мне сообщила Сьюзен. Правду. Если это, конечно, правда.
– Друг Махмуда Шаммоша Линдман работал на субподрядчика американского правительства в Афганистане. Этот субподрядчик получил задание разыскивать подозреваемых в терроризме и допрашивать с применением так называемых неразрешенных методов.
Мне самому противно от того, что я говорю. Пытаюсь перефразировать.
– Я имею в виду, что Линдман работал на компанию, которая работала на американскую разведку. Неофициально, разумеется. Она называется «Диджитал Солюшнс». Такая практика часто применяется. Это часть работы. Мы не можем везде оставлять отпечатки пальцев. Работают в этой организации часто агенты в отставке. Управление происходит через подставных лиц. Эта компания…
Я делаю паузу, чтобы подобрать правильные слова, чтобы выразиться корректно и не напугать девушек.
– …в задачи «Диджитал Солюшнс» входили допросы террористов. Им было разрешено использовать жесткие методы. Собак, имитацию казни, воду. Пытки, другими словами. Конечно, официально они называются по-другому. И ЦРУ часто применяло их до Абу-Грэйб. Но с этой компанией что-то пошло не так. Мы не знаем, что именно, но они зашли слишком далеко. Использовали ток. Творили ужасные вещи. Пытали с чудовищной жестокостью. Люди умирали в ходе допросов.
– Почему? – перебивает Клара. – Им же не давали такого задания?
Она пронзает меня взглядом. В ее взгляде усталость, волнение и что-то еще… что-то тяжелое, мрачное.
Я пожимаю плечами.
– Не знаю. Может, потеряли способность сострадать. Может, надеялись так выбить из допрашиваемых информацию. Есть и такие, кому не нужны приказы, чтобы мучить людей. Садисты.
Воспоминания об Ираке и Афганистане. Аккумулятор. Избитые подростки. Импровизированные комнаты для допросов в Бейруте и Кабуле. Сколько примеров можно привести. Сколько страдания. Сколько вины.
– Я знаю только, что операцию немедленно прекратили, как только узнали, что там творится. Это произошло пару недель назад. Ответственные за операцию много лет работали на американскую разведку. У них повсюду свои люди. У них много помощников. Они знают слишком много об операциях, слишком много об агентской сети, слишком много о высшем руководстве разведслужбы. И потому им дали новое задание. Прежде чем вернуться домой, подчистить все следы. Но все пошло к чертям. Судя по всему, шведский солдат Линдман получил доступ к информации об операции и планировал ее обнародовать. Он работал на «Диджитал Солюшнс» в Афганистане. Я не знаю, почему он решил вовлечь в это Шаммоша. Ты спрашивала, что, по моему мнению, находится в ноутбуке. Я думаю, что там содержатся доказательства того, что операция имела место быть и что при ее проведении были допущены нарушения. Если эту информацию обнародовать, начнется безумие.
