Дин Кунц - Апокалипсис Томаса

…Когда лезвие сломалось, я вырвался из фильма, который, отталкиваясь от слов ребенка, прокручивался у меня в голове.

Я выудил из кармана запасное лезвие, которое принес вместе с ножовкой, а Тимоти продолжал говорить:

— Он стоял на подъездной дороге голый, в лунном свете бледный, как призрак. Мы слишком поздно увидели, что в руках у него карабин. В тот раз я не увидел, как он убивает мою мать, потому что он выстрелил и убил меня первым…

Глава 41

Ранее я упоминал свою фотографию из ежегодника старшей школы, на которой я выглядел глупым и бесхитростным. Я почувствовал, что именно таким видел меня сейчас Тимоти.

Утром этого же дня, здесь же, когда миссис Теймид не знала, что я прячусь в соседней комнате, она напомнила ему, что он не такой, как они, и назвала его «мертвым мальчиком». Я воспринял эти слова как жестокую угрозу. Не осознавал, что они означали на самом деле.

— Его первая пуля попала в меня, скинула с лошади, убив на месте. Вторая свалила с ног Мага, но не убила его. Мне говорили, что жеребец опустился на колени, когда мой отец выстрелил в мать и убил ее. Потом он подошел к жеребцу и прикончил его. Всадил еще две пули и в мать, хотя она уже умерла…

…Я не мог позволить себе отвлечься, какими бы ужасными ни были откровения мальчика. Очень скоро поисковики спустились бы в подвал, если уже не добрались до него, а уж там они отыскали бы Викторию в считаные минуты.

Но теперь мне пришла в голову мысль, с учетом постельных игр Клойса, что Виктория, возможно, получала наслаждение, когда я ударил ее, связал и вставил в рот кляп.

Я знаю, что она точно его получала, когда плевала мне в лицо.

Вынимая сломанное лезвие из ножовки, видя, как трясутся мои руки, я пребывал в полном замешательстве…

— Мертвый. Я не понимаю. Ты не можешь быть мертвым. Ты живой.

В звонком будто колокольчик мальчишеском голосе слышалась совсем не детская серьезность.

— Ты заходил в мавзолей, как я тебе говорил?

— Да. Спускался и в бункер, и в подвал.

Даже в теплом свете лампы его лицо посерело, губы побелели.

— Тогда ты видел.

— Да.

— Ты знаешь о Николе Тесле?

— Да. Под поместьем, в окружающей его стене… построена какая-то машина… которая управляет временем.

— Здания и территория поддерживаются в состоянии… пожалуй, можно сказать, вырванном из времени, хотя это не совсем так.

— В стасисе, — предложил я.

— Но поток, который поддерживает поместье в неизменном состоянии, не сохраняет людям молодость. Если они становятся старше, чем им того хочется, они используют другую часть машины, которая находится…

— …в гостевой башне, — я вставлял в зажимы новое полотно. — Я там не был. Интуитивная догадка.

Руки тряслись очень уж сильно, и я задался вопросом: а по какой причине? Рассказанное Тимоти не так уж отличалось от того, что я уже знал о Роузленде.

— Эту часть машины они называют хроноскафом. Если представить себе прошлое глубинами времени, а настоящее — поверхностью, тогда эта машина движется сквозь время, как батискаф — сквозь воду. Во всяком случае, в одном направлении.

Я натянул новое полотно. Руки дрожали все сильнее, словно со мной переменчивое время Роузленда сыграло злую шутку, разом прибавило мне лет, и у меня развилась болезнь Паркинсона.

— Когда они движутся против времени, прожитые ими годы уходят. Их тела молодеют, потому что тело — материальный объект. Физически восстанавливается и мозг, но у них остаются все личностные особенности, знания и воспоминания, потому что машина воздействует только на материю.

— А почему они не стареют, возвращаясь в настоящее?

— Потому что они возвращаются не через время. Они возвращаются вне времени. Хроноскаф не просто машина времени, которая движется вперед и назад. Она также может двигаться в сторону, через мембрану, которая соединяет время и лежащее вне его. Не буду притворяться, будто я это понимаю. Не думаю, что они это понимают. Знал только Тесла, и, возможно, только он мог понять. И Эйнштейн…

…Где-то в глубинах разума возникла еще не полностью оформившаяся идея и манила меня, как фантом, появившийся в дальнем конце комнаты. Я попытался отогнать ее, чувствуя, что, проработанная до конца, она неизбежно станет для меня руководством к действию, а это приведет к тому, что я уничтожу себя и все, что мне дорого. Теперь я знал, почему у меня трясутся руки…

Вечный мальчик продолжил:

— Они просто едут на машине назад, а потом возвращаются. Выходить из нее в какой-то другой момент времени нежелательно.

— Но такое возможно?

— Хроноскаф позволяет установить на контрольной панели любой год. Можно изучать любой момент прошлого. Но это никто не делает.

— Почему?

— Последствия путешествий во времени предсказать невозможно. Лучше не рисковать. Из своих открытий Никола Тесла сделал однозначный вывод: ты не можешь ничего менять в прошлом, потому что оно определено. Что бы ты там ни сделал, это не изменит твое будущее. Что должно произойти, обязательно произойдет. Любые изменения будут сведены на нет… назовем это судьбой. Но все равно риски остаются очень высокими.

Я справился с дрожью и вставил новое полотно в распил.

— Но твой отец использовал машину именно так.

— Он не собирался меня убивать, только мою мать. И после выстрела единственный раз ощутил угрызения совести…

…Я вновь принялся пилить браслет, но не удержался и высказал свое предположение:

— Он вернулся на хроноскафе в какой-то момент времени до твоего убийства. И припарковался там.

— Вскоре после того, как все произошло, он отправился в путешествие во времени. Ждал в конюшне, когда мы с матерью пришли туда. Убил ее на глазах у меня…

…Ранее, рассказывая о том, как его мать застрелили, когда она ехала на Маге, мальчик сказал: «В тот раз я не увидел, как он убивает мою мать».

Тот раз.

— Он не застрелил Мага, только ее. Но когда привез меня с собой в Роузленд настоящего, жеребец по-прежнему лежал мертвым на лужайке. Так же, как моя мать. И я.

…Я вытащил полотно из распила.

Всякий раз, глядя в бездонные глаза мальчика, потом я долго не мог успокоиться, потому что из них на меня смотрела израненная душа, заключенная в тело нестареющего ребенка. Но мне не оставалось ничего другого, как заглядывать в них, чтобы по моим глазам он понял, что я понимаю его ужасную душевную боль, пусть и не говорю об этом…

— Что должно произойти, произойдет, — повторил я его слова, — обязательно произойдет. Назовем это судьбой.

Забрав сына из устоявшейся истории в прошлом и перенеся его вне времени в настоящее, Константин Клойс создал парадокс. Я многое узнал о временных парадоксах из книг и фильмов, но с таким столкнулся впервые. И если думать об этом слишком много, разум может завязаться гордиевым узлом, который можно только разрубить, но никак не распутать…

— Они отнесли тело моей матери в подвал под мавзолеем, чтобы он мог взглянуть на него, если возникало такое желание, по причинам, которые мог объяснить только его извращенный мозг. Семпитерно и Лоулэм — на самом деле их зовут Карло Лука и Джеймс Дурбан — вместе с Чианем работали всю ночь, оттащили жеребца с лужайки и вырыли ему могилу на лугу…

…Вновь принявшись пилить браслет, я спросил:

— А твое тело? Я хочу сказать… тело другого Тимоти?

— Пуля прошла навылет. Не представлялось возможным определить, из какого оружия меня застрелили. Поэтому они втиснули тело в нишу для ног перед передним сиденьем автомобиля моей матери. Гленда уехала далеко на юг по Прибрежной автостраде и припарковала автомобиль в каком-то пустынном месте. Водительское сиденье они измазали кровью моей матери, пол тоже, и оставили автомобиль с широко раскрытыми дверцами…

— Неудачная попытка похищения?

— Да, они хотели, чтобы копы остановились на этой версии.

— Плохиши увезли с собой твою мать, но она умерла до того, как преступники успели потребовать выкуп.

— Что-то в этом роде.

— И копы на это клюнули?

— Мой отец был уважаемым человеком. А кроме того, кого-то можно было купить тогда, как можно купить и сейчас. Он знал, кого, и знал, как.

— Это же тянуло на сенсацию.

— Не обязательно. Ему принадлежали многие газеты. Редакторов он держал в узде. И у него хватало компромата на конкурентов, чтобы охладить их пыл. Политических врагов, как некогда у Уильяма Херста, у него не было, и когда он, отойдя от дел, уехал в Роузленд, чтобы скорбеть о понесенной утрате, его оставили в покое.

— Твой пепел… пепел останков другого Тимоти в урне, которая стоит в мавзолее?

— Да.

— А чей пепел в ее урне?

— Она пустая. Официально ее тело так и не нашли. Так что ее захоронение чисто символическое. Разумеется, нет пепла и в урне моего отца.