Оковы прошлого. Книга 3 (ЛП) - Вольф Триша

Но это такое печальное клише. Женщина и мужчина не могут работать вместе из-за неизбежно возникающего сексуального напряжения. Этого глупого слона в комнате нужно пристрелить.

Я бросаю ключи на стол и делаю глубокий вдох. Раньше у меня никогда не возникало таких жестоких мыслей. А я работаю в чертовой криминалистической лаборатории. Но в последнее время они стали более естественными, если честно. Я привыкла думать, что я крутая и сильная. Куинн сказал, что я привыкла уклоняться, но именно так я смогла защитить себя в течение многих лет от своей работы. Выносливая - это более подходящее слово. Стойкая перед лицом невзгод.

Я понятия не имела, что воля человека может быть так тщательно подвергнута проверке.

Прайс Уэллс сломал меня, Альфа пролил свет на каждый перелом внутри меня. Вместо того чтобы исцелиться, я затвердела, как мозоль, которая образуется над занозой, - гниющей щепкой, засевшей слишком глубоко, чтобы ее можно было вытащить.

С каждым днем нарастая, слой кожи лишь утолщается. Я стала жестче, словно высеченная из более острых и резких углов. Я боюсь, что женщина, которую любит Куинн, исчезает. Женщина, которую он считает нужным защищать, может нуждаться в большей защите от самой себя.

Отбросив ненужные мысли в сторону, я придерживаюсь своего нового распорядка. Каждое утро после тренировки я проверяю течение эксперимента. Тестирую новые соединения, применяю переменные и веду заметки.

Это тестирование я держу подальше от лаборатории - это мой личный эксперимент. Хотя я подозреваю, что Обри имеет представление о том, чем я занимаюсь, ведь это не секрет. Если бы он спросил, я бы ему ответила, но я благодарна, что он не стал допытываться. В течение одного часа каждый день я могу исполнять свою собственную исповедь - мой катарсис.

Работа над антинаркотическим эликсиром для противодействия эффектам «Трифекты» оказалась такой же освобождающей, как и уроки самообороны Куинна. Если у Альфы есть какие-либо планы по выпуску препарата для широкой публики, мне нужно найти противоядие. Возможно, это не избавит меня от чувства вины за его создание, но, поскольку я являюсь разработчиком препарата, я обязана уравновесить чашу весов.

Больше всего мы боимся, что «Трифекта» попадет на улицы. Окажется в руках сутенеров и насильников. Если этот день настанет, Куинн будет бороться с этим. А я буду готова, имея в своем арсенале противоядие для жертв.

Я чувствую, что новый препарат вот-вот будет готов. Только у меня нет возможности проверить его эффективность. В голове мелькает мысль сделать себе укол, и тут же перед глазами всплывает неодобрительно нахмуренное лицо Куинна. Я не могу снова заставить его пройти через это.

После того как записала заметки, я открываю ящик стола и бросаю туда маячок слежения. Не сегодня. Я хватаю скотч и задираю штанину вверх, а затем обматываю им ногу, выше лодыжки. Куинн чувствовал бы себя лучше, если бы на мне был маячок, ну, а я чувствую себя лучше, имея оружие собственной разработки.

После того как меня пару раз похитили из моей же лаборатории, я должна принять меры предосторожности.

Открыв ноутбук, я просматриваю электронную почту и заметки на своем рабочем столе, письма, оставленные для меня в выходные.

Хлам. Хлам. Я бросаю письма в мусорную корзину, а затем останавливаюсь. Всматриваюсь в то, которое только что выбросила, и беру его в руки, поднимая из наполненной урны.

Оно адресовано Эйвери Джонсон, судебно-медицинскому эксперту, что совершенно нормально. Но именно логотип в левом верхнем углу заставляет тонкие волоски на моей коже встать дыбом.

Подпись Альфы - его клеймо.

- Проклятие, - я бросаю письмо и достаю пару перчаток из лабораторного халата, висящего на спинке моего стула. Подумав, я беру новую пару со своего стола, это исключит вероятность перенести на письмо то, для чего использовались перчатки ранее.

Мои руки дрожат, когда я пытаюсь натянуть перчатки. Я должна позвонить Куинну, прежде чем открыть его. Я заставляю себя двигаться, чтобы сделать именно это, и замираю.

Что бы ни ждало меня внутри этого конверта, это может привести нас к Альфе, но, скорее всего, это что-то, направленное именно против меня. Нечто, чем Альфа хочет подразнить, иначе он бы уже разоблачил меня.

Куинн страдал, был вынужден выбрать меня вместо работы, и он поставил на карту свои репутацию и убеждения. Что бы ни было внутри, это только подкинет еще больше испытаний для него, и пусть это проявление эгоизма, но я не хочу перекладывать лишнее на него, если только этого нельзя избежать.

Сначала мне нужно узнать, что кроется внутри.

Я беру инструменты из лаборатории, игнорируя любопытный взгляд Обри. К счастью, прибывают техники и стажеры, заполняя помещение достаточным количеством отвлекающих факторов, что позволяет мне прокрасться обратно в свой кабинет.

Я запираю дверь и достаю карманный ультрафиолетовый фонарик. Он не идеально подходит для надлежащего изучения документов, но я хочу убедиться, что внутри нет ничего опасного.

Мое сердце замирает. Это чувство предательства по отношению к области моей работы не сравнимо с тем, что огорчает Куинна, но мне все равно больно. Я не должна вскрывать письмо без надлежащего анализа.

К черту. Я уже предала свою работу в тот день, когда подделала отчет о ДНК моего похитителя. Я готовлю раствор, чтобы снять клей, затем провожу тампоном по клапану конверта. Уголок начинает отслаиваться, и я помогаю ему, осторожно отделяя слои.

Глубоко вздохнув, я медленно извлекаю пинцетом сложенное письмо. Только одна страница. Никаких признаков химического запаха, но, с другой стороны, у Альфы есть своя собственная лаборатория и собственные ученые, которые, я уверена, способны напитать бумагу любым количеством яда.

Я отбрасываю страх в сторону. Сосредоточься.

Как только письмо оказывается передо мной, я в последний раз спрашиваю себя, готова ли я. Если я смогу справиться с этим в одиночку. Карсон стоит прямо у двери лаборатории. Он, по крайней мере, будет свидетелем.

Но я не могу допустить, чтобы он выдал меня. Я просто не могу полностью ему доверять.

Почерк ни женский и ни мужской. У меня нет квалификации в графологии, но за эти годы я изучила основы. Почерк неровный и написан тяжелой рукой.

Творческий... и очень решительный. Если Альфа написал это письмо своей собственной рукой, то это пугающее сочетание.

Эйвери,

В жизни, где господствует контроль, слова - это единственное, чему я позволяю быть хаотичным. Их красота, их постоянно меняющееся качество, которое нужно беспрерывно совершенствовать - нет пределов тому, что можно создать с помощью очаровательной прозы.

Итак, я дарю тебе эти строки. Мое единственное средство, с помощью которого я могу выразить свои чувства и мысли, могу передать всю важность твоей персоны для меня.

Я боюсь, что тебя принимают как должное, а твои таланты недооценивают в твоем нынешнем призвании. Это правда, что мы должны с полной решимостью заниматься той областью, которой увлечены. Но я спрашиваю тебя: неужели ты так страстно жаждешь смерти?

Не отвечай сразу. Прибереги свои оправдания. Я знаю, что реакция коленного рефлекса заключается в том, чтобы объявить твою работу достойной, предоставив вашей команде необходимые маленькие кусочки головоломки, и в итоге поймать преступников. Злодеев. Но задумайся об этом на мгновение.

Скольких вы поймали? Сколько еще человек на свободе? Криминалисты всегда продвигаются вперед, да. Ваши навыки и таланты ваших сверстников ежедневно усовершенствуются, чтобы внедрить инновационные технологии для «выслеживания плохого парня».

Ты когда-нибудь смотрела «Лицо со шрамом», Эйвери? Та сцена, где Аль Пачино, исполняющий роль «плохого парня», желает спокойной ночи зрителям и судьям? Такая классика. И все же важно то, что он говорит прямо перед этим. Позволь мне перефразировать: хорошие люди не так уж и хороши, они просто умеют прятаться.