Айдар Павлов - Время Полицая
– Кобра.
– Он мой.
… Приласкав красивую пушку, Вадим крутанул барабан, защелкнул его и прицелился в сервант.
«Ублюдок, – выругался он, представив на месте стекла в серванте пятиугольную физиономию Полицая с ядовито-голубыми глазами. – Чучело!»
И спустил курок. Раздался глухой щелчок. Револьвер был не заряжен.
«Что за прикол? Кто это разыгрывает? Вычислю – чайник откручу!»
С прапорщиком Полоцким по кличке Полицай Вадик познакомился в Венгрии, куда их с Мишкой занесло после учебного подразделения. Этот Полицай невероятно любил вареную колбасу. Он разрезал килограммовую палку вареной мадьярской колбасы на три одинаковых ломтя вдоль и один раз – поперек. Получалось шесть увесистых кусков размером в стельку. Далее Полицай брал длинный кукурузный хлеб, разрезал его на четыре ломтя и делал четыре огромных бутерброда. Он был старшиной дивизиона, есть ему надо было плотно.
Да, но куда уходили два оставшихся куска вареной колбасы?
Они доставались тому счастливчику, который чем-либо спровоцировал повышенное внимание старшины к своей персоне.
Полицай принимал регулярное участие в соревнованиях по какой-то страшной борьбе. Соревнования проходили нелегально (в те времена даже карате находилось в подполье) и собирали участников со всех воинских частей ЮГВ. До солдатского состава об этих боях доходили одни слухи, болтали, например, что Полицай каждый раз возвращается победителем. И немудрено. Прапорщика Полоцкого огибали стороной, с ним старались не сталкиваться в узких местах и шутили в его присутствии очень сдержанно (исключительно о тех, кого Полицай на дух не выносил): о Михаиле Горбачева, соседней артиллерийской части, мадьярах, евреях, москвичах и ленинградцах. Его лазерного взгляда избегали как гиперболоида инженера Гарина. Особенно солдаты. Офицеры этого не афишировали, но избегали тоже.
В углу казарменного кубрика он соорудил себе спортзал с набитыми двухметровыми чучелами, перекладинами, штангами, гантелями, и выдавались дни, недели, когда он просто там жил, вылезая лишь за тем, чтобы поесть или полчасика провести на очке.
Когда Вадика и Мишку определили в дивизион Полицая, к ним подкатил шустрый хлопчик, старичок с пилоткой на затылке и в мятых сапогах (такие, обязательно мелкого роста, шустрые хлопчики крутятся в любом армейском подразделении: они обо всем узнают первыми и с энтузиазмом бегут докладывать "наверх" о последних происшествиях):
– Вы с Ленинграда? – спросил Лелик (так звали старичка).
– Да, – ответил Миша.
– Вешайтесь! – обрадовался Лелик. – Га! Га! Га! Ленинград, блн! – В полном восторге он потрусил к спортзалу: – Полицай! Полицай! Слышал?! Фраеров из Ленинграда привезли!
Говорят, о вкусах не спорят. О вкусах Полицая не то, что спорить, заикаться было смешно. Он любил вареную колбасу и не любил фраеров из Ленинграда. Ну, что тут поделаешь?
На следующее утро Вадик с Мишкой по команде "Подъем", не глядя, влезли в сапоги и выбежали на зарядку. Проводил зарядку сам Полицай – около часа их взвод колесил вокруг желтого поля подсолнухов. За тот бешеный час у фраеров из Ленинграда сложилось такое неприятное впечатление, будто в сапоги залили слой дерьмища. Остановиться и снять обувь было нельзя – Полицай лично задавал бешенный темп пробежке. Только вернувшись в казарму, Миша и Вадик обнаружили, что битый час месили ногами в сапогах вареную колбасу.
То есть, те куски колбасы, которые Полицай не съедал, использовались в качестве стелек для тех, кто ему не нравился. Самым забавным было то, что это не было шуткой, поскольку одна и та же шутка повторялась в дивизионе регулярно в течение четырех лет.
… Вадим убрал с прицела стекло серванта и вернул револьвер на место, под простыни в бельевом шкафу.
"Интересно, исчезли только мои телефоны или…?"
Он взял с полки телефонную книжку и отыскал номер разрешительной комиссии, в которой готовился получить право на ношение газового пистолета (в 90-х это более-менее помогало легализовать револьвер двенадцатого калибра).
"Если и тут мимо, то крышка, натуральная крышка. – Он предпринял последнюю попытку сразиться с умным японским телефоном: – Как это получается? Номера-то правильные! Значит, что-то неправильно вообще, везде и в принципе…"
– Алло?
– Разрешительная комиссия?
– Да, – ответили на проводе.
– Да?!! – воскликнул он, – Это правда?!
– А что случилось? Что вы орете?
– Простите. Можно поговорить с капитаном, Игнатьевым?
– Как, вы сказали, фамилия?
– Игнатьев Виктор Сергеевич, капитан.
– Нет, я такого не знаю.
– Только не бросайте трубку!
– Да успокойтесь вы, никто не бросает трубку. Вы по какому вопросу?
– Я оформлял документы на газовый пистолет. Они должны быть у вас. Я хотел узнать, когда мне подойти? Моя фамилия Романов. Романов Вадим Ильич.
– Подождите, я взгляну.
– Хорошо, хорошо, я не тороплюсь.
И тут Вадик вдруг ясно понял, что документов не бу¬дет. Он их не чувствовал. Но главное, он вообще не чувствовал присутствия людей. Это было нечто. Новое и дикое. У любого человека, будь то Робинзон Крузо на необитаемом острове или свежеупокоенный труп, не возникает подозрения в этой проклятой пустоте. Робинзон всегда знает, что есть кто-то, кто его помнит; для того, кто стал трупом, начинается другая жизнь. А тут как-то сразу атрофировалось все, что давало гарантии твоей принадлежности к системе мирового кровообращения. Пустота разверзалась как бездна, засасывала как болото. Лег, заснул и проснулся в другом мире. В новом. Нереально, но так. В этом трахнутом новом мире не нашлось места даже засаленному капитану Игнатьеву, которому он положил триста рублей в карман – проходную квоту за отсутствие проблем при оформлении корочек. Игнатьев, и тот исчез вместе с взяткой!
– … Вы слышите меня? – спросили на проводе.
– Ну-ну?
– Я почему-то не вижу ваших документов. А вы…
– Благодарю, – сказал Вадик, опуская трубку. Дальше с телефоном воевать бесполезно. Надо было самому ехать к Насте и разбираться.
– Разберемся, – сказал он, отправляясь в ванную.
"Прохладный душ, ядреный кофе… Или я сойду с ума. Если уже не сошел. Что за день? С утра пораньше обнаружить, что невеста тебя обобрала, услышать голос живого Полицая, не верить в существование людей и пялиться на телефон как баран на новые ворота! Не много ли за какие-то полчаса?"
4
Отмороженный взгляд голубых глаз, зимний спортивный костюм Адидас, облегающая крутой лоб шапочка популярной модели «презерватив» и официально зарегистрированное дуло ТТ под мышкой, – таково краткое описание Полицая, начальника охраны конторы Романова, когда он отправлялся делать дело. Полицай не врубался в юмор. То есть, вообще не врубался. Встречаются люди, воспитанные в условиях конфликта с сатирой и юмором, их называют плоскими, но даже они хоть как-то, пусть, в подушку, сами про себя, а худо-бедно развлекаются, улыбаются. Полицай не улыбался никогда. Родители, и те не примечали за сынишкой такие проявления эмоций как смех, радость. Полицая нельзя было назвать тупым, боже упаси. Тут другое. Его не считали тупым даже мысленно, ведь не бывает ничего тайного, что не становится явным. Его находили (и явно, и тайно) “серьезным”, “крутым” малым и при малейшей возможности отдавали дань его авторитету. А иначе никак. Подтрунить над Полицаем было невозможно, как невозможно в эпоху тотемизма зацепить острым словцом обоготворяемое животное: свинью, овцу или корову.
Слово "ублюдок", которым Вадик дважды обозвал Полицая, поставило в очень сложное положение первого и ничуть не польстило второму, хотя подходило к нему безукоризненно. Поистине, Вадик не ведал, с кем говорил. Да и как он мог об этом знать, если утром второго декабря все еще считал себя сыном Ильи Павловича Романова, крыша которого гарантировала ему защиту от десятка полицаев, вместе взятых? Между тем, мир за одну ночь настолько преобразился, что, если б Вадика сразу же ввели в курс дела, он, конечно, профильтровал бы базар и не стал бросаться столь резкими выражениями.
Что касается Полицая, то он не поверил ушам: чтобы его, Пола, какая-то козявка к маме посылала?! Короче, к десяти часам по московскому времени Вадик был приговорен к участи, которую сам же и обрисовал: буквально к повешению за уши, – это тоже серьезно, без шуток.
Без четверти одиннадцать из офиса на Восстания вышли три спортсмена в костюмах Адидас, сели в красный джип “Форд” и тронули по делам. За рулем поблескивал парой золотых коронок начальник службы безопасности Полицай, справа курил Мальборо его подчиненный Витян, а сзади, положив локти на передние кресла, весело щерился Серега Зубило, тоже бандит Романова, записной дебилок и правая рука во всем, где могло получиться мокро.
