Уоррен Мерфи - Цвет страха
– Тем не менее, это огнестрельное оружие, и вы обязаны его сдать.
«Солдат» неохотно отдал ей пистолет вместе с кобурой и портупеей и, помрачнев, протиснулся по узкому проходу и занял кресло по другую сторону от мастеров Синанджу. Золотые пуговицы мундира с трудом сдерживали напор его тучного брюха.
– Похоже, еще один доброволец, – вполголоса заметил Римо.
– Зачем он надел форму времен Наполеона III? – спросил Чиун.
– Что?
– Рукописи, оставленные моими предками, гласят, что в такой форме ходили французские солдаты армии Наполеона III.
– Да нет же, папочка. Это мундир союзных войск времен Гражданской войны.
– Французский.
– Может быть, он и смахивает на французский, но уж я-то сумею отличить настоящую форму северян. Видишь синий кант? Значит, это солдат инфантерии.
– Если этот человек летит в Виргинию сражаться в битве, которую его соотечественники выиграли много лет назад, то речь может идти об инфантильности, но уж никак не об инфантерии.
– И тем не менее, – сказал Римо.
Наконец входной люк был задраен, и турбины закрутились. Их шум мешал разговору, поэтому мужчины сидели молча, а самолет тем временем вырулил на взлетную полосу, разогнался и взмыл в небо над Бостоном.
Когда «Боинг» набрал высоту и лег на курс, Чиун вновь принялся наставлять ученика:
– Войны между народами всегда разыгрываются из-за сокровищ.
– Сокровищ?
– Да. Из-за сокровищ, которые один император хочет отнять у другого. Однако сокровище – это не всегда золото, драгоценные камни и богатство. Так, например, в одной войне в качестве сокровища выступала Елена Троянская, хотя и была всего лишь белокожей гречанкой с кривым носом.
– У Елены Троянской был кривой нос?
Чиун кивнул.
– В наши дни это заболевание называется дефектом носовой перегородки. Парис не знал о нем и до конца своей жизни был вынужден терпеть ее омерзительный храп, – сказал он.
– Весьма ему сочувствую, – отозвался Римо, бросив на Чиуна многозначительный взгляд.
Старый кореец негодующе фыркнул и продолжил:
– Но даже если битва между императорами идет не из-за сокровища, оно все равно остается важнейшим фактором войны, поскольку для ее ведения требуются немалые средства. Император должен кормить и вооружать солдат. В этом мире ничто не дается даром. Даже война.
– Ясно.
– Впрочем, гражданская война – дело другое.
– Не думаю, чтобы это была гражданская война, мой маленький отец. Скорее – затянувшаяся ссора во время праздника.
– Посмотрим. Если за нынешними событиями стоит сокровище, то эта война совсем не то, чем кажется на первый взгляд.
Римо посмотрел на толстяка в мундире северян, сидевшего по ту сторону прохода. Его плоская синяя фуражка то и дело задевала патрубок вентилятора, свисавшего с потолка.
– Не вижу никакого сходства с французской формой, – заявил Римо.
– Сейчас убедишься. – Чиун повысил голос и обратился к толстяку: – Достопочтенный сэр, скажите, пожалуйста, как называется ваш головной убор?
– Это кепи.
Чиун позволил себе удовлетворенно улыбнуться.
– Слышал, Римо? «Кепи» – французское слово. В переводе – «фуражка». Вы, белокожие американцы, не изобрели ничего нового, позаимствовав все свои достижения у народов других стран. Ваш способ управления государством придумали греки, ваши имперские амбиции под стать Древнему Риму. Едва ли на земле сыщется народ, у которого вы не украли бы те или иные идеи, чтобы назвать их американскими.
– А что мы украли у корейцев? – заинтересованно осведомился Римо.
– Лучшие годы моей жизни, – отрезал мастер Синанджу и обиженно умолк, разглядывая видневшееся в иллюминаторе крыло с таким видом, будто опасался, что оно вот-вот отвалится.
Остаток полета прошел в полном спокойствии, если не считать появления стюардессы, которая принесла прохладительные напитки и предложила Римо сводить его ребенка в кабину к пилотам.
Глава 3
Вторую гражданскую войну следовало подавить в зародыше, ограничив распространение боевых действий районом шоссе Ричмонд – Питерсберг Тэрнпайк, прежде чем возникшее недоразумение разрастется до масштабов общенародного бедствия.
Губернатор Виргинии вызвал Национальную гвардию. Подразделение, откликнувшееся на просьбу о помощи, выступило из Форта Ли, территория которого примыкала к питерсбергскому национальному полю битвы. В форте как раз проходили праздничные маневры, посвященные Дню поминовения павших, но гвардейцы не стали терять драгоценного времени. Они получили приказ прекратить беспорядки, с которыми не могла справиться местная полиция. Вооруженное винтовками «М-16», танками и прочими инструментами ведения современной войны, подразделение без всякого труда разогнало бы толпу игрушечных солдатиков с мушкетами, которые заряжались со ствола и набивались черным порохом.
Если бы не то прискорбное обстоятельство, что вызванное подразделение гвардии восходило своими корнями к легендарной бригаде Стоунволла. Когда капитан Ройял Пэйдж приказал своим солдатам остановиться, он ожидал чего угодно – от актов гражданского неповиновения до прямого мятежа.
Вместо этого взору капитана предстало зрелище, наполнившее его душу горделивым сознанием принадлежности к числу истинных патриотов Виргинии, потомков Дикси.
Вдоль дороги протянулся лагерь инфантерии южан, в центре которого сгрудились пленники в перепачканных синих мундирах. Их стальные кони были свалены в жалкую кучу.
– Ну и дела, – пробормотал капитан, вспомнив о своем двоюродном прадеде, Боргарде Пэйдже, принимавшем участие в обеих битвах при Манассасе. – Отдохните, ребята, – добавил он, растягивая слова на южный манер. – А я тем временем узнаю, что и как.
Капитан двинулся по направлению к лагерю, сбросив пояс с кобурой и подняв руки вверх.
– Стой! Кто идет? Друг или враг?
– Я был и всегда буду другом той формы, что вы носите, сэр, и счастлив тем, что мне предстоит вступить в следующее столетие с гордым флагом бригады Стоунволла в руках. Назовите же имя того подразделения, к которому я имею честь приблизиться.
– Шестая виргинская пехотная рота «выходного дня».
– В таком случае вы должны знать полковника Хазарда.
– Так точно. Этим утром мне довелось исполнить печальную обязанность по преданию земле его благородного праха.
– Значит, полковник Хазард погиб?
– Застрелен вероломными синими мундирами.
– Я служил под началом полковника в том самом гвардейском батальоне, которым командую сейчас.
Капитану Пэйджу позволили подойти поближе. Он пожал руку плотному мужчине с бачками, одетому в серую форму Конфедерации, и осведомился:
– Это и есть те самые мерзавцы-янки?
– Нет. Тех мы давно перебили. Это – подкрепление. Первый массачусетский.
– Я слышал, они не умеют стрелять.
– В Новой Англии нет ни одного хорошего стрелка.
Мужчины обменялись саркастическими улыбками, и капитан спросил:
– Что вы собираетесь делать с этими синебрюхими трусами?
– Еще не решили. И тем не менее они – наши пленники.
Пэйдж нахмурился.
– Я получил приказ прекратить кровопролитие.
– Горько слышать, сэр.
– Мне тоже.
– Особенно если учесть, что враг вот-вот подступит к нашим рубежам. – Мужчина в сером мундире мрачно посмотрел на север в сторону Питерсберга.
Капитан Пэйдж задумался.
– Когда вы ждете саквояжников?
– Точно в полдень.
– Как вы полагаете, не стоит ли согнать янки в кучу, укрыться в кратере и подождать дальнейшего развития событий? – осторожно спросил капитан.
– А что скажут ваши люди?
– А ваши?
– Они такие же сыны Виргинии, как и вы.
– Что ж, давайте готовиться к передислокации.
Капитан Пэйдж вернулся к ожидавшей его танковой колонне и поспешил ввести своих солдат в курс дела.
– Судя по всему, эти доблестные воины стали жертвой провокации и были вынуждены защищать свои честь и жизнь, – сказал он. – К тому же их застали спящими, отняв последнюю возможность отдохнуть перед схваткой с наступающей армией, которая, как вы знаете из утренних газет и телепередач, вот-вот наводнит пределы Старого Доминиона, словно бесчисленная прожорливая саранча. Нимало не сомневаюсь, – добавил капитан, – что всем вам известна история того места, где они были расстреляны. Именно здесь безжалостные трусливые убийцы под командованием полковника Генри Плизантса – да будет проклято это имя – прорыли туннель под фортом, который защищали лучшие солдаты Конфедерации, и взорвали пороховой заряд. Звуки взрыва до сих пор отзываются в наших душах, ибо я знаю, что среди вас есть потомки тех, чьи жизни унесло нечестивое пламя.
По колонне прокатился ропот ненависти.
– Тот страшный час оказался самым мрачным мгновением битвы при Питерсберге, – продолжал Пэйдж. – И несмотря на то что героические воины под началом генерал-майора Махони сумели отразить последовавшее наступление федеральных войск, эта трагедия навсегда останется в наших сердцах. Этот гордый великолепный город вот-вот подвергнется новому нашествию. Мне остается лишь предположить, что ненавистный Север, повинный в клеветнических измышлениях, был подвигнут на злодеяния тем самым врагом, которого вы все знаете и именем которого я не решаюсь осквернить чистый воздух Виргинии. Иными словами, я готов обратиться к вам с призывом поддержать наших братьев, носящих серую форму.
