Майкл Маршалл - Измененный
Но я не отпраздновал это даже сигареткой. Узри, се человек, вот так он растет над собой!
В кармане что-то тренькнуло. Я подскочил на месте, выхватил телефон и с облегчением понял, что это всего лишь напоминание органайзера.
После чего выругался — достаточно громко, чтобы детишки неподалеку вздрогнули, а их наставник свирепо уставился на меня, — и побежал по пирсу к домам.
Глава 3
К половине десятого я здорово напился. Все блогеры и гуру, обучающие искусству самосовершенствования, относятся к подобному крайне негативно, однако я чувствовал, что заслуживаю выпивки. Дело было не только в том, что я сделал большой шаг вперед и Тони Томпсон меня заметил — просто невозможно не расслабиться там, куда я попал: отличный столик в хорошем ресторане, очередной большой бокал мерло, — причем, как мне казалось, я прекрасно держусь.
— Ты здорово напился, — заметила Стеф.
— Нет. Я лишь слегка навеселе. Из-за сногсшибательной красавицы, которая сидит за столом напротив меня.
Она засмеялась.
— Пошловато! Даже для тебя. С другой стороны, мы вместе уже двенадцать лет. Из них восемь женаты. Нельзя сказать, что мы не пытались, правда?
— Ты по-прежнему моя единственная.
— Ты тоже.
Она подняла бокал. Мы чокнулись, перегнувшись через стол, и целовались так долго, что людям за соседними столиками стало неловко. Стеф была счастлива, я тоже. Я купил ей одну хорошенькую вещицу в ее любимом ювелирном магазине и, более того, исполнил давнишнюю просьбу и заказал столик на балконе ресторана «У Джонни Бо». Это самое лучшее место в заведении, если не считать знаменитого обеденного зала наверху, куда (по слухам) пускают только избранных. Лично из моих знакомых этого зала не видел никто, и я на девяносто процентов уверен, что это просто городская легенда. Надо сказать, заказ столика несколько озадачил меня. На пирсе я ругался, поняв, что позабыл его заказать. Я звонил им, и не раз, однако номер все время был занят; помнится, неделю назад я даже ругался вслух по этому поводу в конторе (главным образом желая похвастаться, по каким ресторанам хожу). Тем не менее когда сегодня днем я все-таки дозвонился, надеясь на призрачный шанс, что кто-нибудь отказался от своего столика, то с изумлением услышал, что столик для меня зарезервирован. Вероятно, в какой-то момент я таки дозвонился между какими-то другими делами и начисто об этом забыл. Впрочем, неважно. Наверное, сегодня один из тех дней, когда вселенная решила бросить мне сахарную косточку. Значит, надо выпить еще.
Появилась наша официантка. Она была немного старше других, лет тридцати, но в остальном ничем не выделялась. На них на всех были черные брюки, накрахмаленная белая рубашка, черный передник; волосы собраны в хвост, блондинистый или каштановый. У нашей официантки был светло-каштановый.
— Не угодно ли уважаемым гостям выбрать десерт?
— Еще как угодно, — ответила Стеф. — Я уж думала, вы никогда не спросите.
Я откинулся на стуле с бокалом в руке и поглядел вниз, на Серкл. К выбору десерта Стеф подходит со всей ответственностью. Это займет какое-то время.
Сумерки уже сгустились, и уличные фонари светились особенно уютно. Гроза — не такая сильная, как я надеялся, но освежающая — уже прошла, оставив приятную прохладу. Серкл расположен в центре Сант-Армандс-Ки, по дороге на Лидо и Лонгбот. Это, как следует из названия, круг, внутри которого расположен маленький парк с пальмами, «огненными деревьями» и апельсинами, имеющий выходы на все стороны. Вокруг парка расположены шикарные магазины, «Старбакс» и «Бен энд Джерри», а также множество ресторанов, включая и форпост непотопляемой сети «Колумбия» — ошеломляюще дорогой ресторан «У Джонни Бо», который в последние два года особенно полюбился местным толстосумам. Пока еще сохранилась пара лавчонок, торгующих ширпотребом и сувенирами, однако те доживают последние дни, и Серкл является самым дорогим кварталом на всем заливе. И поскольку Лидо-Ки переживает новый расцвет, а попасть туда возможно только через Серкл, их положение пока что будет только улучшаться.
Но что здесь было пятьдесят лет назад? А сто?
На том месте, где я сижу, не было ничего — пыльный перекресток среди песков, кустарники. Апельсиновые рощицы, пара домишек… пожалуй, и все, если не считать болотных птиц. В двадцатые Сарасота могла похвастаться тремя тысячами населения, но ничем больше, занимались здесь земледелием и рыболовством. Иными словами, то, что я вижу под собой, — тоже очередная афера, такая же, как «Океанские волны», громадный «Сэндпайпер Бэй» на Тетл-Ки или те новые кварталы, которые вот-вот сменят старенькие семейные мотели на юго-западном берегу Лидо-Ки.
Чтобы делать деньги на земле, необходимо поймать момент. Понять и сделать, зная, что именно делать и когда. Какой-то парень заметил место и подумал: «Гм… А что, если…»
Этим парнем могу быть и я.
Стеф выбрала десерт и сидела, рассматривая других гостей за освещенными свечами столиками внутри зала.
— Это случайно не шериф? — спросила она.
Я посмотрел — и точно: шериф Баркли шел через обеденный зал со стороны уборных. Он крупный мужчина, рослый и широкий в груди, его трудно не заметить. Он тоже увидел меня и слегка кивнул. Мы познакомились из-за одного дела, касающегося благотворительности. Про себя я отметил, что несколько человек поглядели на нас, и мысленно улыбнулся. Они понятия не имеют, что за все знакомство мы с шерифом едва ли обменялись сотней слов, но они видят перед собой человека с хорошими связями.
— Меня только что осенило, — сказал я. — Ведь я примерно в том возрасте, когда Тони начал строить свои «Океанские волны».
— Он уже Тони?
— Сам предложил.
— «Зови меня Тони» подразумевает назревающую и весьма перспективную сделку в несколько миллионов наличными, верно?
Я театрально вздохнул. Однако здоровый скептицизм со стороны жены весьма полезен. Когда проводятся опросы фокус-групп, участники заинтересованы в результате гораздо меньше, чем женщина, которая может потерять то же, что и ты сам.
— Верно, — подтвердил я. — Кроме того, у него есть жена, полная энергии и решимости, которая возлагает большие надежды на своего мужа. Но знаешь, то, чего мне не хватает, лишь делает меня сильнее.
Стеф усмехнулась и показала мне средний палец как раз в тот миг, когда к нам снова подошла официантка.
— Прошу прощения, — сказала она. — Ненавижу прерывать интимные моменты.
— Нет-нет, момент исключительно деловой, — заверил ее я. — Если у вас есть знакомые женщины, приятные в общении, дайте им мой телефон.
Мы засмеялись все трое, Стеф сосредоточенно принялась за сложное кондитерское сооружение на большой квадратной тарелке, которую принесла официантка, — жена не теряет времени даром, когда дело касается сладкого; она была вся в трепете и предвкушении. Отходя от нашего столика, официантка обернулась и поглядела прямо на меня. Это было мило. Это всегда мило.
Но быть влюбленным в собственную жену еще лучше.
Машину вела Стеф. Она выбрала путь через мост над заливом и дальше вдоль южной оконечности Сарасоты в «Поместье». «Поместье» — это огороженный забором поселок, состоящий из тридцати небольших вилл, совершенно не сообразующихся между собой по стилю и сосредоточенных вокруг небольшого частного причала, к которому у нашего дома нет прямого выхода. Мы с женой не настолько увлекаемся яхтами, чтобы переплачивать за близость к стоянке. Дома произвольно разбросаны вдоль извилистой подъездной дороги, и хотя не создается впечатления, будто ты часть тесного коллектива, но приятно, когда рядом есть соседи, чувствуешь, что живешь в некоем особенном месте. Наши соседи — люди нашего круга. Правда, у большинства имеются дети. У нас — нет. Это уже превратилось в тему для дискуссии, которая возникает вновь и вновь, не сходя с повестки дня и заслоняя собой все прочие темы.
По счастью, сегодня вечером ее не затрагивали. Разумеется, я хочу полную семью, хочу быть уверенным, что достиг всех полагающихся жизненных целей, однако не позволю каким-то гинекологическим форс-мажорным обстоятельствам диктовать мне условия.
Я подошел к бассейну и сел. Стеф скрылась в доме, предоставив мне еще раз осмыслить все случившееся за день и порадоваться успеху. Жизнь и есть твоя настоящая работа, и ты просто лентяй и тупица, если делаешь ее спустя рукава. Наверное, одна из причин, по которой я уверовал в это, — мой отец. Не поймите меня неправильно, он был вполне достойный человек. Он был терпеливым и щедрым, не так уж часто раздражался, мог по-настоящему рассмешить, когда у него было время и желание. Отец зарабатывал на жизнь, продавая краску для ремонта. У него в наличии всегда были самые модные оттенки, отделочные материалы, фурнитура и инструменты. Он был бодр и дружелюбен, всегда помогал донести покупки до машины, если перед ним была женщина, пожилой человек или просто кто-то, кому явно не помешала бы помощь. Если оказывалось, что покупатель приобрел слишком много краски, он с готовностью принимал излишки обратно и пытался продать кому-то другому. Этим отец занимался тридцать лет. А затем в один день вышел из магазина, чтобы помочь даме, которая затеяла ремонт в подвале только что купленного дома. И наклонился, чтобы поднять пару галлонных банок с ярко-белой краской, и уже не распрямился. Умер от сердечного приступа в возрасте пятидесяти девяти лет.
