Тина Ларсен - Портрет-убийца
Он выдвинул ящик письменного стола, достал чековую книжку и спросил:
— Сколько я должен галерее?
Виктория вручила Ричарду копию счета и подошла к окну. Наблюдая за жизнью города, она чувствовала, как в ее влюбленное сердце вползают отчаяние и тоска. Как его спасти? Как убедить убрать портрет леди Тэлбот из квартиры?
— Вы давно работаете в галерее? — Ричард возник около нее и вручил подписанный чек.
— Около двух лет. Но я только помогаю. А вообще-то я студентка.
— Художественная академия или факультет истории искусств?
— Художественная академия, — ее взгляд упал на картину Пабло Пикассо над его письменным столом. — Но, собственно, все уже сказано.
Ричард проследил за взглядом Виктории:
— Никто еще не сказал всего. Не пасуйте перед великими. Кто знает? Может быть, и вы станете мировой знаменитостью!
Виктория взглянула прямо в его глаза, и он сделал то же самое.
— Вы сможете дальше учиться? — это был бестактный вопрос, намекающий на разорение ее семьи.
Она кивнула.
— Аукцион прошел успешно — у меня больше нет долгов, но и имущества осталось мало.
— Покажите мне свои работы!
— Охотно.
— Вы можете приходить ко мне, когда захотите, чтобы посмотреть на портрет леди Тэлбот, — сказал он и вдруг, повинуясь внезапному порыву, наклонился к ее лицу и нежно коснулся губами ее губ.
Виктория стояла как вкопанная, боясь, что остановится сердце. Он ее поцеловал сейчас? Может, он думает, что перед ним леди Тэлбот?
— Это я, Виктория! — проговорила она внезапно осипшим голосом и тут же вспомнила, что прекрасную английскую леди тоже звали Викторией!
— Я знаю, Виктория! — произнес он таким же уверенным голосом, как в день их первой встречи.
Он ласково провел рукой по ее прямым шелковистым волосам и спросил:
— Почему вы не завиваете волосы?
Его взгляд снова стал чужим, в глазах появился пугающий лихорадочный блеск. Виктория бросилась вон из кабинета.
Девушка остановилась только перед дверью лифта. Она едва дышала, ей казалось, что из нее выкачали всю кровь. Она испытывала панический страх за жизнь человека, которого едва знала, но в которого уже успела влюбиться!
Ричард нашел ее у лифта. Вот она, современная девушка — тоненькая, с прямыми волосами, без макияжа, одетая в джинсы, льняной жакет и матерчатые кеды. У нее так же мало общего с роскошной нарядной цветущей женщиной, как у невинности с грехом!
Мужчина ввел цифровой код, двери лифта бесшумно отворились, и девушка исчезла в кабине лифта, ни разу не взглянув на него. Он медленно вернулся в комнаты, ощущая на губах живое тепло ее нежных губ. Его охватила безграничная тоска по этому живому теплу и изящной красоте тонкого юного лица. Было ли это предчувствием любви?
Ричард остановился в конце коридора перед широко распахнутой дверью, словно не решался снова поддаться своей всепоглощающей страсти. Но будто невидимые руки подхватили его и внесли внутрь освещенной свечами комнаты. И когда воспоминание о золотистых глазах юной Виктории слилось с огненным взором леди Тэлбот, он заметил насмешливую улыбку на чувственных губах англичанки и понял, что погиб. Тяжело плюхнувшись в кресло, он закрыл лицо руками. Время текло тихо и незаметно, и с каждой новой секундой он безвозвратно терял частицу своего «я».
* * *Максимилиан фон Доблитц стремительно носился по анфиладе комнат дворца в сопровождении целого штата своих сотрудников, проверяя состояние объектов и их освещение. Выставка открывалась завтра, и самые влиятельные люди города получили приглашение на вернисаж.
— Все должно пройти без сучка и без задоринки! — сказал он и посмотрел на Викторию фон Ленхард, которая представляла галерею Якобсена, принимавшую участие в экспозиции. — Ну, теперь-то вы довольны размещением полотен из вашей галереи?
Виктория кивнула. Господин фон Доблитц интересовался неспроста: за хорошие места Виктории пришлось вести настоящую войну, и в результате полотна относительно малоизвестных художников удалось представить самым выигрышным образом.
Фон Доблитц понесся дальше, и свита засеменила за ним. Он и сам выглядел как произведение абстрактного искусства в телесном воплощении — у него была пышная огненно-рыжая шевелюра и непреодолимая страсть к чрезмерно эмоциональной жестикуляции.
Виктория осталась в залах с экспозицией из галереи Якобсена — знакомые полотна действовали на нее умиротворяюще. Всю последнюю неделю она каждый день приходила в родительский дом для работы над экспозицией. Как и предсказывал Генри Мель, это занятие помогло ей справиться с тоской по дворцу и смириться с его потерей. Прекрасный старый дворец, лишенный всех привычных вещей, перестал быть ее родным домом, превратившись в культурный центр, открытый для посещения всеми желающими.
Виктория быстро взглянула на часы: сегодня ей не хотелось пропускать лекцию в академии, а значит, пора было уходить. Она пробежала по выставочным залам и вышла в холл, где в последнюю очередь устанавливали работы бразильского художника Жозе Фаргаса, прибывшие с опозданием. Его огромные произведения представляли собой конгломерат живописи и скульптуры. Своеобразные пластичные работы, выполненные в белом цвете, производили сильное впечатление. Художник работал, в основном, с гипсом, поэтому все вещи имели солидный вес. Самая крупная работа уже висела на крючке подъемного устройства, когда Виктория узнала о намерении Максимилиана повесить ее на место портрета леди Тэлбот.
— Ни в коем случае не делайте этого! — Виктория быстро подбежала к устроителю выставки, понимая, что леди Тэлбот не допустит, чтобы кто-то занимал ее место.
— Почему нельзя? — Максимилиан фон Доблитц изумленно уставился на девушку. — Место идеально подходит для этого произведения.
— Нельзя, ни в коем случае! — заклинала Виктория. — Только не здесь! На это есть веские причины. Вы и Жозе Фаргасу навредите!
— Фрау фон Ленхард! — крупный рыжеволосый мужчина с шумом выдохнул воздух. — Все последние дни мы с вами только тем и занимались, что искали наилучшие места для полотен вашей галереи, вы не забыли? А теперь, будьте добры, не вмешивайтесь! Я сам сделаю экспозицию произведений моих художников!
Фон Доблитц говорил так громко, что не было ни одного сотрудника выставочного центра, художника или рабочего, кто бы не слышал эту грозную отповедь. Стремянки не передвигали, ящики с инструментами не открывали и не закрывали — все затаились! Наконец, Виктория заявила:
— Это место изначально и навсегда принадлежит только портрету леди Тэлбот!
— И где же эта дама? — язвительно поинтересовался Максимилиан фон Доблитц.
— Портрет продан, но это не означает, что можно занимать его место!
Мощные взрывы хохота потрясли стены старого дворца.
— Нет, ну вы слышали что-нибудь подобное? — воскликнул фон Доблитц, весь красный от возмущения. — Эти потомственные аристократы только и делают, что холят и лелеют свои капризы! А ну, ребята, быстро вешайте картину на стену!
Он повернулся к Виктории спиной. Все свидетели неприятной сцены откровенно смеялись над ней и ее наглым требованием.
Виктория чувствовала себя униженной, но, несмотря на это, решила остаться и посмотреть, чем закончится дело.
Произведение Жозе Фаргаса называлось «В реке». Оно вызывало восторг и удивление и действительно украсило бы старинный мраморный холл. Сам художник, невысокий мужчина со смуглой кожей и черными вьющимися волосами, впал в экстаз и в восторге всплескивал руками, пока не случилось то, чего так опасалась Виктория.
Картина упала со стены безо всякой причины, словно стена отторгла ее, и, упав на мраморный пол, раскололась на мелкие кусочки. Жозе Фаргас на мгновение застыл с поднятыми вверх руками, потом со стоном упал на колени и зарыдал так горько, словно кто-то убил одного из его детей.
Все присутствовавшие с ужасом смотрели на осколки. Здесь же лежала искореженная стальная рама. Деревянная основа картины была расколота, словно топором.
Виктория первая оторвала взгляд от ужасных осколков и внимательно посмотрела на стену, словно желая обнаружить силу, оторвавшую от нее картину. Стена была гладкая и ровная. Внезапно на ней проявились очертания женской фигуры. Девушка затаила дыхание. Горящий взгляд вспыхнул на мгновение ярче обычного, скользнул по мраморному полу, усыпанному осколками, остановился на последствиях разрушения, а затем устремился к ней, ища понимания и одобрения. Виктория почувствовала острую боль в сердце и втянула голову в плечи, словно защищаясь от удара. Она не хотела больше иметь никакого дела с женщиной, которой восхищались и гордились все поколения ее семьи.
— Ты имеешь право на почитание, но не ценой уничтожения, — прошептала она. — Я сделаю все, чтобы вернуть твой портрет на его законное место, но больше ничего от меня не жди.
