Игнасио Гарсиа-Валиньо - Милый Каин
Нико сделал очередной ход, и из компьютера донесся механический синтезированный голос: «Шах и мат». На лице победителя появилась довольная улыбка.
Мальчик неторопливо подошел к собаке, лежавшей на проезжей части, и внимательно посмотрел на нее. Глаза Аргоса горели все так же, разве что не радостно, а лихорадочно. Он все еще продолжал вилять хвостом, молотить им по пыльному асфальту. Нико понимал, что эти признаки жизни проявляются в обреченной собаке лишь рефлекторно. От смерти ее отделяло каких-то несколько секунд. Грузовик переехал Аргоса. Колесо прошлось прямо по его животу. Изо рта собаки, пульсируя, лилась струя крови — как вино из опрокинутой бутылки. По телу Аргоса прошли судороги, и он окончательно затих.
Мальчик, стоявший рядом с ним, блаженно закатил глаза. Он еще немного постоял рядом с мертвым псом, прислушиваясь к целой гамме новых, весьма приятных ощущений, обрушившихся на него. Нико даже нагнулся, чтобы заглянуть в мгновенно остекленевшие, еще недавно такие живые и подвижные глаза Аргоса. Роскошный финал.
Нико взялся за хвост Аргоса, единственную часть тела собаки, не перепачканную кровью, и потащил мертвое животное в сторону дома. Первые метры дались ему очень тяжело. Ощущение было такое, словно труп приклеился к асфальту. Однако Нико приспособился, набрал подходящий темп и уже с меньшими усилиями поволок пса за собой. Он сильно наклонился вперед, использовав для выполнения этой работы весь вес собственного тела.
Несколькими рывками мальчик сумел затащить Аргоса на тротуар, а затем и на парадное крыльцо своего дома. Он сделал небольшую передышку и потащил мертвую собаку дальше, внутрь дома. Нико чувствовал себя полным сил и энергии. Зрелище смерти ничуть не деморализовало его, не лишило сил, а наоборот. Словно мощный электрический разряд, оно заставило его сердце биться сильнее. Кровь побежала по жилам даже быстрее, чем раньше.
Мальчишка представил себе, что участвует в чемпионате по новому виду спорта — перетаскиванию мертвых собак. Немного воображения, и вот этот спорт уже оказался включен в олимпийскую программу. Нико вышел в финал крупнейших соревнований. Ему предстояло состязаться с другими спортсменами, каждый из которых тащил за хвост мертвого пса весовой категории, соответствующей его габаритам.
Пять ступенек, отделявшие террасу от вестибюля, дались ему нелегко. Он перевалил Аргоса через порог и позволил себе очередную передышку. Со второго этажа доносился приглушенный голос Дианы. Младшая сестра что-то напевала.
Очередной этап дистанции оказался неожиданно легким. Собачья шкура отлично скользила по гладкому паркету, недавно заново натертому Арасели до зеркального блеска. Ребенок, воодушевленный своими успехами, и сам не заметил, как затащил Аргоса вверх по лестнице на второй этаж. Он позволил себе лишь чуть-чуть перевести дыхание, а потом из последних сил доделал задуманное. Мальчишка чуть не надорвался и окончательно перемазался кровью, но все же поднял мертвую собаку и положил ее на кровать.
Гордый и довольный собой, он тяжело вздохнул и пошел переодеваться. Его одежда, как и руки, была вся в крови.
В свете фар «мерседеса» Карлос Альберт раз за разом с ожесточением вонзал лопату в землю. В темноте они не без труда доехали до уединенной поляны в глубине лесопарка. В этот час, глухой ночью с субботы на воскресенье, муниципальная служба, забирающая мертвых животных у хозяев, не работала.
Впрочем, дело было даже не в этом. Карлос Альберт хотел сам вырыть эту могилу, устать и вспотеть, чтобы хоть в какой-то степени искупить свою вину, прижечь рану, горевшую в его душе. Как же он любил свою собаку. Сколько радостных минут — нет, долгих часов — подарил ему этот пес.
«Проклятое невезение, чертов сынок, из-за которого собака выскочила на улицу! Пусть сдохнет тот водитель грузовика, который задавил Аргоса!»
Орудуя лопатой, он выжигал злость, кипевшую в нем. Иногда ему приходилось нагибаться, чтобы выковырять из земли камни, мешавшие копать.
«Эх, будь сейчас со мной Аргос, он обязательно помог бы мне, стал бы рыть землю, если бы не лежал теперь мертвый, завернутый в покрывало от Армани».
Реальность вновь обрушилась на Карлоса Альберта всей своей тяжестью. Кораль стояла у машины и смотрела, как муж работал, откладывал лопату в сторону, закуривая очередную сигарету. В какой-то момент он не удержался и бросил ей упрек, пусть и не самый справедливый, но простительный в его состоянии. Карлос заявил, что Кораль никогда не любила Аргоса и теперь, наверное, совсем не переживала, что собака так трагически погибла. Сизый сигаретный дым медленно поднимался к верхушкам сосен, с которых доносилось ритмичное стрекотание цикад.
— Карлос, неужели ты не видишь, что происходит?
Сдавленный голос супруги вывел его из оцепенения. Он воткнул лопату в землю и перевел дыхание, затем вытер ладонью пот со лба, прикрыл ею глаза от света фар, бившего прямо ему в лицо, и посмотрел на Кораль Арсе.
— Дело не в Аргосе, — пояснила она. — Я говорю о нашем сыне.
Несколько секунд Карлос стоял молча, словно не понимая, о чем идет речь, затем все так же молча взялся за лопату и продолжил копать.
— Ему это все по барабану, — через некоторое время произнес он. — Сын не слишком любил Аргоса. Как и ты.
— Ты видел его лицо? Он же рассказывал нам обо всем, что произошло, так, словно ничего особенного и не случилось. Господи, и это при том, что весь дом залит кровью.
Карлос Альберт продолжал копать с удвоенной энергией. Кораль взяла в руки вторую лопату и стала ему помогать.
Они выкопали яму достаточной глубины, вытащили из багажника собаку, завернутую в покрывало, и сбросили труп в приготовленную могилу. Послышался глухой удар о землю тяжелого мягкого предмета. Муж и жена помолчали, а потом вместе забросали могилу свежей землей.
Чуть позже они сидели в машине, смотрели вперед и молчали. Карлос даже не завел мотор. У Кораль кружилась голова. Она все пыталась представить себе, как ее сын тащит здоровенного мертвого пса через весь дом.
«Зачем, почему он это сделал? В особенных, экстремальных обстоятельствах человеческий организм оказывается способен проделать совершенно невозможную работу, требующую невероятных сил, — сказала она себе. — Наверное, он действительно был потрясен, когда увидел умирающего, попавшего под машину Аргоса. Скорее всего, это была вполне объяснимая нервная реакция. Впрочем, потом, даже придя в себя и рассказывая нам об этом, сын был абсолютно спокоен».
В свете фар вырисовывался свежий холмик земли, слегка примятой лопатами. Карлос продолжал обдумывать то, что сказала Кораль Арсе.
Наконец, когда он повернул ключ в замке зажигания, она нарушила долгое молчание:
— Ты помнишь, когда он в последний раз плакал?
Карлос надолго задумался.
— Вообще-то Нико никогда не был особо плаксивым.
— Это было, когда он упал с лестницы. Сколько лет ему тогда было? Четыре?
— Да, четыре, может быть — пять.
— Так вот, с тех пор он больше никогда не плакал.
Карлос медленно вел машину по лесной дорожке, стараясь объезжать ямы и камни, торчащие из земли. В эти минуты он думал не о Николасе, а об Аргосе. О том, сколько радости подарил ему за свою короткую жизнь этот пес.
Кораль никогда не любила собак, но уступила мужу и согласилась, чтобы он завел себе пса той породы, которая ему больше нравится. Она, конечно, свыклась с Аргосом, но никогда особенно им не занималась. Теперь Карлосу Альберту приходилось гнать от себя навязчивую мысль о том, что в глубине души жена сейчас даже радовалась тому, что от собаки наконец удалось избавиться.
Через открытые окна машины до них доносилось журчание ручейка, протекавшего вдоль дорожки, но невидимого в темноте. В свете фар над землей стелился легкий туман. Одежда мужа и жены пропиталась потом. Затылок и шея Карлоса до сих пор были мокрыми. Автомобиль медленно взобрался на гребень земляной насыпи и наконец выбрался на асфальтированное шоссе.
Карлос энергично нажал на педаль газа и услышал голос жены:
— Что у него творится в голове в такие минуты?
— Кораль, у нас был тяжелый день. Завтра мы чуть-чуть успокоимся и увидим все в ином свете.
— Он ведь совершенно бесчувственный.
Карлос Альберт нажал кнопку, расположенную прямо на руле, и включил «Радио Классика». В эфире звучала печальная фортепианная соната, которую он прекрасно знал и даже, пожалуй, смог бы сам напеть этот мотив, вот только, убей бог, не помнил, кто написал эту вещь.
«Может быть, Шуберт?»
Больше всего ему сейчас хотелось помолчать, послушать музыку, догадаться или вспомнить имя композитора до того, как его объявит диктор. Карлос даже собрался было предложить эту загадку Кораль, но…
«Да что она понимает в Шуберте!»
