Питер Бенчли - Остров
– Вы имеете в виду знаменитость?
– У нас есть основания полагать, что “Ньюсуик” поместит Диану фон Фюрстенберг.
– И?
– И она смотрится весьма неплохо. Я хочу, чтобы ты нашел что-нибудь не хуже этого. Когда человек подходит к газетному киоску, я не хотел бы, чтобы ему пришлось делать выбор между Дианой фон Фюрстенберг и какой-нибудь уродиной. Весь наш тираж провалится в тартарары.
– Ну так раздобудьте Фаррах Фоссет-Мейджерс и упакуйте ее в полиэтилен.
– Это несерьезно, Блэр.
– Леонард, я пытаюсь продать тебе историю, которая, как я думаю, очень важна. Ты же все время требуешь, чтобы я приносил тебе гениальные идеи.
– Да, но еще и развлекательные. Проблем и так много на первых страницах журнала.
– Эта статья дойдет до людей. Это заинтересует огромное число читателей. Здесь есть романтика, ведь все происходит на территории Испанского Мэйна, как раньше называли эти места. Здесь есть серьезные факты – они кажутся таковыми, и в то же время эта история – именно для “Тенденций”.
– Корабли не пользуются спросом.
– Потому что у них нет сисек?
– Забудь об этом. Послушай, эта статья заберет слишком много времени и денег, и всему этому может найтись очень простое объяснение.
– Например?
– Например... не знаю. Это твоя область. “Таймс” когда-нибудь писал об этом?
– Я проверю, – Мейнард напирал, чувствуя, что Хиллер слабеет. – Если там об этом что-нибудь есть, я могу писать статью?
– Запроси бюро в Атланте.
– Ведомство Береговой Охраны находится в Вашингтоне.
– Береговой Охраны? Хорошо, тогда Вашингтон. – Хиллер уже устал от споров.
– Не думаю, что они с радостью пойдут навстречу. Для них это слишком мелко. Ну, да ты это знаешь. Половина из них думает, что они Вудворд и Бернстайн, а другая половина – что они все Уолтеры Липпманы. – Мейнард встал. – Я посмотрю вырезки.
– Не забудь об обложке мод. Мне нужна по-настоящему динамитная шлюха. Как Джеки Биссет в мокрой футболке, но только сногсшибательного фасона.
– Как насчет Дэны Гейнс? – спросил в дверях Мейнард. – Обернутой в хлысты.
На обратном пути Мейнард остановился у библиотеки “Тудей” и выписал подшивки по темам: “Лодки”, “Катание на яхтах” и, после некоторых размышлений, “Пропавшие без вести” и “Исчезновения, таинственные”.
Дэна уже ушла на свои дневные занятия айкидо. Мейнард взял с пишущей машинки записку, бросил библиотечные папки на стол и набрал номер рабочего телефона жены.
– Контора Девон Смит.
– Привет, Нэнси. Это Блэр Мейнард.
– Мистер Мейнард! Приятно слышать! Как вы поживаете?
Этот вопрос секретарша Девон задавала ему каждый раз, когда бы он ни звонил, и каждый раз с одинаковым участием в голосе. Он чувствовал, что на самом деле она хочет сказать следующее: как вы еще ухитряетесь жить без этой чудесной женщины? Вы еще держитесь? Ну не стыд ли, что она вас обскакала? Оставила вас позади?
Мейнарду все время приходилось бороться с соблазном все ей объяснить. Девон его на самом деле не покинула, разве что только технически, или географически. Они без всяких слез и сравнительно дружелюбно согласились расстаться (это расставание через девяносто три дня превратилось в развод). После двенадцатилетнего брака они пришли к выводу, что движутся по разным дорожкам и к различным целям. Фактически, к этому выводу пришла Девон, а Мейнард с ней согласился.
В течение первых нескольких лет у них была общая цель: его успех. Он был ретивым, талантливым и амбициозным репортером в “Вашингтон Трибьюн”, он зарабатывал 10000 долларов в год, жил в квартире на первом этаже в Джорджтауне, и ему нравились каждодневные неожиданность и непредсказуемость работы в Вашингтонской газете. Любая рутинная статья несла в себе потенциальные возможности. Автобусный билет мог превратиться в грандиозный политический скандал, в котором, например, выплыли бы наружу алкоголизм и донжуанство в личной жизни председателя какого-либо могущественного комитета. Заявление какого-нибудь мелкого преступника из “белых воротничков” могло завести прилежного репортера в лабиринт коррупции более высоких “слоев” (до Уотергейта оставались еще годы, но подобные прецеденты случались и раньше).
Собственное нетерпение не позволило Мейнарду усидеть в Вашингтоне. Проанализировав свое будущее в “Трибьюн”, он понял, что если он будет продолжать работать так же хорошо, то через два-три года его наградят газетной сенсацией насчет системы школьного образования в пригородах. К тридцати годам он может стать корреспондентом газеты в округе Энн Арундел.
“Тудей” сманил его из “Трибьюн” зарплатой 15000 долларов в год и ответственной работой – он отвечал за один из главных разделов журнала. Его имя упоминалось в составе редакционной коллегии. Вокруг него и Девон увивались всякие ответственные за связи с общественностью, их приглашали на вечеринки с коктейлем и частные кинопросмотры. Это было головокружительное время для человека, которому только что исполнилось двадцать пять. Если ему уже и не требовалось проявлять свое репортерское мастерство (более половины его статей писали сотрудники), то что в этом плохого? Теперь он был писателем – писателем для журнала новостей, конечно, но он учился писать сжато, сухо, излагая материал быстро и ясно. Они с Девон пришли к мнению, что после того, как он отточит свое искусство, он сможет попробовать написать роман или пьесу. Работа в журнале была восхитительной практикой, но все же это была не карьера.
Однажды, после того как ему стукнуло тридцать, ему в первый раз предложили место старшего редактора. Девон убеждала его согласиться. Это ведь повышение в должности, и зарплата больше, и, что очень важно, это означало перемену. Писать для журнала было уже не так захватывающе интересно; он мог бы написать весь свой раздел за пару часов.
Он с ней не согласился. Стань он редактором, все увеличение в зарплате будет съедено потерей “левого” заработка. У старших редакторов нет времени заниматься свободной деятельностью. Это означало бы крушение всех надежд насчет романа или пьесы. Лучше остаться тем, что он есть, честно получая зарплату за двухдневную (фактически) рабочую неделю, углубляя свой опыт и контакты путем свободного творчества, поглощая идеи, которыми потом можно будет воспользоваться.
Девон была разочарована, но продолжала поддерживать и воодушевлять его, одобряя его “свободные” статьи (потому что этой работой он гордился больше всего), чтобы помочь ему развить сюжет для романа. Она часто обвиняла его в том, что он идет по проторенной колее комфортного выживания. Не раз она говорила ему, что его роман явится воплощением его мечты о свободе и самовыражении, которых он никогда не достигнет.
Их брак начал разваливаться четыре года назад, хотя ни один из них об этом не догадывался. Юстин, их сын, поступил во второй класс школы Аллен-Стивенсон, и впервые в жизни он отсутствовал дома с восьми до четырех. Девон устроилась на работу в рекламном агентстве и, к своему удивлению, оказалась хорошим – а со временем и более того – блестящим – копирайтером[2]. Когда ее начальник и двое коллег бросили это агентство, чтобы организовать новое, они взяли ее с собой. За год она стала главным копирайтером и партнером фирмы. Ее годовая зарплата составила 50000 долларов, не считая премии в половину этой суммы.
Ей нравилось все в ее работе – долгие часы присутствия, спешка с отчетами, путешествия, она любила развлекать клиентов, ей нравилось также и возбуждение от необходимости убеждать публику тратить деньги именно на ее продукцию, а не на продукцию конкурента.
Она построила себе мир, в котором была счастлива, в то время как Мейнард плавал в мире, созданном кем-то другим, и достаточно преуспевал в нем, практически ничего не делая и даже не зная в точности, чего он хочет. У него не было особого стремления к славе, а к знаменитостям он относился с неодобрением: он верил в предсказание Энди Уорола о том, что к 2000-му году каждый в Америке сможет стать знаменитостью за 20 минут. Единственной настоящей его страстью была история. Вероятно, это происходило из-за того, – пришел он к выводу, – что он подсознательно не был удовлетворен настоящим. В своих снах наяву он жил в эпоху открытий (скажем, в конце пятнадцатого – начале шестнадцатого столетия), когда люди делали то, что они делали, только ради того, чтобы делать, путешествовали просто потому, что никто до них в этих местах раньше не бывал, и жили (он вспомнил цитату из книги об Испанском Мейне) “как во сне – свободные от каких бы то ни было обязательств, они мчались по жизни, предаваясь смертельным забавам...”
Его мечта была кошмаром для Девон. Наконец они сошлись на том, что у них разное будущее. Она не стала требовать с него алименты и согласилась на символическую сумму в 500 долларов в месяц на содержание ребенка.
