Дэн Уэллс - Необитаемый город

— Исчезли последние две недели, — говорю, кивая. — Я вроде как упал с высоты.

— Вас столкнули?

— Не помню.

— И где вы были?

— Не помню.

— Вы не очень-то расположены к откровенности.

— Помню нечто вроде… необитаемого города. Улицы, дома́, и никого нет. Это как скелет, с которого содрали мясо.

Она записывает скорописью.

— Впечатляет. Но это только начало. Вы помните, кто был с вами?

— По-моему, со мной никого не было. Разве что Люси. Определенно Люси, потому что не могу представить, как выхожу куда-то без нее. — Внимательно смотрю на Фишер. — Мы собирались убежать, добраться до какого-нибудь городка, может, даже спрятаться на ферме. Но врачи не нашли Люси, и я не знаю, где она. — В голову впервые приходит мысль, что с ней могла случиться беда, и желудок завязывается в узел. — Вы должны ее найти. Люси Бриггс.

— Ваша подружка?

Киваю.

— Не знаю номера ее телефона, но она работает в греческом ресторане на Гранд-авеню. Боюсь, как бы с ней чего не случилось.

— Я ее найду. Кто еще?

— Больше на ум никто не приходит.

— Вы в последнее время имели контакты с кем-нибудь из адептов секты «Дети Земли»?

Сердце останавливается, мир замирает. Настороженно вглядываюсь в нее:

— А что вам известно?

Журналистка смотрит на меня широко раскрытыми глазами:

— Что-то не так?

— Почему вы спрашиваете про «Детей Земли»?

Она делает пометку в блокноте.

— А что, нельзя?

— Что вы обо мне знаете? Что тут вообще происходит?

— Я… — Келли явно в смятении. Она подыскивает нужные слова и напряженно хмурится. — Ничего я не знаю. А вы что, член этой организации?

— «Дети Земли» — культ, практикующий убийства, — объясняю я. — Они похитили мою мать, когда она была беременна, а после моего рождения убили. Ни за что не стал бы с ними сотрудничать. Скорее, уничтожил бы всех.

Фишер бледнеет:

— Вы этого не говорили.

— Какое отношение «Дети Земли» имеют к маньяку-убийце?

Она вздыхает:

— Почти все жертвы оказались адептами культа.

У меня вырывается ругательство.

— Кто-то убивает «Детей Земли» и уродует их лица, — добавляет она. — Кто-то, ненавидящий их так же, как вы.

— Значит, подозревают меня, — констатирую я, внимательно глядя на нее. — А вы говорили, что это не так.

— Очевидно, я ошибалась. — Она щелкает ручкой и роняет ее в сумочку, закрывает блокнот и отправляет его туда же. — У меня могут быть крупные неприятности из-за того, что я тут.

— Вы не можете уйти, — быстро говорю я. — Не можете оставить меня с ними.

— Майкл, послушайте… — Фишер встает, бросает взгляд на дверь, потом подходит ко мне и тихо произносит: — Я обещала, что помогу вам выбраться отсюда, и я сдержу слово… Если вы действительно невиновны, как утверждаете, я сделаю все, чтобы вызволить вас. Но пока будьте осторожны, ясно? И никому не говорите, что я приходила. Постараюсь посетить вас в Пауэлле, как только мне позволят, но, пожалуйста, сохраните этот визит в тайне. Договорились?

— Обещаете прийти?

— Сделаю все, что в моих силах, но, если расскажете кому-нибудь о нашей встрече, не останется никаких шансов.

— Я никому не скажу.

— Спасибо. — Она подходит к двери, прислушивается, распахивает ее и выскальзывает из палаты.

Лежу в абсолютной тишине и вглядываюсь в черный экран телевизора. Он вглядывается в меня. Из коридора доносится голос, громкий и знакомый. Я в тревоге смотрю на дверь.

Появляется моя последняя надежда — доктор Ванек.

Глава 3

Доктор Ванек распахивает дверь и почти целиком заполняет проем мощной фигурой. На краткий миг вспыхивает надежда на освобождение, но он, похоже, чувствует мой оптимизм, хмурится и качает головой:

— Мне сказали, вы тут учинили бог знает что. — Ванек слегка кряхтит, опускаясь на ближайший стул. Темные волосы обрамляют его лицо, смыкаясь с бородой, и оправа очков на фоне буйной растительности кажется тонкой и ломкой. — Жаль, что вы не приходили ко мне последние полгода. Одно дело, когда тебе звонят и сообщают, что твой давно пропавший пациент наконец-то объявился, и совсем другое, когда говорят, что тот же пациент умудрился травмировать двух работников больницы, один из которых, кстати, глава психиатрического отделения. Позвольте заверить, вчерашним своим поведением новых друзей вы тут не обрели.

— Вы сегодня не в настроении, — замечаю я.

Доктор Ванек всегда раздражен в гораздо большей степени, чем все другие психиатры, с которыми я имел дело. Некоторые из них были просто замечательные; еще в школе я даже влюбился в нашего школьного психолога — молодую, хорошенькую Бет. Она первая и диагностировала у меня депрессии. Любила свою работу, любила помогать людям. Ванек же — полная противоположность Бет. Иногда я думаю, он и врачом-то стал только для того, чтобы всем демонстрировать высокий уровень интеллекта.

— Майкл, я ведь вас предупреждал. — Ванек трет лоб похожими на сардельки пальцами. — Разве не говорил, когда вы начали пропускать сеансы: отказ от терапии или приема лекарств может привести к усугублению симптомов?

— У вас есть мобильник?

Он вздыхает:

— Знаете же, что, встречаясь с вами, я никогда не беру мобильник. И насколько понимаю, ваше непримиримое отношение к электронике приобрело новые и весьма любопытные измерения. Расскажите мне об этих безликих.

— Врачи думают, что я их убил. Они считают, что я и есть этот… Хоккеист.

Ванек поднимает брови:

— С чего вы взяли?

Открываю рот, но ничего не говорю. Обещал ведь репортерше, что буду молчать. Пожимаю плечами:

— Это… так очевидно.

— Что ж, — соглашается Ванек, — это избавляет меня от необходимости смягчать то, что я собираюсь вам сообщить. Если мы хотим решить эту проблему, то, полагаю, вы должны мне сказать, где провели последние две недели. Несколько дней назад убийца прикончил охранника в промышленном районе. Было бы неплохо, если бы вы смогли доказать, что находились в другом месте.

— Прятался. — О врачебном такте Ванека говорить, судя по всему, не приходится, но вот умом он не обделен и вполне способен разглядеть правду. — Вы должны увезти меня отсюда. Мы можем поговорить обо всем в вашем кабинете или где сочтете нужным. Только не здесь.

— Я приехал не для того, чтобы вас увезти, — говорит он, пристально глядя на меня, — а для того, чтобы координировать ваш перевод в психиатрическую лечебницу города Пауэлла. Доктор Сардинья рекомендует повышенные меры безопасности, интенсивную терапию и нейролептики.

— Нейро…

— Лекарственные средства против психозов, — поясняет Ванек. — Майкл, вы теперь не просто буйный пациент, а буйный шизофреник. Не слишком хорошая комбинация в глазах представителей медицинской и правоохранительной систем.

— Я не сумасшедший.

— Мы предпочитаем термин «душевнобольной».

— Раздвоения личности у меня нет.

Ванек смеется — хриплый звук, похожий на лай.

— Черт бы драл того, кто запустил это ошибочное представление. Шизофрения не имеет ничего общего с раздвоением личности. Этот диагноз означает, что мозг реагирует на возбудители, которых не существует. У вас слуховые и зрительные галлюцинации вроде безликих, вы верите во всякие немыслимые вещи, как этот идиотский план преследования, — ничего подобного не существует.

Пытаюсь сесть, но ремни позволяют лишь слегка приподняться.

— Я не сумасшедший, — произношу скороговоркой. — И не параноик.

— Майкл, — говорит он, глядя на меня поверх очков, — вы были параноиком всю жизнь. Это вполне оправданная реакция для человека, похищенного еще до рождения, но «оправданная» и «здоровая» — понятия очень разные.

— Это не имеет никакого отношения к моей матери! — Затронутая врачом тема вызывает во мне прилив злости. — Послушайте, вы должны мне верить. Безликие — это реальность. Здесь вчера был один из них. Я его видел.

— Разумеется, — соглашается Ванек, — об этом я и говорю: вы видите вымышленные вещи, но мозг воспринимает их как реальность. Это называется галлюцинацией.

— Он был настоящий, — настаиваю я. Как сделать, чтобы Ванек мне поверил? — Такой же настоящий, как эта стена, этот стул. Он был такой же настоящий, как вы или я.

— Реальность… — Ванек хмурится. Он подается вперед, обводит рукой палату. — А вы думайте об этом так: человеческий мозг не имеет прямой связи с реальностью — ни ваш, ни мой и ничей другой. Мы воспринимаем окружающее через органы чувств — глаза, уши и прочее. Потом информация поступает в мозг. Тот, в свою очередь, получает ее и трансформирует, чтобы создать картину, максимально приближенную к реальности. Для большинства из нас это работает, но шизофрения разрушает систему — сигнал от органов восприятия на пути в мозг искажается. Когда мозг формирует картину реальности, в ней появляется много ложной информации. Некоторые люди слышат голоса, другие видят лица, или цвета, или что-то иное. Проще говоря, реальность, как ее воспринимаете вы, отличается от объективной реальности.