Джеффри Арчер - Ложное впечатление (в сокращении)
— Привет, Том, как дела? — спросил он.
— Отлично, — ответил Том.
— Хорошие новости?
— Нет. Придется тебе открыть еще одно дело.
Джека прошиб холодный пот.
— Кто на этот раз?
— Леди Виктория Уэнтворт.
— Как она погибла? — тихо спросил Джек.
— Точно так же, как трое других, — ей перерезали горло. Почти наверняка кухонным ножом.
— Почему ты думаешь, что замешан Фенстон?
— Она задолжала банку больше тридцати миллионов.
— За чем он охотился в этот раз?
— За «Автопортретом» Ван Гога. Цена — шестьдесят миллионов долларов.
— Вылетаю в Лондон ближайшим рейсом.
Анна сняла кроссовки, переобулась в черные туфли на высоком каблуке, взяла со стола папки и отправилась к шефу. Постучала в дверь и удивилась — та немедленно распахнулась, и она оказалась лицом к лицу с Карлом Липманом.
— Доброе утро, Карл, — поздоровалась Анна.
Ответом ее не удостоили. Председатель поднял взгляд от бумаг на столе и жестом показал на стул напротив. Липман сел на свое место — за правым плечом Фенстона, словно кардинал при папе римском. Анна подумала, что вот-вот появится Тина, но дверь кабинета секретарши оставалась закрытой.
Анна, стараясь скрыть волнение, взглянула на полотно Моне, над столом председателя. Молчание было нарушено по кивку Фенстона.
— Доктор Петреску, — начал Липман, — до председателя дошло удручающее известие. Может статься, что вы послали клиенту конфиденциальный банковский документ, до того как председатель составил о нем свое мнение.
На мгновение Анна потеряла дар речи, но быстро взяла себя в руки:
— Если вы, мистер Липман, говорите о моем заключении в отношении ссуды под имущество Уэнтвортов, то вы правы. Я послала копию леди Виктории.
— Но у президента не было достаточно времени, чтобы принять взвешенное решение до того, как вы отправили документ.
— Мистер Липман, первого сентября я выслала заключение вам и председателю.
— Я заключения не получал, — резко возразил Фенстон.
— Более того, — продолжала Анна, все так же глядя на Липмана, — у меня есть подтверждение, что председатель заключение получил. Подтверждение с подписью председателя.
— Вы должны были дождаться моего решения. — Фенстон как будто не слышал ее.
— Председатель, я ждала неделю, — возразила Анна. — Все это время вы не сказали ни слова, а между тем я должна сегодня вечером вылететь в Лондон, чтобы завтра встретиться с леди Викторией. Двумя днями позже я представила вам письмо с напоминанием.
— Но я не читал вашего заключения, — повторил Фенстон.
Анна глубоко вздохнула и продолжила:
— Там я всего лишь информирую правление — если мы решим продать Ван Гога, то вырученная сумма с лихвой покроет заем и проценты.
— Но я бы, возможно, нашел лучшее решение, — сказал Фенстон.
— Если дело было только в этом, то мы, как коллеги, могли бы обсудить различные варианты.
— Нелепое предложение, — заметил Фенстон.
— Не думаю, председатель, что придерживаться закона — нелепость, — спокойно возразила Анна. — Закон требует от банка давать клиентам все рекомендации, какие только возможны…
— Прежде всего вы отвечаете передо мной! — заорал Фенстон.
— Нет, если считаю, что член руководства банка нарушает закон.
— Пытаетесь вынудить меня вас уволить?
— А мне кажется, что это вы вынуждаете меня уволиться.
— В любом случае, — сказал Фенстон, развернув кресло и устремив взгляд в окно, — ясно, что вам в этом банке не место. Вы не умеете работать в команде, о чем меня предупреждали в «Сотбис».
Не вставай, приказала себе Анна. Сжав губы, она посмотрела на профиль Фенстона и уже собралась ответить, как заметила какую-то перемену в его облике. Приглядевшись внимательней, она увидела у него в ухе новую серьгу. Тщеславие его погубит, подумала она.
— Председатель, я бы хотела внести предельную ясность. Подбивать коллегу выудить наследство у наивной женщины — уголовное преступление, и я уверена, что мистер Липман, с его немалым опытом, будет счастлив объяснить вам это.
— Вон, пока я вас не вышвырнул! — вскочив со стула, завопил Фенстон.
Анна медленно встала и направилась к двери.
— Через десять минут вы должны освободить кабинет. Если после этого вы все еще будете здесь, вас выведут из здания охранники.
Анна спокойно закрыла за собой дверь.
В коридоре она увидела Стедмена. Его явно предупредили заранее. Держась со всем достоинством, на какое была способна, Анна, хоть тот и шел за ней след в след, направилась к своему кабинету. Ребекка уже ждала ее, держа в руках большую картонную коробку.
— Ничего не трогайте, — распорядился Стедмен. — Ваши личные вещи уже упакованы, так что пойдемте.
— Мне очень жаль, — сказала Ребекка. — Я пыталась дозвониться до вас, но…
— Не разговаривайте с ней, — рявкнул Стедмен. — Она здесь больше не работает.
Анна улыбнулась.
— Вы ни в чем не виноваты, — успокоила она секретаршу, когда та отдавала ей коробку.
Сняв туфли на высоких каблуках и положив их в коробку, Анна надела кроссовки и вышла в коридор.
Начальник охраны прошел со своей подопечной весь долгий путь до лифта и нажал кнопку со стрелкой вниз.
Они оба ждали лифта, когда самолет «Американских авиалиний», вылетевший рейсом 11 из Бостона, врезался в девяносто четвертый этаж Северной башни.
Рут Пэриш посмотрела на монитор вылетов над своим рабочим столом. Ее офис находился рядом с аэропортом Хитроу. Она с облегчением отметила, что американский самолет, который должен был вылететь рейсом 107 в Нью-Йорк, в аэропорт Кеннеди, наконец-то взлетел без двадцати два, с опозданием в сорок минут.
Фирму «Хранилище искусств» Рут основала почти десять лет назад. Доставка великих и не очень великих произведений искусства из одной части света в другую позволяла ей совмещать врожденные организаторские способности с любовью к прекрасному. Она имела дело с владельцами галерей, торговцами и частными коллекционерами. За эти годы многие из клиентов стали ее добрыми знакомыми. Но только не Брайс Фенстон. Рут давно поняла, что слова «пожалуйста» и «спасибо» в его лексиконе отсутствуют. На этот раз Фенстон поручил ей забрать картину Ван Гога из Уэнтворт-Холла и немедля доставить в его нью-йоркский офис.
Когда накануне позвонил мистер Эндрюс, дворецкий из Уэнтворт-Холла, и сообщил, что картина будет готова к отправке утром, Рут распорядилась, чтобы один из ее бронированных фургонов подъехал туда в восемь утра. Рут лично следила за каждым этапом упаковки и отправки картины. Она стояла рядом со своим старшим упаковщиком, когда тот заворачивал полотно в бескислотную кальку, укладывал его в контейнер-футляр с пенным уплотнителем, а потом стянул крепежные болты, написал по трафарету на обеих сторонах футляра «ХРУПКИЙ ГРУЗ» и проставил на всех четырех углах номер «47». Таможенник проверил сопроводительную документацию и разрешение на вывоз. Рут подъехала к ожидавшему «Боингу-747» и лично убедилась, что красный контейнер исчез в его багажном отделении. Без двадцати два самолет взял курс на Нью-Йорк.
Чтобы сообщить об отправке картины Ван Гога, Рут набрала нью-йоркский номер офиса Анны.
Раздался оглушительный взрыв, все вокруг содрогнулось. Анну швырнуло назад, словно от удара боксера-тяжеловеса. Оглушенная, она оказалась на полу.
Наступила жуткая тишина, которую скоро нарушили крики и грохот, за окнами полетели вниз огромные осколки стекла, куски покореженного металла и офисной мебели.
Должно быть, еще одна бомба, подумала Анна. Очевидцы рассказывали о взрыве 1993 года, произошедшем в башне. Анна помнила инструкцию у двери на лестницу: «При аварийной ситуации не возвращайтесь на рабочее место, не пользуйтесь лифтом, спускайтесь по ближайшей лестнице». Она с трудом встала — несмотря на ушибы и порезы, кости вроде бы остались целы. Стедмена нигде не было.
Бросив то, что осталось от коробки, Анна, спотыкаясь, добралась до лестницы «С» в центре башни. В людском потоке она спускалась вниз. Кто-то молчал, кто-то плакал. Никто не знал, отчего произошел взрыв.
Поблизости мужчина попытался связаться по сотовому телефону с внешним миром.
— В Северную башню врезался самолет, — громко сообщил он.
— Но где, где? — одновременно вскрикнули несколько голосов.
— Над нами, примерно на девяностом этаже, — ответил мужчина.
— Что мы должны делать? — спросил кто-то.
Мужчина повторил вопрос в телефон и через пару секунд получил ответ.
— Мэр советует всем выбираться отсюда как можно скорее.
Анна удивлялась тому, как много людей остаются на рабочих местах. Она начала считать ступени — восемнадцать в каждом пролете, то есть до вестибюля оставалось по меньшей мере еще полторы тысячи. На лестнице становилось все многолюднее — люди выбирались из кабинетов, их прибывало на каждом этаже. Анну поражало спокойствие спускавшейся вереницы.
