Томас Харрис - Молчание ягнят
Тут же рядом зашипел Миггс:
— Я разбил кулак и теперь могу умере-е-еть. Видишь, как много крови?
Она могла бы позвать Барни, но, вздрогнув, обернулась и глянула в камеру.
В тот же момент Мигге тряхнул пальцами, и прежде, чем Кларис успела отвернуться, на щеку и плечо брызнули какие-то капли. Она резко шагнула вперед, заметив, что это не кровь, а сперма.
И тут же скорее почувствовала, чем услышала голос Лектера:
— Агент Старлинг.
Он уже встал и теперь звал ее, а она шла по коридору, пытаясь найти в сумочке салфетки.
— Агент Старлинг.
Девушка нашла силы взять себя в руки и вернуться к решетке Лектера.
— Агент Старлинг. — В голосе зазвучали новые нотки. Она остановилась. Ради чего я все это делаю? Опять что-то прошипел Миггс, но она его уже не слышала.
Девушка снова стояла перед камерой Лектера и наблюдала очередной спектакль доктора. Она знала, что преступник-психолог учует на ней эту гадость. Он был способен вынюхать что угодно.
— Я не хотел, чтоб это случилось с вами. Я презираю грубость.
Можно подумать, что совершать убийства это не грубость.
А, может, ему было приятно видеть ее, помеченную таким необычным способом? Она была в растерянности. Искры в его глазах погасли подобно светлячкам, исчезнувшим в пещере.
Что бы ни произошло, Боже, помоги не упустить шанс! Она опять вытащила бумаги:
— Прошу вас, сделайте это для меня.
Возможно, она опоздала — доктор опять говорил ледяным тоном:
— Нет. Но я осчастливлю вас и дам кое-что другое. Я дам вам то, что будет более полезно, агент Старлинг.
— Что, доктор Лектер?
— Совет, разумеется. Но он отлично сработает, и я буду доволен. Приближающийся день святого Валентина надоумил меня. — Улыбка из мелких белых зубов на его лице могла означать все, что угодно. — Говорил он очень тихо. — Поищите свои валентинки в машине Распейла. Слышите? Ищите валентинки в машине Распейла. А теперь вам лучше идти. Не думаю, что Миггс в состоянии повторить проделку, хоть он и чокнутый.
Глава четвертая
Кларис Старлинг устала и была возбуждена. Кое-что, сказанное Лектором, могло оказаться правдой, а что-то только походило на правду.
В какие-то моменты она чувствовала, что теряет здравый смысл, напоминая себе мечущегося в клетке медведя.
Она ненавидела себя за то, что рассказала свое, личное, но через секунду сумела подавить в себе ярость.
Ведь это ее работа.
Девушка села в старенький «пинто», припаркованный напротив клиники, и глубоко вздохнула. Когда окна затуманились, она почувствовала себя отгороженной от уличной суеты.
Распейл. Она помнила это имя. Он лечился у Лектера и стал его жертвой. С материалом по доктору она знакомилась всего один вечер. Папка была довольно объемистая, и среди жертв значилось это имя. Необходимо было срочно вникнуть в детали. Старлинг намеревалась как можно быстрее заняться этим, но понимала, что спешку пороть не следует.
Дело Распейла было закрыто несколько лет назад. Теперь опасность никому не грозит.
Время есть. Лучше получить подробную информацию, с кем-то поговорить, а уж потом предпринимать конкретные шаги. Крофорд может отдать дело кому-нибудь другому.
А она должна не упустить свой шанс. Кларис решила позвонить шефу из автомата, но оказалось, что его вызвали в Министерство юстиции.
Можно было узнать детали в департаменте полиции Балтимора. Но преступлениями такого рода федеральные органы не занимаются, и ей вполне могут дать от ворот поворот.
Она вернулась в свой отдел с его уютными коричневыми занавесками и грудами папок, заполненных всевозможной чертовщиной.
Вечером, когда последний секретарь ушел домой, она начала просматривать микрофильмы с делом Лектера.
Распейл, Бенджамин Рене, 46, первый флейтист балтиморского филармонического оркестра. Лечился у психиатра доктора Лектера. 22 марта 1976 года не появился на концерте. 28 марта его тело обнаружили сидящим на скамье в маленькой деревенской церквушке неподалеку от водопада Черч, Вирджиния, одетым только в белый галстук и во фрак.
Вскрытие показало, что ему проткнули сердце, вырезали поджелудочную железу и тимус. Кларис Старлинг, которая с раннего детства знала о мясной кулинарии больше, чем хотела, помнила, что у некоторых животных эти органы употребляются в пищу.
Балтиморская полиция выяснила, что блюдо из такого мяса было на столе доктора Лектера во время обеда в честь президента и главного дирижера филармонического оркестра, который состоялся на другой день после исчезновения Распейла.
Доктор Ганнибал Лектер ни в чем не признался. Президент и дирижер не смогли припомнить, чтобы во время обеда их угощали подобным блюдом.
В широких кругах Лектер считался большим гурманом и даже публиковал многочисленные статьи в журналах, посвященные этой теме. Позднее президента лечили в Базеле — он страдал отсутствием аппетита и чрезмерным употреблением алкоголя.
Согласно данным балтиморской полиции, Распейл стал девятой жертвой Лектера из тех, которые были обнаружены.
Музыкант погиб, не оставив завещания, и в течение нескольких месяцев, пока не угас интерес публикациям, газеты много писали о борьбе родственников за раздел его имущества.
В конце концов для ведения дела был назначен поверенный. К этому человеку и надо было теперь подобраться, чтобы получить разрешение на осмотр автомобиля. Но тот мог и не позволить выволакивать на свет божий старые дела, дабы не тревожить память о покойном. Старлинг горела желанием действовать, но для этого ей необходимы были и официальные права, и хороший совет. Теперь, оставшись одна в отделе, она решила не откладывать с этим делом и нашла домашний телефон Крофорда.
От волнения девушка не слышала гудков, но внезапно в трубке появился ровный, спокойный голос:
— Джек Крофорд.
— Это Кларис Старлинг. Надеюсь, не прервала ваш ужин… — Трубка молчала, и она вынуждена была продолжать. — Сегодня Лектер рассказал мне кое-что о деле Распейла. Сейчас я как раз просматриваю это дело. Он сказал, что в машине жертвы спрятана важная улика. Я думаю добраться до нее через поверенного. Завтра суббота, занятий нет, и я хотела бы вас попросить…
— Старлинг, вы помните, что должны сделать доклад о беседе с Лектором? — Голос шефа звучал зловеще тихо.
— И представить его в воскресенье к девяти ноль-ноль.
— Вот и делайте это. Только это, Старлинг.
— Да, сэр.
В трубке раздались гудки. Лицо девушки исказила презрительная гримаса, в глазах вспыхнул огонь.
— Дерьмо собачье, — проговорила она. — Старый сукин сын. Пусть Мигге обоссыт тебя и тогда посмотрим, как ты попляшешь.
Глава пятая
Джек Крофорд, пятидесяти трех лет, читает в вертящемся кресле возле настольной лампы в спальне своего дома. Перед ним две двуспальные кровати, обе приподняты на подставках до высоты больничных коек. Одна кровать его, в другой лежит жена Белла. Крофорд слышит ее затрудненное дыхание. Прошло два дня с тех пор, как она в последний раз смогла пошевелиться и сказать ему прощальные слова.
Дыхание прерывается. Он смотрит поверх своих бифокальных очков, откладывает книгу.
Белла задышала снова, сначала отрывисто, потом полной грудью. Он поднимается, чтобы приложить к ее лбу руку, измерить давление, послушать пульс. За эти месяцы он научился искусно проделывать все это.
Ночью он тоже не покидает жену — для этого и установил свою кровать рядом.
В темноте ему часто приходится проверять ее состояние. Поэтому его кровать тоже находится на возвышении.
Если не считать высоты кроватей и больших подушек для удобства Беллы, комната совсем не похожа на больничную палату. Крофорд сделал для этого все возможное. На столе стоят цветы, но не очень много. Не видно лекарств — Крофорд освободил маленький шкафчик в прихожей и сложил туда все медикаменты еще перед тем, как привезти ее из госпиталя.
В комнате, можно сказать, безупречная чистота, но ковер начал тускнеть — Крофорд не включает здесь шумный пылесос, а пользуется веником. Он тихо подходит к шкафу, включает внутри свет. На дверце укреплены два зажима с листками бумаги. На одном он замечает пульс и давление Беллы. Цифрами, написанными его рукой, а также рукой медсестры испещрены многочисленные желтые страницы. Это отчет о бесконечных беспокойных днях и ночах. На других листках сестра оставила свои инструкции. Крофорд способен оказать ночью любую помощь. По совету сестры, прежде чем привезти жену домой, он тренировался делать уколы на лимоне, затем на собственных ягодицах.
Почти три минуты он смотрит на жену. Легкий шелковый шарф прикрывает ее лицо. Она упорно настаивала на этом. Теперь он тоже хочет этого. Крофорд сбросил соринки своим крепким большим пальцем, смочил губы женщины глицерином. Она не пошевелилась. Переворачивать ее еще рано.
