Джон Гришэм - Адвокат

Помимо копии обращения в суд, в конверте лежали какие-то справки, формы, выписки из протоколов, я не обратил на них ни малейшего внимания. Прислонившись к холодной стене, я ждал, когда во мне уляжется ярость. Я хорошо представлял, что означает отлучение от профессии. Наивно было полагать, будто фирма, стремясь вернуть досье, не окажет на меня давление любыми доступными ей способами.

Мой арест не удовлетворил их аппетиты. Они жаждали крови. Типичная стратегия большой фирмы — пленных не брать! Я прекрасно понимал их логику. Но и у меня было в запасе нечто такое, о чем наши генералы еще не догадывались: завтра в девять утра я буду иметь честь официально предъявить фирме иск на десять миллионов долларов в качестве компенсации за смерть Лонти Бертон и ее четверых детей.

Судя по всему, угроза дисквалификации — их последняя ставка. Не будет больше ни ордеров, ни арестов, ни заказных писем. Я почувствовал некоторое облегчение, однако к нему примешалась изрядная доля страха. Выйдя десять лет назад из стен колледжа, я ни разу не задумался о смене профессии. Чем я буду зарабатывать на хлеб?

Впрочем, София обходится без лицензии, а опыта у меня не меньше. Даст Бог, не пропаду.

Мордехай стоял в проходе, ведущем к нашим местам. Я коротко рассказал о содержимом конверта, Мордехай посочувствовал мне.

Матч обещал быть в высшей степени напряженным, но в данный момент вовсе не баскетбол интересовал нас. Джефф Мекл, охранник из «Рок-Крик секьюрити», в свободное от основной деятельности время подрабатывал на стадионе, сегодня днем его выследила София. Наверняка он слоняется неподалеку среди сотни других одетых в униформу стражей порядка, посматривая одним глазом на щиты с кольцами, а другим кося в сторону излишне активных зрителей.

Мы не имели представления, молод Джефф или стар, белый или темнокожий, рослый или приземистый. У каждого охранника на левой стороне груди была карточка с именем. Мы отправились по проходам от секции к секции, и не прошло двадцати минут, как Мордехай обнаружил Мекла на том месте, мимо которого я прошел дважды.

Охранник оказался примерно моих лет. Белый, мощное телосложение, простоватое лицо. Бычья шея и неохватные бицепсы вызывали невольное уважение. Быстрое совещание постановило: с Джеффом поговорю я.

Зажав между пальцев визитку, я с независимым видом приблизился к гиганту.

— Мистер Мекл, меня зовут Майкл Брок. Я адвокат.

Он равнодушно взглянул на меня и взял визитку. Я отвлек его от беспечной болтовни с молоденькой билетершей.

— Вы не согласитесь ответить на несколько вопросов? — Интонацию я позаимствовал у героя детективного фильма.

— Валяйте. Но могу и промолчать. — Джефф подмигнул девушке.

— Приходилось ли вам когда-нибудь работать на «Дрейк энд Суини»? Это крупная юридическая фирма.

— Ну.

— Вы оказывали им помощь в выселении?

Вопрос задел его. Лицо затвердело, беседа, можно считать, завершилась.

— Вряд ли, — сказал Джефф в сторону.

— Вы уверены?

— Нет. Мой ответ — нет.

— То есть вы не помогали фирме четвертого февраля сего года выселять из здания заброшенного склада самовольно вселившихся людей?

Сжав челюсти и сузив глаза, Джефф покачал головой.

Кто-то из «Дрейк энд Суини» наверняка переговорил с мистером Меклом. Или, что более похоже на правду, фирма пригрозила его работодателю.

Как бы то ни было, лицо охранника превратилось в бесстрастную маску. Девушка подчеркнуто изучала свои ногти.

Я был лишним.

— Рано или поздно вам придется ответить на мои вопросы.

Джефф заиграл желваками, однако не произнес ни слова. Давить дальше мне не хотелось. Подобные личности умеют удивительно внезапно выходить из себя. А что может противопоставить обыкновенный уличный юрист кулаку размером с голову ребенка? За последние две недели мне с лихвой перепало синяков и шишек.

Последив минут десять за игрой и почувствовав боли в спине, так и не оставившие меня после аварии, я направился к выходу.

Мотель, куда директриса поселила Руби, располагался на северной окраине Бетесды. Те же сорок долларов. Боже, дальнейшей благотворительности мой кошелек не выдержит.

Меган считала: если Руби действительно решила бросить наркотики, то истинной проверкой ей послужит улица.

Во вторник утром, в половине восьмого, я постучал в номер 220 на втором этаже. Тишина. Я постучал еще раз, подергал ручку, дверь оказалась на замке. Я попросил у администратора за стойкой позвонить Руби. Телефон не ответил. Ночью из мотеля никто не выезжал, и вообще не случилось ничего примечательного.

Пришлось вызвать помощника управляющего. Мне удалось убедить молодую женщину, что речь идет о несчастном случае. Она пригласила охранника, и втроем мы поднялись на второй этаж. По дороге я успел объяснить, кто такая Руби и почему она зарегистрировалась под чужим именем; у женщины мой рассказ вызвал явное неудовольствие.

Номер был пуст, кровать стояла нетронутой, отсутствовали следы хоть какого-то беспорядка. Все принадлежавшие Руби вещи исчезли вместе с их владелицей.

Извинившись перед женщиной и охранником, я сел в машину. Мотель находился по меньшей мере в двенадцати километрах от конторы. Я позвонил Меган и в потоке тысяч машин направился в центр города. В восемь пятнадцать, застряв в пробке, дозвонился до Софии, чтобы узнать, не появлялась ли Руби, и получил отрицательный ответ.

Суть иска была весьма простой. Уилма Фелан, официально представляющая имущественные интересы Лонти Бертон и ее детей, обвиняет компанию «Ривер оукс», фирму «Дрейк энд Суини» и корпорацию ТАГ в предварительном сговоре с целью противозаконного выселения. Логика и взаимосвязь фактов не вызывали сомнения. Нашим клиентам не пришлось бы жить и погибнуть в машине, если бы их не вышвырнули из квартиры. Очевидная бесспорность причины и следствия заставит любое жюри присяжных вынести единственно возможный вердикт.

Пренебрежение к закону и (или) умышленные действия ответчиков привели к абсолютно предсказуемой смерти истца.

С человеком, выброшенным на улицу, многое может случиться, в особенности если человек этот — одинокая мать с маленькими детьми. Если семью без всяких юридических оснований лишают крова, то за причиненный ущерб нужно платить.

Попутно мы с Мордехаем рассмотрели и вероятность предъявления иска по поводу смерти Мистера, также выселенного незаконно, однако его гибель предвидеть было невозможно. Взятие заложников и смерть от полицейской пули при их освобождении не считаются естественным ходом событий даже для человека, несправедливо ущемленного в гражданских правах. Сочувствия у жюри такой случай не вызовет.

«Дрейк энд Суини», безусловно, потребует возврата досье. Судья может согласиться с требованием. Если я подчинюсь, то автоматически признаю свою вину. Это лишит меня лицензии. Кроме того, свидетельства, почерпнутые из украденного досье, потеряют юридическую силу, их нельзя будет предъявить на процессе.

Во вторник мы просмотрели окончательный вариант иска.

Мордехай еще раз поинтересовался, хочу ли я дать делу ход.

Ради того, чтобы не подвергать меня опасности, он готов был отказаться от процесса. У него была выработана целая стратегия. Мы идем на попятную, договариваемся с фирмой, она восстанавливает мое доброе имя, примерно год мы ждем, пока улягутся страсти, и вновь начинаем атаку, но уже с помощью приятеля Мордехая, живущего на другом конце города. План показался нам сырым, едва мы уточнили все детали, и был отвергнут.

Мордехай подписал исковое заявление. Мы тронулись в суд.

По дороге я перелистал документы. Страницы на глазах наливались свинцовой тяжестью.

Самый серьезный момент процесса — прения сторон.

Вызов в суд — сильнейшее оскорбление для «Дрейк энд Суини», фирмы, чрезвычайно гордящейся незапятнанной репутацией, основанной на преданности интересам клиента, высочайшем профессионализме и конфиденциальности.

Знаю я этот гонор: мы, гениальные юристы, никогда не опускаемся до нарушения принципов справедливости. Знаю и о параноидальном страхе перед общественным мнением, который обусловлен чувством вины за безумно высокие гонорары. Вот откуда желание предстать людьми, полными искреннего участия к тем, кому в жизни не повезло.

Фирма не права, причем даже не подозревает насколько.

Брэйден Ченс наверняка сейчас молится в своем кабинете, чтобы судный день уже прошел.

Но и я не агнец Божий. Вероятно, есть шанс договориться с фирмой. Если им не воспользоваться, то очень скоро мистер Мордехай Грин будет иметь огромное удовольствие представить на рассмотрение весьма благожелательного Жюри дело о смерти семьи Лонти Бертон и просить у суда справедливой компенсации. А за кражу со взломом фирма с не меньшим наслаждением потребует для меня максимально сурового наказания — такого сурового, что и думать о нем не хочется.