Артур Хейли - Сильнодействующее лекарство
— О чем это вы с ним? — поинтересовался Куэнтин, стоявший неподалеку.
— Ничего не понимаю, — ответила потрясенная Селия. — Все случилось, когда я упомянула название нашей компании. Он словно взбесился.
— Ну и что? — пожал плечами адвокат. — Доктор Мейс не питает симпатии к изготовителям монтейна. Его можно понять.
— Нет. Я уверена, что за этим кроется нечто большее.
— Я бы не советовал особенно волноваться по этому поводу.
Однако гримаса ненависти на лице Мейса стояла перед глазами Селии всю оставшуюся часть дня. Она не могла избавиться от тревоги.
Винсент Лорд задержался в Вашингтоне еще на день, и Селия не преминула высказать ему напрямик, что думает о показаниях, которые он дал накануне. Разговор происходил в ее гостиничном номере. Обвинив Лорда во лжи, она спросила его, зачем ему это потребовалось.
К ее удивлению, директор по науке не стал искать оправданий, а лишь покаянно признался:
— Да, вы правы. Я, конечно, виноват. Все нервы.
— Не похоже, что вы нервничали.
— Это не обязательно должно бросаться в глаза. От всех этих вопросов мне стало как-то не по себе, и мне показалось, что этот Урбах знает больше, чем следует.
— Что вы имеете в виду?
Лорд замешкался, подыскивая ответ.
— Вероятно, не больше того, что нам всем известно. В общем, я решил, что подобным ответом можно положить конец допросу и выйти из этой заварухи.
Селию объяснение не убедило.
— Ведь вы в этом деле не один. Так почему же вы решили выйти из игры раньше остальных? То, что сейчас происходит, естественно, неприятно для всех, в том числе и для меня, и всем нам приходится держать ответ перед своей совестью. Но ведь во всей истории с монтейном не было совершенно ничего противозаконного.
И тут Селия замолчала. Ее вдруг осенила неожиданная мысль, и она спросила:
— Или, может быть, было?
— Нет, что вы! Конечно, нет! — ответил Лорд, правда, слегка замешкавшись и чересчур горячо.
И снова, как это уже однажды было, в памяти Селии ожили слова Сэма: «Но есть еще одно обстоятельство. О нем ты не знаешь».
Испытующе глядя на Лорда, она сказала:
— Винс, существует ли нечто такое, что имеет отношение к монтейну и к нашей компании, чего я не знаю?
— Клянусь вам, ничего такого нет. Да и что, собственно, может быть?
И вновь Лорд солгал. Для нее это было ясно. Теперь она также знала, что тайна Сэма, какой бы она ни была, не умерла вместе с ним — ею владел и Лорд.
Но Селии тогда еще не суждено было узнать ее.
После полудня в четвертый, заключительный день слушаний Селию вновь вызвали для дачи свидетельских показаний. Даже по репликам, которыми сенатор обменивался со своими помощниками, было видно, что он раздражен и рвется завершить все поскорее. Прежде чем Селию вызвали на место для свидетелей, Куэнтин успел ей прошептать:
— Будьте осторожны. Похоже, что наш «великий из великих» проглотил за ленчем нечто такое, отчего у него внутри все бунтует.
Адвокат комиссии Урбах задал Селии вопросы относительно показаний других свидетелей, имевших отношение к ее собственным показаниям, полученным ранее.
На вопрос по поводу утверждения Лорда, который заявил, что был бы готов отложить программу по производству и сбыту монтейна, если бы это было в его власти, Селия ответила:
— Мы это заявление уже успели обсудить. В моей памяти сложилась иная картина, чем у доктора Лорда, но я не вижу смысла оспаривать его заявление, так что пусть все остается как есть.
На вопрос о ее посещении штаб-квартиры общественной организации «Граждане за безопасную медицину» Селия ответила:
— Мое решение посетить доктора Стейвли родилось импульсивно и было продиктовано дружественными намерениями. Мне казалось, что нам будет полезно обменяться мнениями. Но все сложилось иначе.
— Отправившись к Стейвли, вы собирались говорить о монтейне?
— Не только.
— Но ведь вы обсуждали этот препарат?
— Да.
— Вами руководила надежда убедить доктора Стейвли и ее организацию ослабить или свернуть полностью их кампанию с требованиями аннулировать разрешение на производство монтейна, выданное ФДА?
— Нет. Подобная мысль никогда не приходила мне в голову.
— Это был официальный визит? Вы действовали как представитель компании?
— Нет. Честно говоря, ни один человек в компании не знал о моем намерении повидаться с доктором Стейвли.
Донэхью (он сидел рядом с Урбахом) был явно раздосадован.
— Миссис Джордан, в своих ответах вы полностью искренни? — спросил сенатор.
— Все мои ответы совершенно правдивы, — ответила Селия и добавила, не в силах совладать с охватившим ее гневом: — Может быть, вы хотите проверить меня на детекторе лжи?
— Здесь не суд, — нахмурился сенатор.
— Прошу прощения, сенатор. Я это упустила из виду.
Побагровевший Донэхью кивнул Урбаху: продолжайте.
Теперь вопросы касались декларации «Фелдинг-Рот».
— Доктор Стейвли назвала этот документ образцом «беззастенчивой коммерческой рекламы», — заявил Урбах. — Вы согласны с такой оценкой?
— Естественно, не согласна. Цель декларации соответствует ее содержанию, в ней со всей прямотой излагается будущая политика компании.
— Да неужели? Вы что же, искренне убеждены, что этот документ не окажет никакого рекламного воздействия?
Селия почувствовала, что ей готовят ловушку. Она решила быть предельно осторожной.
— Я этого не говорю. Но даже если наша декларация — а в этом документе намерения компании излагаются самым искренним образом — и окажет подобное воздействие, то отнюдь не преднамеренно.
Донэхью проявлял явные признаки беспокойства. Повернувшись к сенатору, Урбах спросил:
— Вы хотите что-нибудь добавить?
Казалось, председательствующий и сам не знал, стоит ему вступать в разговор или нет. Затем он мрачно изрек:
— Итак, нам предлагается выбор — кому верить? Бескорыстной, приверженной своей идее Мод Стейвли или представительнице индустрии, столь обуреваемой жаждой наживы, что она регулярно убивает и калечит людей? Причем использует для этого заведомо опасные препараты.
При этих словах в зале буквально ахнули от изумления. Даже помощникам сенатора стало не по себе: их босс явно перегнул палку.
Окружающее перестало существовать для Селии.
— Сенатор, этот вопрос адресуется мне? — спросила она Донэхью язвительным тоном. — Или, может быть, ваше надуманное, безосновательное заявление следует понимать буквально: то есть что это расследование представляет собой сплошной фарс и ваше обвинительное заключение было сфабриковано еще до того, как мы появились в этом зале?
Донэхью угрожающе нацелился в Селию пальцем, как делал это в свое время, допрашивая Мейса.
— Должен предупредить свидетельницу: подобные слова в этом зале расцениваются как оскорбление конгресса.
— Не вздумайте меня запугивать! — резко парировала Селия. Ее терпение истощилось.
— Я требую пояснить это замечание, — прогрохотал сенатор.
Не обращая внимания на умоляющий шепот Куэнтина, пытавшегося ее удержать, Селия вскочила на ноги.
— Я поясню его следующим образом: вы тот, кто устраивает здесь сегодня судилище над монтейном, компанией «Фелдинг-Рот» и Управлением по контролю за продуктами питания и лекарствами, точно так же два года назад возмущались по поводу задержки разрешения на монтейн и оценивали ее как нелепость.
— Это ложь! Вот теперь, мадам, вы действительно допустили оскорбление. Я никогда не делал подобного заявления.
Селия ощутила прилив жаркой волны удовлетворения. Донэхью об этом не помнит! Это и неудивительно — ведь он так часто выступает с диаметрально противоположными заявлениями. А его помощники, должно быть, позабыли предупредить сенатора.
На столе перед Селией лежала папка, к которой до этой минуты она не притрагивалась. Она захватила ее просто на всякий случай. Достав из нее пачку газетных вырезок, скрепленных вместе, Селия прочитала ту, что была сверху:
— «Коснувшись монтейна, нового препарата, предназначенного для употребления беременными женщинами и находящегося на рассмотрении ФДА, сенатор Донэхью отозвался о нерешительности ФДА как о «явно нелепой при создавшихся обстоятельствах». Это же сообщение было напечатано и в других газетах, — сказала Селия. Затем, выдержав паузу, добавила: — Но это еще не все, сенатор. — С этими словами Селия извлекла из своей папки очередной документ.
Густо покрасневший Донэхью потянулся было к председательскому молотку. Но в это время раздался голос сенатора Джеффи, представителя оппозиционной группы подкомитета:
— Нет-нет! Пусть леди договорит. Я хочу ее выслушать.
— Вы обвиняете нашу отрасль в убийстве людей, — продолжала Селия, обращаясь к Донэхью. — В руках у меня перечень всех случаев, когда вы выступали за субсидии табачной промышленности в течение восемнадцати лет, с тех пор как стали членом конгресса. Вы ежегодно голосовали «за», когда вставал вопрос об этих субсидиях. И тем самым, сенатор, вы помогли отправиться на тот свет куда большему числу больных раком легких, чем погибло по вине фармацевтической промышленности за всю историю ее существования.
