Джон Kаppe - В одном немецком городке
Никто ему не ответил.
– Журналисты были просто в бешенстве, а я решил: надо позвонить Роули, сказать, что Карфельд не явился. Лондон ведь не любит, когда теряется след… След Кар фельда,– пояснил он Тернеру.– А здесь с него тоже не спускают глаз, не дают ему общаться с неизвестными людьми.– Он, кажется, приближался к концу своего рас сказа: – Там, в вестибюле, есть круглосуточное почтовое отделение, я направился туда, и тут,– он поглядел на обоих слушателей и сделал робкую попытку заговорить с ними доверительным тоном,– тут мне подумалось, что не мешало бы выпить чашечку кофе, чтобы немножко собраться с мыслями, и, проходя позалу ожидания, я случайно поглядел в стеклянную дверь. Там двери друг против друга, понимаете. С одной стороны – ресторан, с другой – зал ожидания, а в нем – буфетная стойка и около нее два-три столика, чтобы можно было поесть сидя. Или хоть просто посидеть,– пояснил он с таким видом, словно впервые столкнулся с таким необыкновенным явлением.– Слева по коридору там первый класс, справа – второй, и обе двери стеклянные.
– Послушайте, я вас умоляю! – не выдержал Тернер.
– И там был Лео. Во втором классе. За столом. Одет в какой-то плащ, вроде военного, И мне показалось, что он немного не в себе.
– Пьян, что ли?
– Не знаю. Это было бы уж чересчур, черт побери,– в восемь-то часов утра? – Он с наивным видом поглядел на них.– Скорей он казался жутко усталым и, как бы это сказать, неподтянутым, не таким, как всегда. Без этого его щегольства, без лоска. Впрочем,– добавил он растерянно,– с каждым из нас такое бывает, мне кажется.
– Вы не разговаривали с ним?
– Нет уж, увольте. Я поскорее смылся оттуда и бегом сюда, чтобы доложить Роули.
– Было у него что-нибудь в руках? – быстро спросил Брэдфилд.– Был у него при себе портфель? Что-нибудь, в чем он мог бы держать бумаги?
– Ничего при нем не было, Роули, старина,– пробормотал Краб.– Извините.
Все трое молчали; Краб, часто моргая, поглядывал то на одного, то на другого.
– Вы поступили правильно,– негромко проговорил наконец Брэдфилд.– Все в порядке, Краб.
– Правильно? – закричал Тернер.– Он поступил плохо, черт бы его побрал! Лео же не зачумленный! По чему он не мог поговорить с ним, усовестить его, притащить его, наконец, за шиворот? Господи Иисусе, да вы просто какие-то полутрупы оба, и тот и другой! Правильно поступил? Его теперь, конечно, и след простыл. Мы упусти ли наш единственный шанс! Возможно, он ожидал там последнего связного. Наверное, они устроили ему фальшивый заграничный паспорт. С ним был кто-нибудь еще? – Он уже отворил дверь.– Я вас спрашиваю, был с ним кто-нибудь еще? Ну, что вы молчите?
– Ребенок,– сказал Краб.– Маленькая девочка.
– Кто?
– Чья-то девочка. Лет шести-семи. Он разговаривал с ней.
– Он заметил вас?
– Сомневаюсь. Он раз глянул в мою сторону, но как бы сквозь меня.
Тернер сорвал свой плащ с вешалки.
– Мне бы не хотелось,– сказал Краб, отзываясь скорее на этот жест, чем на слова.– Извините.
– А вы? Почему вы стоите? Поехали!
Брэдфилд не шевельнулся.
– Бога ради!
– Я остаюсь здесь. У Краба есть машина. Пусть он отвезет вас. Прошло уже около часа с тех пор, как он видел Гартинга или ему показалось, что видел. Так или иначе, пока он сюда добрался, того уже и след простыл. Я не намерен тратить время попусту.– Делая вид, что он не замечает изумленного взгляда Тернера, Брэдфилд продол жал: – Посол только что просил меня не покидать здания посольства. С минуты на минуту мы ждем сообщений из Брюсселя, и весьма вероятно, что ему понадобится старший советник.
– Боже милостивый, что здесь происходит? Трехстороннее совещание? А он сейчас, быть может, сидит там с целым ворохом секретных государственных бумаг! Неудивительно, что у него такой мрачный вид! Что с вами здесь творится? Или вы хотите, чтобы Зибкрон опередил вас? Хотите, чтоб он поймал его с поличным?
– Я уже объяснял вам: секретные бумаги – это еще не святыня. Мы предпочитаем, чтоб секреты не разглашались. Но по сравнению с моими обязанностями здесь…
– Это не секреты?! А ваша проклятая Зеленая папка?.. Брэдфилд, казалось, был в нерешительности.
– Я не имею права приказывать ему! – воскликнул Тернер.– Я даже не знаю его в лицо! Что я должен делать, что я должен, по-вашему, делать, если увижу его? Сказать ему, что вам желательно перемолвиться с ним словечком? Вы же его начальник, так или нет? Или вы хотите дать Людвигу Зибкрону возможность зацапать его раньше вас? – Неожиданно для него самого слезы вдруг прихлынули к его глазам. В голосе его прозвучала отчаянная моль ба: – Брэдфилд!
– Он был совсем один, старина,– пробормотал Краб, не глядя на Брэдфилда.– Сидел один-одинешенек. И только эта девчушка. Я хорошо видел.
Брэдфилд поглядел на Краба, потом на Тернера, и снова по его лицу прошла судорога боли, которую он напрасно силился скрыть.
– Это верно,– проговорил он наконец через силу.– Я его начальник. Ответственность лежит на мне. Пожалуй, мне придется поехать туда.– Тщательно заперев дверь на два оборота ключа, он предупредил мисс Пит, что оставляет вместо себя Гевистона, и первым начал спускаться с лестницы.
Новые красные огнетушители, только что прибывшие из Лондона, выстроились, словно часовые, вдоль коридора. На площадке части металлических кроватей ждали, когда их соединят друг с другом. На тележке для бумаг лежала кипа серых одеял. В вестибюле двое мужчин, стоя на стремянках, подвешивали металлический экран. Когда они втроем – Краб впереди – вышли из стеклянных дверей подъезда и направились к стоянке для машин, Гонт с удивлением поглядел им вслед. Брэдфилд на такой скорости вел автомобиль, нагло срезая углы, что Тернер был озадачен. Они промчались на желтый свет и выскочили на левую сторону проезжей части, чтобы свернуть к вокзалу. Оба – и Брэдфилд и Краб – держали свои красные удостоверения наготове и при проверке просунули их в окна, причем Брэдфилд не остановил, а лишь притормозил машину. Они вылетели на мокрую булыжную мостовую, и на трамвайных рельсах их занесло, но Брэдфилд вывернул баранку, сбросил газ и спокойно выждал, пока машина сама образумится. Они пересекли магистраль со знаком «стоп» и помчались дальше, едва успев проскочить под носом шедшего наперерез автобуса. Теперь машин попадалось меньше, но улицы были запружены народом.
Некоторые несли плакаты; кое-кто был одет в серые габардиновые плащи и черные фетровые шляпы с узкими полями – традиционную форму сторонников Карфель-довского движения. Толпа неохотно расступалась, все хмуро поглядывали на дипломатический номер и ослепительно отполированный кузов. Брэдфилд не сбавлял скорости и не сигналил – он вел машину, предоставляя пешеходам спасаться, кто как может. Только раз он затормозил перед каким-то стариком, который был либо глух, либо пьян, да какой-то мальчишка так шлепнул ладонью по крылу машины, что Брэдфилд на мгновение окаменел и лицо его побелело. Лестница вокзала была усыпана конфетти, колонны обклеены плакатами. Какой-то шофер такси кричал так, словно его избивали. Они оставили машину на стоянке.
– Налево! – крикнул Краб, когда Тернер ринулся вперед. Через высокие двери вокзала они сбежали в главный вестибюль.
– Держитесь левее! – снова крикнул Краб за спиной Тернера.
Три перегороженных барьерами выхода вели на платформу; три контролера сидели в своих стеклянных кабинах. Таблички на трех языках предупреждали, что контролеры будут к вам безжалостны, если у вас нет билета. Священники, стоявшие кучкой и перешептывавшиеся, неодобрительно покосились на Тернера. Благочестивый христианин не должен спешить, говорили их взгляды. Высокая, очень загорелая блондинка проскользнула мимо, едва не задев его своим рюкзаком и сильно потертыми лыжами; Тернеру бросилось в глаза, как плотно облегает ее свитер.
– Он сидел вон там,– прошептал Краб, но Тернер уже проскочил между стеклянных покачивающихся створок и стоял в буфете, оглядывая сквозь пелену табачного дыма все столики один за другим. Громкоговоритель сообщал пассажирам о пересадке на КЈльн.
– Нету,– сказал Краб.– Негодяй смылся.
Все было в табачном дыму, он клубился в темных углах и рассеивался только вокруг длинных цилиндрических ламп дневного света. Пахло пивом, копченым окороком и дезинфекцией. В глубине, словно айсберг, выплывала из тумана стойка, сверкая белым голландским кафелем. За столиком между двумя коричневыми деревянными перегородками сидело бедно одетое семейство, собравшееся в дальний путь: пожилые женщины в черных одеждах с чемоданчиками, перевязанными веревками, и мужчины, погруженные в чтение греческих газет. За отдельным столиком маленькая девочка катала по столу круглые подставки для пивных кружек перед носом у какого-то пьянчуги, и указательный перст Краба был нацелен на этот стол.
– Вот там, где эта девчушка, видите? Сидел и пил пильзенское.
