Джек Хиггинс - Орел приземлился
Гиммлер быстро поднял голову. Взгляд его был холодным:
– Полковник Радл, вам должно быть ясно одно. Штайнер и его команда летят по разработанному плану, будет хорошей погода или нет. Это не такое дело, которое можно отложить. Такая возможность, как нынешняя, возникает раз в жизни. Связь с вашим штабом будет работать круглосуточно. Начиная с пятницы, с утра, вы будете посылать мне сообщения каждый час вплоть до успешного окончания операции.
– Будет исполнено, господин рейхсфюрер.
Радл повернулся к двери, но Гиммлер остановил его:
– Еще один момент. Я не вводил фюрера в курс этой операции по многим причинам. Времена тяжелые, Радл, и судьба Германии лежит на его плечах. Я бы хотел, чтобы это был – как это сказать – сюрприз для него.
На мгновение Радлу показалось, что он сошел с ума. Затем он понял, что Гиммлер говорит серьезно.
– Важно не разочаровать его, – продолжал Гиммлер. – Теперь мы в руках Штайнера. Пожалуйста, пусть он это прочувствует.
– Хорошо, господин рейхсфюрер. – Радл подавил нестерпимое желание расхохотаться.
Гиммлер довольно небрежно выбросил вперед правую руку в партийном салюте:
– Хайль Гитлер!
Радл церемонно откозырял и как можно быстрее вышел.
* * *Войдя в свой кабинет на Тирпиц-Уфер, Радл увидел, что Хофер упаковывает его вещи. Радл достал коньяк и налил себе большую порцию.
– Господин полковник здоров? – взволнованно спросил Хофер.
– Знаете, Карл, о чем наш уважаемый рейхсфюрер только что проговорился? Он, оказывается, не докладывал фюреру, как далеко мы зашли в этом деле. Он хочет преподнести ему сюрприз. Ну, не мило ли это?
– Ради бога, господин полковник.
Радл поднял стакан:
– За наших товарищей. Карл, за триста десять человек из полка, которые погибли в Зимнюю кампанию. Не знаю за что. Если вы узнаете, скажите мне.
Хофер уставился на него, и Радл улыбнулся:
– Ничего, Карл, я не сорвусь. Вы проверили время моего рейса в Париж?
– Десять тридцать с аэродрома Темпельхоф. Я приказал подать машину к девяти пятнадцати. У вас много времени.
– А рейс на Амстердам?
– Завтра утром. Возможно, около одиннадцати, но нет уверенности.
– Хорошо. Все, что мне нужно, это плохая погода, чтобы не попасть в Ландсвоорт до вторника. Какая сводка погоды?
– Плохая. Из России идет холод.
– Всегда так, – мрачно сказал Радл. Он открыл ящик стола и взял из него запечатанный конверт. – Это моей жене. Смотрите, чтобы она получила его. Жалко, что вы не можете поехать со мной, но вы должны держать оборону здесь, понимаете?
Хофер посмотрел на письмо, и в глазах его появился страх:
– Неужели господин полковник думает...
– Дорогой мой добрый Карл, – сказал Радл. – Я ничего не думаю. Я просто подготавливаюсь к любому неприятному случаю. Если операция сорвется, то, мне кажется, все, связанные с ней, могут оказаться – как это выразиться? – персонами нон грата. В любом таком случае вы должны полностью отрицать, что знали что-нибудь. Все, что я делал, я делал один.
– Господин полковник, пожалуйста... – хрипло попросил Хофер. На глазах его были слезы.
Радл достал еще один стакан, наполнил его и протянул Хоферу:
– Давайте тост. За что выпьем?
– Бог знает, господин полковник.
– Тогда я вам скажу. За жизнь, Карл, за дружбу и надежду, – он криво улыбнулся. – Знаете, какая мысль мне только что пришла в голову? Что рейхсфюрер, весьма возможно, ничего об этих вещах не знает. А, ладно...
Он запрокинул голову и осушил стакан одним глотком.
* * *Как и у большинства старших офицеров в Скотланд-Ярде, у Джека Рогана была в кабинете небольшая раскладушка на случай, если воздушные налеты превращали возвращение домой в проблему. Когда в среду он возвратился с еженедельного координационного совещания руководителей секции спецслужбы, был уже почти полдень. На его походной кровати спал Грант.
Роган выглянул в коридор и велел дежурному полицейскому приготовить чай. Затем он дружески пнул Гранта и подошел к окну, набивая трубку. Туман был гуще обычного. Настоящий лондонский, особенный, как когда-то правильно назвал его Диккенс.
Грант поднялся, поправляя галстук. Костюм его был измят, а сам он небрит.
– Дьявольский путь назад. Туман действительно невообразимый.
– Чего-нибудь добились?
Грант открыл портфель, взял папку и одну карточку из нее положил на стол Рогану. К ней была прикреплена фотография Лайама Девлина. Выглядел он на ней старше, чем в жизни. Внизу карточки значилось несколько имен.
– Это Мерфи, сэр.
Роган тихо свистнул:
– Он? Вы уверены?
– Рубен Гарвальд уверен.
– Но это же бессмыслица, – сказал Роган. – Последнее, что я о нем слышал, это что у него были неприятности в Испании, поскольку он сражался не на той стороне. Приговорен, к пожизненным каторжным работам.
– По-видимому, нет, сэр.
Роган вскочил и подошел к окну. Минуту он стоял там, засунув руки в карманы.
– Знаете, он один из главарей движения. Встречаться мне с ним не приходилось. Всегда окружен таинственностью. Ну во-первых, все эти чертовы вымышленные имена.
– Судя по досье, он учился в Тринити колледже, что для католика необычно, – сказал Грант. – Специализировался в английской литературе. Это уже ирония, если он член ИРА.
– Такие эти чертовы ирландцы. – Роган повернулся, постукивая пальцем по виску. – Какие-то бешеные с рождения. Все у них не как у людей. Ну посудите сами: дядя – священник, сам окончил университет – и во что превратился? Самый хладнокровный убийца в движении со времен Коллинса и его группы.
– Ладно, сэр, – сказал Грант. – Что будем делать?
– Прежде всего свяжемся со спецслужбой в Дублине. Посмотрим, что у них есть.
– Потом?
– Если он здесь легально, то должен быть зарегистрирован в местной полицейской части, где бы то ни было. Регистрационная форма для иностранцев плюс фотография...
– Которые затем передаются в отделение, к которому полицейская часть относится.
– Точно, – Роган ударил по столу. – Я уже два года требую, чтобы нам передавали их сюда в центральный архив но, поскольку здесь работают почти три четверти миллиона ирландцев, никто не хочет с этим связываться.
– Значит, надо разослать копии этой фотографии во все городские полицейские части и отделения графств, чтобы там просмотрели все регистрации. – Грант взял карточку. – На это уйдет много времени.
– А что еще можно сделать? Поместить фотографию в газетах и написать: «Кто видел этого человека?» Я хочу поймать его, а не спугнуть.
– Конечно, сэр.
– Займитесь этим. Даю «зеленую улицу». Объявите внеочередным делом госбезопасности, что заставит этих типов шевелиться.
Грант вышел, а Роган взял досье Девлина, откинулся на стуле и начал читать.
* * *В Париже полеты были отменены. Туман сгустился такой, что когда Радл вышел из зала отправления в Орли, он не увидел своей руки перед лицом. Он зашел к дежурному и спросил о прогнозе.
– К сожалению, господин полковник, если судить по последней метеосводке, никаких полетов до утра. Честно говоря, даже утром может быть не лучше. Думаю, этот туман может продержаться несколько дней. – Он любезно улыбнулся: – Одно хоть хорошо, что он держит томми дома.
Радл принял решение:
– Мне абсолютно необходимо быть в Роттердаме не позднее завтрашнего дня. Где автобаза?
Десять минут спустя он держал директиву фюрера перед носом пожилого капитана транспортных войск, а через двадцать минут выехал из ворот аэропорта в большом черном закрытом «ситроене».
* * *В этот момент в гостиной Джоанны Грей сэр Генри Уиллафби играл в карты с нею и отцом Верекером. Он выпил больше, чем, возможно, было ему полезно, и пребывал в очень хорошем настроении.
– Ну-ка, ну-ка, у меня был королевский марьяж, а теперь несколько козырей.
– Это сколько? – поинтересовался Верекер.
– Двести пятьдесят, – сказала Джоанна Грей. – Двести девяносто с королевским марьяжем.
– Минуточку, – сказал Верекер, – он взял королеву десяткой.
– Но я же объясняла, в этой игре десятка выше королевы.
Филипп Верекер с неудовольствием покачал головой:
– Бесполезно. Я никогда не пойму эту проклятую игру.
Сэр Генри восторженно засмеялся:
– Игра джентльменов, мой мальчик. Аристократ среди карточных игр. – Он вскочил, опрокинув стул, и поднял его. – Можно я еще выпью, Джоанна?
– Конечно нет, мой дорогой, – смеясь ответила она.
– Вы сегодня, похоже, довольны собой, – заметил Верекер.
Сэр Генри, стоя спиной к огню, широко улыбнулся:
– Да, Филипп, и причина вполне уважительная. Не знаю, почему бы не рассказать и вам, – вдруг вырвалось у него. – Все равно скоро узнаете.
«Господи, старый дурак». – Тревога Джоанны была неподдельной. Она быстро произнесла:
– Генри, вы считаете, что следует рассказать?
