Серж Брюссоло - Дом шепотов
– Вот видишь, – закончила она. – Я обошла твою фаворитку на финише. Приз получу я.
Старик ничего не сказал. Антония слышала только его хриплое дыхание, словно он был здесь – лежал на ней и дышал ей в шею. Она вдруг ощутила какую-то гадливость и повесила трубку.
– С этим покончено? – спросил ее Уиспер.
– Покончено, – вздохнула Антония, потирая ухо.
Ей казалось, что зловонное влажное дыхание старика пропитало ее кожу.
Одержимая этой новой идеей, она направилась на посадку.
25
Тизи смотрел на телефонную трубку, которую все еще держал в руке, словно забыв, для чего нужен этот странный предмет.
Слова Антонии звучали у него в ушах – глупые, нелепые слова…
Определенно, эти сестры – полные дуры, что одна, что другая! Кажется, они не в состоянии понять правил игры, установленных их отцом. Должна остаться только одна. Кажется, все ясно сказано.
Если Антония победит, Сара умрет. Четко и понятно. Математически точно. Ясно как день, разве нет?
Что же касается его, Тимоти Зейна, то он не будет никого спасать. Сара может оставаться в этом подвале, пока ее не сожрут крысы, его это не беспокоит. Свою миссию он исполнил. Он не будет жульничать – что нет, то нет! Последняя воля Рекса Фейниса для него священна.
Впрочем, он попытался быть честным с самим собой, и ему пришлось признать, что он до сих пор боится своего бывшего хозяина. Суеверный ужас, об истоках которого он старался не думать.
EX INFERIS… и этим все сказано! Лучше не пытаться обмануть этого человека.
Он не сдвинется с места. Антония могла бы позвонить ему из Швейцарии, с Северного полюса или из Конго, он не поднимет свою задницу с пляжного кресла.
Сара – это прошлая история. Он хотел поскорее забыть ее. Ее и ее чертову рыжую сестрицу.
Он встал и, прихрамывая, вышел из ангара. Внезапно он почувствовал огромное облегчение, избавившись от груза, который тащил почти тридцать лет. Сестры Кац наконец-то ушли из его жизни! Одна умерла или скоро умрет, вторая только что улетела навстречу своей судьбе. Какое облегчение! Он никогда в жизни больше не услышит о них. Тизи почти дрожал от радости. Боже! Как же он ждал этого мгновения! Свобода! Теперь он будет один с Лиззи. Один на один со своей единственной любовью.
Дрожащей рукой он провел по лицу, по своей серебристой щетине, впервые за долгое время испытывая нечто похожее на счастье.
26
Сару уже укусили три раза. Крысы осмелели. Они больше не пытались убежать, когда она зажигала фонарь, а оставались на месте и, подрагивая усиками, смотрели на нее своими маленькими красными глазками.
Пытаясь удержать их подальше, Сара кинула им еды, но они сожрали ее за несколько секунд. Теперь им хотелось большего… Они хотели ее.
Усталые батарейки заставляли фонарь мигать. Его свет стал тусклым и дрожащим. Мало-помалу Сара побросала в сторону грызунов все предметы, которые были у нее под рукой. Остался только стул, на котором она сидела, и стол, на котором стоял бидон с водой. Она догадывалась, что крысы скоро ринутся в атаку. На этот раз они не ограничатся тем, что зашлют разведчика, а нападут все вместе, как шерстяное море, приводимое в движение сотнями маленьких розоватых лапок.
Предчувствуя этот последний рывок, Сара поставила перед собой стол, как заслон. Еще она рассчитывала использовать стул в качестве дубины. Она собиралась убить как можно больше крыс.
Сара тяжело дышала, страх сдавил грудь. Наручники ограничивали ее подвижность. Пытаясь выдернуть руку из стального браслета, она содрала кожу. Крысы обезумели от запаха крови.
Теперь она боялась выключить фонарь, потому что понимала, что грызуны только этого и ждут, чтобы броситься в атаку. Тускнеющая лампочка потрескивала за защитным стеклом.
Сара встала и одной рукой схватила ножку стула. Не отдавая себе отчета, она цедила ругательства сквозь зубы. Мохнатая масса грызунов дрогнула, но не отступила. Сара не напугала их, от нее исходил запах жертвы, запах поражения.
27
Прождав три четверти часа, Антония и Уиспер погрузились на борт суперсовременного четырехмоторного самолета. Антония понимала, что путешествие будет долгим, но она не хотела заснуть, боясь, что сообщник воспользуется ее забытьём и вытащит у нее ключ от сейфа. Хотя, конечно, она понимала, что этот страх безоснователен, потому что перед тем, как покинуть замок, она приклеила пресловутый ключ лейкопластырем прямо себе к животу. Чтобы его заполучить, мажордому пришлось бы сначала снять с нее пиджак и блузку, что представлялось ей не слишком вероятным. Тем не менее она решила быть начеку.
Хотя Антония и Уиспер сидели бок о бок, они не обменялись ни словом в течение долгих часов полета. На самом деле им нечего было друг другу сказать.
Антония сразу возненавидела Швейцарию. Она сочла здания старомодными и нелепо низкими (всего-то шесть этажей!), одежду местных жителей мрачной. Казалось, европейцы вообще не знали, что, кроме серого, коричневого и синего, в мире существуют другие цвета! И потом, все было так омерзительно правильно…
Вдали на вершинах лежал снег, но Антония после стольких зим, проведенных в пансионах, ненавидела его.
Она решила, что не задержится здесь надолго. Как только она наложит лапу на бриллианты, то снимет другой сейф в банке, неизвестном Адриану Уэсту, продаст немного камешков, чтобы пару лет не соваться в Швейцарию, и улетит в Италию. Она слышала, что там много произведений искусства, которые нуждаются в реставрации. Возможно, она сможет там сделать себе имя?
Пришло время ей начать жить своей жизнью.
Как только они вышли из аэропорта, Уиспер разнервничался, Антония тоже. Они подозревали друг друга в неминуемом предательстве и искоса друг за другом следили. Антония решила, что благоразумнее будет покончить со всем как можно скорее, если она не хочет впасть в истерику. В полном согласии они взяли такси и отправились в банк – одно из самых престижных заведений в Швейцарии.
Антония, привыкшая к небольшим филиалам в Калифорнии, удивилась, что их приняли в зале, который сделал бы честь поместью Адриана. Вся на нервах, она с трудом понимала певучий английский банкира. Ей показалось, что он странно произносит звуки, растягивая слова, как техасцы, которые говорят так, будто постоянно жуют табак.
Она думала, что ее заставят доказывать свою личность, подписывать кучу бумаг, – ничего подобного. Как только она продемонстрировала ключ и номер сейфа, банкир подозвал человека в костюме-тройке и приказал ему проводить «мадам и месье» в зал частных сейфов. Костюм-тройка отзывался на имя Герхарта Уилфрида. Он был очень любезен, но Антонии не понравилась презрительная искорка, мелькнувшая в его зрачках.
Вдоль стен зала стояли пронумерованные этажерки, их закаленная сталь мягко поблескивала. Человек в костюме-тройке указал Антонии на один из ящиков, затем вытащил из кармана жилета ключ на длинной цепочке. Каждый сейф, объяснил он, имеет два замка – замок банка и замок клиента. Без этих двух ключей дверцу отпереть невозможно.
«Раз он считает нужным объяснять мне, как это работает, значит, держит меня за неотесанную деревенщину», – подумала Антония.
Но у нее не было времени возмущаться. Дрожащей рукой она вставила свой ключ в свой замок и повернула его. Замок щелкнул…
Тогда мистер Уилфрид выдвинул длинный металлический ящик и указал ей на «отдельный кабинет», куда она может удалиться ради сохранения тайны. Этот бокс был похож на кабинку для голосования, куда граждане скрываются, чтобы нажать на одну из кнопок на машине, которая регистрирует голоса.
Банкир поставил ящик на стол и тихонько удалился.
– Вы можете не спешить, – посоветовал он им, задергивая за собой занавеску.
Уиспер тяжело дышал, на лбу у него блестели капли пота. Антония села, так как ноги ее не держали. Оба не осмеливались поднять крышку стального ящика.
Наконец Антония решилась. Резким движением руки она открыла шкатулку. Та была пуста.
Ни одного бриллианта, ни одного золотого слитка, всего лишь листок бумаги, на котором по диагонали шла размашистая надпись: «Гоча!»[12]
Под этим тянулась своеобразная подпись Рекса Фейниса, оживленная пометкой «С наилучшими пожеланиями… », написанной по-французски.
Антония застонала от ужаса.
Так это была последняя шутка Рекса. Нащелкал всем по носу. «Никогда в этом сейфе ничего не было, – поняла она. – Он проделал это все, чтобы отомстить нам, своим дочерям».
Уиспер заорал от ярости. Потеряв голову, он кинулся на Антонию, схватил ее за лацканы пиджака и приподнял над землей.
– Ты… ты… – запинался он, сам не понимая, что пытается сказать.
Его взгляд выражал невыносимое разочарование. Наконец, не зная, что делать с телом, которое он прижимал к себе, он изо всех сил отбросил ее назад, вложив в это движение всю силу своего отвращения.
