Т. Паркер - Безмолвный Джо
Мне понадобилась секунда, чтобы понять, как все обернулось.
– О, теперь-то я вижу.
– Что отец, то и сын.
– И Уилл проиграл эту пленочку для Миллбро перед голосованием.
– Такие штуки называют шантажом, Джо.
Я на мгновение задумался. Итак, Миллбро получил "смазку" от оперативно-исследовательского комитета "Лесного клуба". Рупаски – передаточное звено. А у Уилла неопровержимые доказательства. И Бриджит следит за ситуацией.
– А Миллбро знал, что вы помогаете Уиллу?
– Нет. Он думает, что все его любят в той же мере, как он сам себя обожает.
– Милли объяснил Рупаски, почему он голосовал против?
– Уверена, что да. Первая заповедь политика – избегать ответственности. А Милли – законченный политик.
– И тогда оба поняли, что они на мушке у Уилла.
Она кивнула, внимательно изучая меня.
– Они пришли в ужас, что он обратится в высшее жюри или к своим друзьям из управления шерифа. Он, конечно, никогда бы на это не пошел, потому что выдал бы меня, а возможно, и себя.
– Но они этого не знали.
– Нет, не знали. Уилл прихватил их крепко и надежно. Они даже поспорили насчет того, на чьем телефоне был установлен "жучок". Но я убрала диктофон, как только они начали его поиски.
Бриджит, глубоко вздохнув, бросила в мою сторону один из тех взглядов, которые, кажется, прожигают насквозь, но на самом деле лишь выражают глубокую задумчивость, и продолжила:
– Мы с Уиллом съездили в тот вечер за последней "закладкой", еще до того как он проиграл пленку Милли. Он забрал деньги из мешка и, набросав туда песка и камней, передал мне. А я отдала его Милли, как обычно. Невинная и преданная Бриджит за исполнением своей черновой работы. Я не видела рожи Милли, когда он открывал тот пакет, хотя очень хотела. Уилл говорил мне, что Хаим из ИАКФ очень нуждается в помощи. Думаю, девяносто тысяч его поддержали.
– Девяносто тысяч на помощь?
Да, Уилл настоящий Робин Гуд из округа Ориндж. Все бы хорошо, только вот убили его.
– Джо, я бы сама запустила в Милли отравленным копьем, если бы Уилл попросил. Я любила твоего отца.
– Знаю.
– Что он говорил обо мне?
– Что у вас самое горячее и отзывчивое сердце во всем округе.
Она немного подумала над моим ответом и наконец улыбнулась.
– Ему нравилось ставить меня в неловкое положение. Я чуть язву не заработала, когда узнала про установку "жучка".
Уилл однажды говорил мне, что у Бриджит Андерсен тоже есть аура "тайны", но лично я этого не заметил.
Бриджит встала и направилась к машине.
Покидая Апельсиновые холмы, я отчетливо понимал, что и у Рупаски, и у Миллбро были веские причины ненавидеть моего отца. А возможно, и убить.
* * *Я продолжил свои встречи с доктором Зуссманом, хотя ничем особенным мне с ним делиться не хотелось. Мое сердце было переполнено теплыми мыслями о Джун Дауэр, но доктора это не касалось. Так что я рассказал ему о годах, проведенных в Хиллвью, и своих отношениях с Уиллом, Мэри-Энн и братьями. Потом мы опять немного поговорили о том, что я чувствовал, когда стрелял в тех бандитов, и я повторил свои слова. Доктор снова вернулся к моей фразе насчет полчашки кофе как эквивалента силы моего раскаяния, и я подтвердил, что это вполне подходящее сравнение. Казалось, он немного расстроился, но продолжал расспрашивать меня об угрызениях совести, озлобленности и подсознании. В заключение он предложил мне продолжить наш разговор через неделю, и настал мой черед расстроиться, о чем я ему и заявил. Он кивнул с улыбкой, но новую встречу все же назначил.
После обеда я некоторое время провел в техническом тоннеле модуля "Е", прислушиваясь к случайным разговорам, рассчитывая выяснить что-нибудь полезное. Я услышал про наркотики, пронесенные с помощью работников кухни, и о том, что некоторые заключенные собираются отправить в воскресенье утром свои "малявы" во время церковной службы. Ничего нового. Странно, но запертый в этом тесном тоннеле я ощущал себя в безопасности. Потом я взял механическую тележку, чтобы "покататься на санках", и получил возможность понаблюдать за парочкой головорезов-расистов, которые в комнате отдыха изводили мексиканского бандита, сидевшего в соседней камере. Они горланили одну из расистских песен, в приветствии выбрасывая руки вперед и громко хохоча между куплетами.
Позднее, когда я передал сержанту услышанное, он отчитал меня за то, что я из упрямства приперся сюда, хотя не имел на это права. Однако разрешил мне послоняться по главному приемно-выпускному блоку – но не работать, а только побывать там.
Я коротко переговорил с охранниками и заключенными модуля "Ж". Сэмми Нгуен видел ночью крысу и возбужденно требовал у меня крысоловку, и я снова объяснил ему, что это невозможно. Тогда он попросил принести маленький фонарик типа "Мэглайт", чтобы он мог разглядеть в темноте эту чертову крысу и чем-нибудь швырнуть в нее. Но фонарь тоже был запрещен в тюрьме, о чем я и сообщил ему. Я рассказал ему, что у Бернадетт все в порядке и что она скучает по нему. Окинув меня подозрительным взглядом, Сэмми плюхнулся на кровать и уставился на фотографию подружки.
Пока обыскивали камеру Майка Стейча, его перевели в боковой отсек: кто-то настучал, что он хранит оружие. Я понаблюдал за обыском, но ребята ничего не нашли и, оставив пожитки Майка на полу, покинули камеру.
Доктор Чапин Фортнелл отбыл на суд. Дэйв Хаузер, помощник окружного прокурора, связавшийся с продавцом наркотиков, показал мне снимок участка, который он и его семья купят, как только "разъяснится это чудовищное недоразумение". На фото сверкала голубая бухта с желтым песчаным пляжем и пальмами на берегу под голубым небесным куполом.
Серийный насильник Фрэнк Дилси валялся на кровати, опершись спиной на прутья решетки, и слушал наушники. Ноги у него подергивались, как у собаки во время сна.
Убийца из холодильника Гэри Саргола с грустью проводил меня взглядом, но промолчал. Суд над ним должен был начаться на следующей неделе, прокурор требовал смертного приговора. Это был бледный, нездорового вида человек в очках, и было трудно представить, что он способен сделать то в чем его обвиняли. Но если размышлять таким образом, то все эти ребята в камерах выглядели как самые обычные люди. И уж, во всяком случае, лучше меня.
Я посидел немного с помощниками в служебной столовой. За чашкой кофе мы посплетничали о зеках и начальстве. Некоторые охранники были новичками, и им еще только предстояло отмотать свой пятилетний срок. Другим, наоборот, оставалось несколько месяцев, даже недель. Я и сам приближался к окончанию тюремной карьеры – четыре года позади и один впереди.
Когда вошел сержант Делано, мы выпрямились и перестали трепаться.
– Трона, – произнес сержант, – вас срочно вызывают к четырем часам.
Я прошел в центральную диспетчерскую, набрал код на выход и попрощался со всеми.
Это был Рик Берч. Он сообщил, что группа наблюдения проследовала за Джоном Гэйленом в общественный парк в Эрвине, где Гэйлен два часа просидел на скамейке у озера. Он сделал три звонка по сотовому телефону и два звонка принял.
– Это было между двенадцатью и двумя часами дня, – уточнил Берч. – А в час тридцать в больнице кто-то выпустил пулю из пистолета с глушителем в лоб Ике Као. Мы еще выясняем детали, но уже установлено, что накануне убийства в отделении появилась новая медсестра. До этого ее никто не видел.
– Как она выглядела?
– Как и все в хирургическом отделении – комбинезон, сетка на волосах, маска, возможно, стетоскоп. Низкая, полная – вес выше нормы. Черные волосы и глаза. Ее зафиксировали на внутреннюю видеокамеру, но изображение ужасное. Как в тот туманный вечер – ничего не различить.
– Перлита, – сказал я.
– Прямо сейчас у нас на Рэйтт-стрит работает шесть бригад. Если она там объявится, мы ее возьмем.
Выходит, моя маленькая хитрость сработала, и беднягу Ике Као прикончили его же дружки. Но сердце у меня слегка упало, хотя я и сказал себе, что этот человек сам покушался на убийство, да и убит по приказу собственного хозяина.
Берч словно прочел мои мысли.
– Не мучь себя, Трона. Ике Као участвовал в убийстве твоего отца. Если бы смог, то прикончил бы и тебя. Но ты был в тот вечер удачливее.
– Спасибо, сэр.
– Пуля еще в голове Ике Као. Но мы вытащим ее и отправим на экспертизу в лабораторию ФБР.
* * *Лицо преподобного Дэниэла Альтера стало пунцовым, когда я показал ему обрезки видеопленки из депозитного ящика Уилла. Утратив к нему почтение, я отвел взгляд и посмотрел сквозь окна храма Света. Длинный летний вечер только-только начал затухать. Голубое небо побледнело, и над Седельными горами взошел белый серп луны.
– Я унижен, – пробормотал он. – И опозорен.
– Да, сэр.
– Что мне полагается ответить на это?
– Не знаю.
– Это из депозитного ящика Уилла?
Я кивнул.
