Джонатан Келлерман - Плоть и кровь
– Еще один человек, которого придется огорчить. Ладно, давай заскочим туда. Потом я поеду в Шерман-Оукс, повидаюсь с Джейн Эббот. Сегодня просто День матери.
* * *Отель "Хилтон" находится в западной части Беверли-Хиллз, как раз в районе, где над Уилширом довлеет влияние лос-анджелесского Загородного клуба. От Вествуда мы добрались туда за пять минут. Менеджер по персоналу отеля был очень любезен, но чересчур аккуратен. Он несколько раз проверил информацию, перед тем как сообщить нам, что миссис Игер уволилась из "Хилтона" девять месяцев назад.
– Она не долго задержалась, – сказал Майло. – Были какие-то проблемы?
– Никаких проблем, – быстро ответил помощник менеджера, маленький дружелюбный человек по имени Эсай Вальпараисо, одетый в узкий коричневый костюм. – Мы не увольняли ее, она просто ушла. Здесь так и записано.
– Не знаете, где ее найти сейчас?
– Нет, сэр. Мы не следим за дальнейшей судьбой бывших работников.
– Чем она занималась, уборкой?
– Да, сэр. Была экономкой на первом этаже.
– Можно узнать ее последний адрес?
Вальпараисо положил руки на стол.
– Надеюсь, сэр, она не сделала ничего такого, что могло бы отразиться на репутации отеля?
– Нет, если только человеческое горе не отражается на вашей репутации.
* * *– Кохран, дом тысяча двести, – прочитал Майло по листку, который дал нам помощник менеджера. – Минди называла тот же адрес.
Он проверил имя Агнес Игер по базе данных.
– Ни арестов, ни штрафов, ни нарушений. Правда, здесь стоит только адрес в Санто-Леоне.
– Может, она все бросила и вернулась домой?
Майло позвонил в справочную, чтобы узнать телефонный номер по адресу в Кохране. Оказалось, телефон по данному адресу не значится.
– Что ж, давай посмотрим на этот Кохран.
Под номером тысяча двести, к югу от Олимпика, на восточной стороне улицы, числилась белая оштукатуренная коробка на шесть квартир, украшенная узором из синих ромбов там, где краска еще не стерлась окончательно. Открытая стоянка, забитая старенькими седанами, и безупречно чистая земляная площадка на том месте, где планировался газон. На почтовых ящиках фамилии Игер мы не нашли и уже собрались уходить, когда чернокожий старик, который опирался на тонкую алюминиевую палку, служившую ему тростью, вышел из подъезда и окликнул нас.
Его кожа была баклажанного цвета, почти черная в тех местах, где на лицо падала тень от широкополой соломенной шляпы. Одет он был в выцветшую рабочую рубаху, застегнутую на все пуговицы, плотные коричневые брюки из саржи и массивные черные башмаки с начищенными до блеска мысами.
– Да, сэр? – сказал Майло.
Старик дотронулся до шляпы в ответ.
– Кто что с кем сделал, офицеры? – Его трость немного выгибалась вперед, когда он на нее опирался. Мы пошли к нему навстречу.
Майло ответил:
– Мы ищем Агнес Игер, сэр.
Потрескавшиеся серые губы раскрылись от удивления.
– Агнес? Это насчет ее дочери? Неужели что-то прояснилось?
– Вы знаете про ее дочь?
– Агнес рассказывала. Всем, кто хотел слушать. Я здесь все время торчу, так что много чего наслушался. – Опираясь на трость, он протянул мозолистую руку Майло, и тот пожал ее. – Уильям Педью. Я плачу закладную за этот дом.
– Детектив Стерджис, – представился Майло. – Приятно с вами познакомиться. Почему вы говорите о миссис Игер в прошедшем времени? Она уехала?
Педью сжал обеими руками палку. Солома на полях его шляпы кое-где разошлась, и солнце, пробиваясь сквозь щели, рисовало причудливые узоры на скулах.
– Она не по собственному желанию отбыла. Заболела. Девять месяцев назад. Или около того. Прямо здесь это и произошло. Моя племянница Тариана как раз приехала из Лас-Вегаса меня навестить. Она работает диспетчером дорожной полиции в утреннюю смену, поэтому привыкла рано вставать. В то утро она до рассвета проснулась и услышала шум из комнаты Агнес. Ее дверь находится напротив моей. – Медленно повернувшись, Педью показал на окна на первом этаже. – Агнес упала прямо на пороге. Дверь была открыта, рядом с ней лежала газета. Видимо, Агнес вышла, чтобы взять ее. Только-только зашла обратно и упала. Тариана наклонилась к ней, послушала и сказала, что Агнес дышит, правда, очень слабо. Мы позвонили в девять-один-один. Врачи определили, что сердечный приступ. Она не пила и не курила – скорее всего горе довело.
– Она горевала о дочери?
– Это ее почти доконало. – Трость задрожала, когда старик, попытавшись выпрямиться, оперся на нее.
– Вы знаете, где миссис Игер сейчас, мистер Педью?
– Ее отвезли недалеко отсюда – в больницу Мидтауна. Мы с Тарианой хотели навестить ее там, но она лежала в отделении интенсивной терапии. Нас не пустили. У Агнес не было страховки, поэтому чуть погодя ее перевели в окружную больницу на обследование. Мне туда далековато добираться, так что я просто позвонил. Она едва могла говорить. Сказала, врачи до сих пор не знают, что с ней, и все же она скорее всего съедет с квартиры. Обещала прислать кого-нибудь за вещами и извинилась за квартплату – задолжала за один месяц. Больше я об Агнес не слышал.
Знаю, что ее выписали из окружной, только куда – мне не сообщили.
– Мистер Педью, Агнес догадывалась, что произошло с ее дочерью?
– Да, она думала, ее дочь убили. Вероятно тот, кто ее вожделел.
– Она так и сказала – "вожделел"?
Педью сдвинул шляпу немного назад.
– Да, сэр. Она была глубоко религиозной женщиной. Как я уже говорил, не пила и не курила, после работы никуда не ходила – просто сидела и смотрела телевизор.
– "Вожделел", – повторил Майло себе под нос. – А она не объясняла, почему так думает?
– Просто чувствовала, что Шона общается не с теми людьми. Еще Агнес жаловалась, что полиция не больно-то старается, – вы только не обижайтесь. Мол, офицер, занимающийся расследованием, с ней не разговаривает. Однажды я встретился с Агнес на заднем дворе, мы вместе выносили мусор. Она казалась очень грустной, и я спросил, что случилось. И тогда она просто разрыдалась. В тот день она рассказала мне о том, как трудно было с Шоной дома, в ее родном городе, как она старалась направить дочь на путь истинный, а у Шоны все свое было на уме.
– Почему ей было трудно с дочерью?
– Я не спрашивал, сэр. – В голосе Педью послышалась легкая обида. – Зачем бередить раны?
– Да-да, конечно, – согласился Майло. – Значит, Агнес не рассказывала никаких подробностей?
– Нет, только, мол, ей очень жаль, что муж умер так рано. Шона не помнила отца и не знала, как правильно вести себя с мужчинами. Потом она снова начала плакать, говорила, что старалась быть для Шоны хорошей матерью. Когда дочь заявила о желании учиться в университете, это испугало Агнес. И все-таки она отпустила ее в Лос-Анджелес, потому что не могла отказать. Агнес делала все, лишь бы угодить дочери. Даже разрешила участвовать в конкурсе красоты, хотя никогда не одобряла их, Агнес понимала, что не сможет всю жизнь держать дочь у своей юбки. "А теперь посмотри, что из этого всего вышло, Уильям", – сказала она мне. И снова заплакала. Мне было так се жалко.
Педью провел пальцем по верхней губе. Ноготь на пальце старика был грубым и желтым, словно песчаник, однако аккуратно подстриженным.
– Я сказал, что в произошедшем нет ее вины, просто иногда такое случается. Я потерял сына во Вьетнаме. Сам три года воевал против Гитлера и вернулся без царапины. А мой мальчик полетел во Вьетнам и через две недели наступил на мину. От судьбы не уйдешь.
– Да, сэр, – ответил Майло.
– От судьбы не уйдешь, точно, – повторил старик, видимо, уже для себя.
* * *Мы пересекли бульвар Сансет и направились к Долине.
– У этой женщины проблемы с сердцем, – сказал Майло. – Надеюсь, я не доконаю ее.
– Что ты думаешь о ее рассказе?
– О трудностях с Шоной?
– О трудностях из-за отсутствия отца, – кивнул я. – Это проблемы особого рода. Думаю, мать догадывалась о ее страсти к зрелым мужчинам. Может, у Шоны были взрослые друзья в родном городе.
– Не исключено. Тогда есть вероятность, что ее история о выходных дома – правда. Она наряжается для некоего донжуана из Санто-Леона, у них что-то не складывается, он убивает ее к прячет в каком-нибудь захолустье. Поэтому ее и не нашли. А если все так, то связи между исчезновением Шоны и убийством Лорен как не было, так и нет.
– Подожди, – сказал я. – Агнес могла догадываться о наклонностях дочери, но вряд ли она знала определенного ухажера Шоны. Если бы знала, обязательно бы сообщила его имя полиции. Даже если полиция не слушала.
– Лео Рили, – проворчал Майло, – этот сукин сын так и не позвонил.
– Вероятно, ему просто нечего сказать. Думаю, Агнес Игер подозревала, что дочь нашла себе в Лос-Анджелесе мужчину. Только не знала подробностей.
– Не исключено... Меня беспокоит тот факт, что, кто бы ни убил Шону, он не хотел, чтобы ее обнаружили. Случай Лорен, а также Мишель и Ланса, прямо противоположный. Тела оставлены на виду, словно напоказ, – скорее всего хотели проучить или напугать кого-то. Работа профессионала не вписывается в схему преступления на сексуальной почве.
