Тихая квартирантка - Клеменс Мишальон
– Трекер привязан к приложению. Мне видно, где ты находишься. Всегда. – Технологии тоже ушли вперед без тебя. Он научился их задействовать, использовать для своих целей. – Если что-нибудь предпримешь, узнаю. Я буду поблизости. – Пауза. – Помнишь, чем я зарабатываю на жизнь?
Он указывает на небо.
Ты говоришь: да.
Он делает тебе знак протянуть руку.
Браслет холодит кожу. Не обращая внимания на застежку, он стягивает концы, один поверх другого, так туго, что кожа собирается складками.
– Не двигайся.
Затем снова лезет в карман, достает незнакомый тебе инструмент. Вещица пару раз щелкает, вспыхивает пламя. Крошечная бутановая горелка удобно помещается у него в ладони, как рукоятка пистолета. Удерживая твое запястье, он подносит горелку к коже. Ты отшатываешься. Он кусает губу.
– Я сказал, не двигайся.
Пламя лижет браслет. Вместе вы наблюдаете, как пластик плавится, склеивая концы.
– Ну вот.
Горелка выключается. На мгновение ты теряешь его из виду, твое зрение больше не приспособлено к темноте.
Он хватает тебя, приковывает наручниками к кровати. Теперь ты спишь на матрасе. С тех пор, как оправилась после леса. Пока за дверью стихают шаги, горячий пластик пульсирует на запястье, как призрак его хватки.
◾ ◾ ◾
Что-то здесь не клеится. Зачем вообще позволять тебе бродить по дому? Конечно, у него есть гарантия в виде GPS-трекера на твоем запястье, постоянное напоминание о его пристальном наблюдении даже издалека. Но к чему обременять себя твоими передвижениями?
После его ухода ты лежишь в темноте с открытыми глазами. Ты превращаешься в потолок, скучную белую плоскость, на которой не задерживается взгляд. Но если его убрать, дом рухнет. Все полетит кувырком.
Сесилия.
Что она сделала, девочка, которая читает книги, говорит «пожалуйста» и «спасибо», смотрит на него с такой любовью? Девочка, которая и не подумала бы доставить хлопоты, прилежная, дисциплинированная, милая и преданная?
Что ты сделала, милое солнечное дитя, что он боится оставить тебя без присмотра хотя бы на несколько часов?
Глава 48
Сесилия
Он попросил Рейчел следить за мной. Естественно. Я не виню ее за это, и, по правде, его тоже. Мой папа – беспокойный человек. Он даже начал носить пистолет дома. «Никакого оружия в доме», – говорила мама. Но ее больше нет, и некому укротить его паранойю, поэтому мы имеем то, что имеем.
Возможно, на его месте я поступила бы так же. Я имею в виду, попросила бы кого-нибудь присмотреть за моим ребенком. Мама всегда говорила: «Когда у тебя появятся дети, поймешь».
Я пыталась его убедить, что подобное больше не повторится.
Это произошло после маминой смерти. Дня через три я вернулась в школу. Все на меня глазели. Думали, что я не вижу, но невозможно было не заметить, как они шепчутся, расступаются передо мной, будто столкновение грозит катастрофой.
Ненавижу эту школу. Я перевелась два года назад, и мне здесь не нравится. Единственный плюс: каникулы длиннее, чем там, куда я ходила раньше. В предыдущей школе все шло хорошо, пока однажды вечером отец не пришел домой с родительского собрания вне себя и стал расспрашивать меня об учительнице математики, мисс Роллинз. Оказалось, что она расспрашивала его о нас, нашей «домашней жизни», как выразился отец, и все такое прочее. Это было до маминой смерти, но уже после того, как болезнь вернулась. «Может, она ничего такого не имела в виду, – сказала мама. – Просто проявила участие». Папа ответил, что есть тонкая грань между участием и любопытством, и мисс Роллинз ее пересекла. Он решил, что мне надо перевестись. А через неделю нашел другое место – в независимой школе в соседнем городе, где мы никого не знали.
Так или иначе, я вернулась на занятия после маминой смерти, и все пошло наперекосяк. Я хотела домой. Но дом означал папу, а мне не улыбалось торчать рядом с ним. Я хотела побыть одна, хотя бы несколько часов.
Я его люблю. Разумеется. Просто рядом с ним я чувствовала, что должна держаться молодцом. А у меня больше не было на это сил.
Я дождалась окончания третьей перемены. Затем вместо того, чтобы пойти на алгебру, ушла. Меня никто не видел. Я пешком добралась до вокзала. Меня никто не остановил, поэтому я купила билет через терминал и села на «Амтрак»[19].
Я прижалась лбом к окну. При каждом рывке поезда голова билась о холодное стекло, вибрация отдавалась в теле. Несколько минут спустя я вновь почувствовала, что дышу.
Я не тупая и знала: отец взбесится. Вот почему я вышла в Покипси. План заключался в том, чтобы купить обратный билет и вернуться, пока никто не спохватился. Но когда я стояла в очереди к терминалу, подбежал папа, схватил меня за плечи и развернул к себе. Я стукнулась подбородком ему в грудь, прикусив губу, – в суете отец не заметил. Он то крепко обнимал меня, то отстранял, заглядывая мне в лицо, а затем притягивал обратно.
– Что-то случилось. – Это не был вопрос. Скорее, горькая констатация факта. – Что ты сделала. Почему. Зачем ты так поступила.
Завидев его, я удивилась, хотя вообще-то логично, что он меня нашел. Отец всегда был таким – «глаза на затылке», говорила мама, – особенно во всем, что касалось меня.
Мы вместе подошли к машине. Он не убирал руку с моей спины. Как будто боялся, что иначе я сбегу.
Папа не злился. Наверное, облегчение пересилило гнев. Он приготовил на ужин пастуший пирог. Мы ели молча. Только позже вечером он нашел слова.
Мы сидели в гостиной, смотрели фильм. Отец нажал на паузу и развернулся в кресле ко мне.
– Я запрещаю тебе делать это снова, – сказал он, уперев локти в колени, молитвенно сложив руки под подбородком. – Больше никогда. Ты меня слышишь?
Я кивнула, надеясь, что на этом все, однако отец продолжил.
– Ты не представляешь, что я почувствовал, когда мне позвонили из школы. Они едва не сообщили в полицию.
Только одно я не могла понять.
– Как ты узнал, где я?
– Твой телефон. Его можно отследить.
Это все объясняло. В школе народ постоянно скидывает друг другу метки вместо того, чтобы сказать, где находится, хотя в городе всего-то три места для встреч.
Папа еще не закончил.
– Ты не представляешь, что могло произойти. – Голос у него был тихий, дыхание прерывистое, учащенное. – Что, если б я потерял тебя навсегда? Кто-нибудь мог… И что тогда?
Я попробовала вмешаться:
– Папа…
Но он будто не слышал.
– Начали бы поиски. Перерыли бы дом.
