Майкл Кокс - Зеркало времени
Я быстро принес старый номер «Иллюстрейтед Лондон ньюс», случайно прихваченный из Лондона. Мой гость с нетерпением взял газету, сказав, что всегда отдавал предпочтение этому периодическому изданию, поудобнее устроился в кресле и принялся читать с превеликим вниманием.
В следующий момент стук в переднюю дверь и голоса в прихожей возвестили о прибытии нашего багажа, и я оставил мистера Горста, погруженного в чтение. Вернувшись через десять минут, я не обнаружил гостя на балконе.
Газета валялась на полу. Две первые страницы были выдраны, разорваны пополам и явно истоптаны, хотя нарочно или случайно, я не понял. Удивленный, я поднял изорванные страницы, чтобы посмотреть, нет ли там какой-нибудь подсказки на вопрос, почему мистер Горст выместил на них свой гнев.
На поверхностный взгляд они не содержали ничего необычного: статья по поводу американского вопроса; заметка о бале-маскараде в Королевской музыкальной академии и еще одна об открытии новой верфи в Хартлпуле. Неужели моего гостя привела в ярость одна из них или нижеследующие сообщения о ходе Гражданской войны в Канзасе и о заговоре с целью убийства королевы Испании? Я так не думал.
Потом я взглянул на сводку иностранных и отечественных новостей на второй странице.
В первой и самой длинной заметке говорилось о некой миссис Тадеуш Залуски, в девичестве мисс Эмили Картерет, которая вместе со своим мужем и новорожденным ребенком вернулась с Континента в Эвенвуд, поместье своего высокопоставленного родственника лорда Тансора. Я бегло просмотрел все прочие, гораздо более короткие сообщения, но они казались совершенно несущественными. Тогда я вернулся к первой заметке. Случайно ли на ней остался четкий отпечаток башмака? Или мистер Горст пытался вытоптать, уничтожить информацию, в ней содержавшуюся?
Я отнес порванные газетные страницы в кабинет и спрятал в ящик стола, хотя сам не понимаю, почему я счел нужным сохранить то, значение чего оставалось для меня полной загадкой. Потом я отправился на поиски мистера Горста.
В конце концов я нашел своего гостя в дальнем углу сада, где он неподвижно стоял, уставившись на замшелый комель старого дурманного дерева. Услышав мои шаги, он повернул ко мне искаженное отчаянием лицо.
— Мистер Горст… дорогой сэр! Что стряслось?
— Вот видите, — страдальчески прошептал он, — прошлое и здесь настигло меня. Даже здесь, в этом земном раю. От него нет спасения.
Я не знал, что сказать в ответ на эти странные слова, явно отсылающие к чему-то, что он прочитал в «Иллюстрейтед Лондон ньюс». Мистер Горст заметил мое замешательство, но не попытался выручить меня из неловкого положения и не стал объяснять свое поведение. Я же, со своей стороны, воздержался от упоминания о порванных газетных страницах, найденных на балконе.
— Ну довольно, — сказал я по возможности веселее. — Вы утомлены путешествием. Ступайте в дом и отдохните хорошенько. Мне нужно в город по делам, но я вернусь к шести часам, к ужину.
Мистер Горст кивнул, и мы в молчании прошли по тенистой тропинке на мощенный булыжником задний двор. Там мы попрощались до вечера, и он отправился в приготовленную для него комнату.
16
МИСС БЛАНТАЙР ВСТРЕЧАЕТ СВОЮ СУДЬБУ
I
Продолжение авторского повествования
Я отвлеклась от мемуаров мистера Лазаря, когда начали бить каминные часы. Четыре пополудни, а от миледи по-прежнему ни звука. Ну и слава богу. Сейчас я была решительно не расположена разыгрывать из себя горничную или компаньонку и даже не представляла, что бы я стала делать, зазвени вдруг колокольчик в углу комнаты. Разве сумела бы я выступить в привычной роли, когда мое сердце пылало огнем?
Отец! Мой дорогой отец! Теперь я видела его словно воочию — и трепетала от радости узнавания, будто при встрече с давним и близким другом после многолетней разлуки. Именно таким, как описывал мистер Лазарь, он и рисовался мне в воображении: человек, обладающий незаурядным интеллектом и ярким, самобытным характером, благодаря которым выделялся в любом обществе. Подобные личности не забываются, они оставляют неизгладимый след в жизнях окружающих людей. Таким был мистер Торнхау. Таким же, несомненно, был и мой отец.
Однако по-прежнему оставались тайны, секреты и вопросы, на которые мемуары мистера Лазаря не проливали света. Мой отец, как теперь выяснилось, жил в Лондоне — но каким родом деятельности он занимался там? В столице ли он родился? И какого он происхождения? А самое главное — почему он покинул Англию и жил в добровольном изгнании на негостеприимном острове Лансароте?
Однако даже нечто большее, чем жгучее любопытство касательно подобных моментов, воспламенило мое сердце и взволновало ум.
Причиной великого моего возбуждения стал рассказ мистера Лазаря о происшествии, связанном с номером «Иллюстрейтед Лондон ньюс», где содержалось сообщение о прибытии в Англию полковника Тадеуша Залуски с супругой, в девичестве мисс Эмили Картерет, — женщиной, ныне являвшейся моей госпожой. Представлялось несомненным, что между моим отцом и мисс Картерет существовала некая связь, причем достаточно близкая, чтобы он впал в приступ ярости, прочитав о ее браке с польским полковником.
Данное обстоятельство — подтверждавшее намеки мадам, что леди Тансор сыграла существенную роль в моей жизни, — разожгло во мне безумное желание узнать больше. Но мог ли мистер Лазарь рассказать мне то, что я хотела знать?
Молясь, чтобы колокольчик не звенел подольше, я вернулась к чтению.
II
Продолжение воспоминаний мистера Лазаря
На следующее утро я встал рано и, не тревожа сна своего гостя, отправился в порт, где у меня были дела, требующие внимания. Они заняли у меня два или три часа, а затем я взял carro de bois и поехал к своему старому приятелю, мистеру Дэнверу Прайсу.
Для визита к нему у меня имелась особая причина, никак не связанная с нашими общими деловыми интересами, через которые мы познакомились, когда я впервые прибыл на остров. Как я и надеялся, миссис Прайс тоже оказалась дома — именно с ней мне хотелось поговорить в первую очередь.
Эта дама живо интересовалась жизнью той части общества, которую наши деды обычно называли «haut ton».[7] Она не расставалась с «Придворным циркуляром» и наверняка знала поименно не только всех лордов и леди в Англии, но и всех их отпрысков; знала, у кого какие поместья, городские особняки и ежегодные доходы; знала в мельчайших подробностях обо всех их делах либо из прессы, либо из сплетен. Поэтому, упоминая имя лорда Тансора, я почти не сомневался, что мое любопытство касательно сей важной персоны будет в полной мере удовлетворено.
— Лорд Тансор! — вскричала миссис Прайс, отбрасывая в сторону свое шитье. — Ах, мой дорогой Джон, вы должны помнить!
— Что помнить? — спросил я.
— Но это же была поистине ужасная история, — возбужденно проговорила она. — Неужто вы забыли?
Мне снова пришлось признаться в своей неосведомленности.
— Убийство его наследника, дорогой мой, мистера Феба Даунта, поэта. Ну теперь-то припоминаете?
Имя мистера Феба Даунта, чьими знаменитыми сочинениями восхищалась моя любимая жена, разумеется, было мне хорошо знакомо. Я вспомнил, что в декабре 1854 года, когда он умер, я находился на Азорах, и до нас, кочевников Атлантики, известие об этой национальной трагедии дошло лишь через несколько недель. В скором времени я отплыл по делам в Лиссабон и потому остался в неведении о подробностях и последствиях прискорбного события.
Сейчас от миссис Прайс я узнал, что незадолго до смерти мистер Даунт был назначен наследником огромного состояния лорда Тансора, а вдобавок еще и помолвился с родственницей его светлости, мисс Эмили Картерет. Натурально, я тотчас вспомнил, что так в девичестве звалась дама, упомянутая на странице, вырванной мистером Горстом из «Иллюстрейтед Лондон ньюс», и с напряженным интересом выслушал миссис Прайс, поведавшую мне, что впоследствии мисс Картерет стала наследницей лорда Тансора вместо убитого жениха. Но с одним отличием: кровное родство с милордом позволяло ей унаследовать не только баснословное состояние и родовое поместье Эвенвуд, но и древний титул Тансоров — и она сделалась двадцать шестой баронессой.
— Случившееся стало тяжелым ударом для старикана, так и оставшегося бездетным после смерти своего единственного сына, — заметил мистер Прайс и моментально получил от супруги выговор за употребление «непочтительного эпитета», как она выразилась.
— Но послушай, — возразил он, — ведь у лорда Тансора две руки и две ноги, и передвигается он, видимо, на двух нижних конечностях, а значит, он такой же человек, как все прочие. А раз он человек уже немолодой, почему бы не называть его стариканом?
