Никки Френч - Убей меня нежно

— Было бы здорово, — устало сказала я.

— Это было бы для меня честью, — сказал Билл.

— Можно, я позаимствую у вас это? — указала я на журнал.

— Конечно, — сказал Билл. — Это вас поставит на ноги.

Глава 32

Я, похоже, разбудила его, хотя шел уже двенадцатый час: он выглядел опухшим, глаза заспанными, на нем была несвежая пижама с неправильно застегнутыми пуговицами. Волосы на голове торчали дыбом, отчего он казался еще более волосатым, чем я его помнила.

— Грег?

— Да? — Он смотрел на меня из-за двери, никак не показывая, что узнает.

— Это Элис. Простите, что побеспокоила.

— Элис?

— Элис, та Элис, которая из пары Элис — Адам. Мы познакомились на приеме по поводу книги.

— Я помню. — Пауза. — Может, зайдешь? Как видишь, я сегодня утром вовсе не ожидал посетителей. — Он вдруг улыбнулся; по-детски голубые глаза очень ласково засветились на его помятом, неумытом лице.

Я ожидала, что Грег живет в полном дерьме, но это оказался уютный маленький домик, где было чисто и все расставлено по местам. И повсюду фотографии с изображением гор; на белых стенах красовались черно-белые и цветные снимки величественных заснеженных вершин. Было немного странно находиться в таком крошечном домике в окружении столь грандиозных пейзажей.

Он не предложил мне присесть, но я все-таки села. Я проехала через весь Лондон, чтобы повидать его, хотя сама не знала, для чего. Возможно, я припомнила, что он мне понравился, когда мы познакомились, и уцепилась за это. Я прокашлялась, а его лицо вдруг стало озадаченным.

— Вот что я скажу тебе, Элис, — сказал он. — Ты смущена тем, что без приглашения оказалась на моем пороге, и не знаешь, с чего начать. И я смущен тем, что не одет, как подобает всякому уважающему себя человеку, и что у меня страшное похмелье. Почему бы нам не пройти на кухню? Я покажу тебе, где яйца, ты сможешь взбить парочку для омлета и сварить кофе, пока я надену на себя что-нибудь. Потом расскажешь о цели своего прихода. Это ведь не просто визит вежливости, как я понимаю?

Я стояла в оцепенении.

— И не похоже, что в последние несколько недель ты что-то ела.

— Не часто, — призналась я.

— Тогда яйца?

— Яйца — это просто замечательно.

Я взбила в соуснике четыре яйца и поставила их на тихий огонь, постоянно помешивая. Омлет должен готовиться медленно и подаваться мягким, а не жестким, как резина. Даже я это знаю. Я приготовила кофе — слишком крепкий, однако, подумалось мне, мы оба вполне справимся с инъекцией кофеина — и поджарила четыре кусочка зачерствевшего хлеба. Когда Грег вошел на кухню, завтрак был на столе. Я поняла, что очень голодна, и подсоленные нежные яйца и сдобренные маслом тосты утешили и подкрепили меня. Мир перед глазами перестал плыть. Я запивала еду большими глотками горького кофе. Сидевший напротив меня Грег поглощал еду размеренно и с удовольствием, тщательно укладывая на тосты куски омлета и цепляя их на вилку небольшими квадратиками. В этом ощущалась странная коммуникабельность. Мы не разговаривали.

Когда его тарелка опустела, он отложил нож и вилку, отодвинул все от себя и выжидательно взглянул на меня. Я вобрала в себя воздух, улыбнулась и, к собственному ужасу, почувствовала у себя на щеках горячие слезы. Грег подал мне коробку с салфетками и стал ждать.

— Ты, должно быть, думаешь, что я сумасшедшая, — сказала я и высморкалась. — Мне кажется, ты сможешь помочь понять...

— Понять что?

— Полагаю, Адама.

— Ясно.

Он резко поднялся из-за стола:

— Пойдем погуляем.

— Я не захватила пальто. Оставила в офисе.

— Я найду тебе куртку.

Выйдя на улицу, мы быстрым шагом пошли вдоль оживленной дороги, ведущей к Шордитчу и дальше, к Темзе. Грег вдруг спустился на несколько ступеней вниз, и мы оказались на дорожке над каналом. Движение осталось позади, здесь было тихо, как в деревне. Все, казалось, способствовало разговору, но тут мне вспомнилась Тара. Не в этом ли канале было выловлено ее тело? Я не знала. Грег ходил так же быстро, как Адам, той же легкой походкой.

— Почему, чтобы задавать вопросы, из всех людей ты выбрала именно меня?

— Все произошло так быстро, — сказала я. — Я имею в виду меня и Адама. Я думала, что прошлое ничего не значит и что вообще ничего не имеет значения. Но все оказалось совсем не так.

Я замолчала. Я не могла поведать Грегу о всех своих страхах. Он был человеком, которому Адам спас жизнь. Он был другом Адама, своего рода другом. Я смотрела на воду. Она была неподвижной. Вода в каналах не течет, как в реках. Мне хотелось поговорить об Адели, о Франсуазе, о Таре. Вместо этого я спросила:

— Как ты относишься к тому, что все считают Адама героем, а тебя злодеем?

— Злодеем? — переспросил он. — Я считал, что был просто трусом, слабаком, персонажем Элиши Кука-младшего.

— Кого?

— Он был актером, который играл трусов и слабаков.

— Прости, я не хотела...

— Я не против того, чтобы люди относились к нему как к герою, потому что он и был героем. В тот день он показал небывалую смелость, силу духа, спокойствие. — Он искоса взглянул на меня. — Это то, что ты хотела услышать? Что касается всего остального, то я не уверен, что хотел бы обсуждать с тобой, что чувствую по поводу своей несостоятельности. С женой героя и все такое.

— Это совсем не так, Грег.

— Думаю, что именно так. И именно поэтому ты нашла меня сегодня утром в пижаме, мучающимся от похмелья. Но я одного не понимаю, и это меня мучает. Что сам Адам говорит об этом?

Я собралась с духом.

— Видимо, Адам считает, что в экспедиции находились люди, которым было не место на склоне Чунгават.

Из груди Грега вырвался смех, который перешел в рокочущий кашель.

— Он может сколько угодно повторять это, — сказал он, прокашлявшись. — Кэрри Фрэнк, дерматолог, была неплохой туристкой, но никогда до того не ходила в горы. Она даже не знала, как надевать «кошки». И помню, что я предостерегал Томми Бенна, когда тот неправильно крепил страховку. Он чуть не сорвался. Он тогда не ответил, и я вспомнил, что он не понимает по-английски. Ни слова. Боже, что он творил с нами! Мне пришлось скатиться к нему, чтобы переукрепить его карабин. Но я считал, что справлюсь со всем, что придумал совершенно безопасную систему. Она не сработала, и погибли пять доверившихся мне людей. — Я притронулась к его руке. Но Грег продолжал говорить. — Когда подошла развязка, Адам оказался героем, а я нет. Ты сама себя не понимаешь. Присоединяйся к клубу.

— Но мне страшно.

— Присоединяйся к клубу, Элис, — повторил он, выдавив едва заметную усмешку.

Вдруг в самом неподходящем месте на другом берегу канала показался маленький сад, где виднелись клумбы красных и фиолетовых тюльпанов.

— Тебя пугает что-то конкретное? — наконец спросил он.

— Полагаю, все это связано с его прошлым. Все оно так смутно.

— И так заполнено женщинами, — добавил Грег.

— Да.

— Да, тебе непросто.

Мы присели на берегу.

— Он рассказывает о Франсуазе?

— Нет.

— У меня с ней был роман, ты же знаешь. — Говоря это, он не смотрел на меня, и у меня возникло ощущение, что прежде он никогда не произносил этого вслух. Для меня это стало ударом, совершенно неожиданным ударом.

— Роман с Франсуазой? Нет. Нет, я не знала. Боже, Грег, а Адам знал?

Грег ответил не сразу. Потом он сказал:

— Все началось в экспедиции. Она была забавная. Очень красивая.

— Да, все о ней так говорят.

— Между ней и Адамом все было кончено. Она сама сказала об этом Адаму, когда мы приехали в Непал. С нее было достаточно его измен.

— Она решила с ним расстаться?

— Разве Адам тебе не рассказывал?

— Нет, — медленно произнесла я. — Он ничего об этом не рассказывал.

— Ему было непросто смириться с тем, что его отвергли.

— Давай без околичностей, — сказала я. — Франсуаза разорвала длительную связь с Адамом, и спустя несколько дней у тебя с ней начался роман?

— Да. А потом, раз уж тебе хочется, чтобы я сказал это для тебя, через несколько недель она погибла в горах, так как я обгадился со своими размеченными шнурами маршрутами, а Адам спас меня, своего друга, который украл у него женщину.

Я пыталась придумать что-нибудь, что могло бы его утешить, но отказалась от этой затеи.

— Мне нужно возвращаться.

— Послушай, Грег, Адам знал о вас с Франсуазой?

— Тогда мы не стали говорить ему. Мы считали, что это может вызвать разлад. Ведь он тоже не вел жизнь затворника. А потом... — Фраза повисла в воздухе.

— Он никогда не упоминал об этом?

— Нет. Ты не собираешься обсуждать это с ним?

— Нет.

«Ни это, ни что другое, — подумала я. — Мы давно миновали этап рассказов».

— Можешь не сдерживаться на мой счет. Это больше не имеет значения.

Мы повернули назад, и я отдала ему куртку.

— Я здесь сяду на автобус, — сказала я. — Спасибо, Грег.