Ли Чайлд - Выстрел
— Спасибо, — вежливо сказал Лински.
Раскин ничего не ответил.
Ченко и Владимир явились через две минуты, в «кадиллаке» Ченко, сидевшего за рулем. Он поставил свою машину за «линкольном» Раскина. Три большие черные машины, стоящие в ряд. Погребальная процессия для Ричера. Лински улыбнулся. Ченко и Владимир вылезли из «кадиллака» и пошли к ним, один маленький и черный, другой большой и светлый. Они сели в машину Лински. Ченко на переднее сиденье, Владимир — сзади, к Раскину. Если смотреть по часовой стрелке, то получилось: Лински, Ченко, Владимир и Раскин. В полном соответствии с иерархией, соблюдаемой подсознательно. Лински вновь улыбнулся и раздал каждому по портрету. Один он оставил себе, хотя в нем не нуждался. Он уже несколько раз видел Джека Ричера.
— Мы должны начать с предположения, что полиция что-то упустила, — сказал Лински.
Ричер открыл дверь пожарного выхода отеля «Марриотт», вытащил кусочек визитки из замка и засунул в карман. Он вошел внутрь, позволив замку защелкнуться у себя за спиной. Поднялся на лифте наверх. Постучал в дверь номера Хаттон. Он уже собрался озвучить реплику, которую произносит Джек Николсон, играющий в кино крутого полковника из морской пехоты: «Ничто не может быть лучше женщины, которой ты должен отсалютовать утром».
Хаттон далеко не сразу открыла дверь. Ричер решил, что она улеглась после того, как ушли полицейские. И не ожидала, что ее потревожат так скоро. Однако дверь все-таки отворилась. Эйлин стояла на пороге. На ней был халат: она только что приняла душ. Падающий из номера свет создавал светящийся ореол вокруг ее головы. В коридоре было темно, а номер казался светлым, теплым и манящим.
— Ты вернулся, — сказала она.
— А ты думала, что я не приду?
Он вошел в номер, и она закрыла за ним дверь.
— Сюда только что приходили полицейские, — сообщила она.
— Знаю. Я за ними наблюдал.
— И где ты находился?
— Возле мусорного контейнера, рядом с отелем.
— Хочешь принять душ?
— Это был довольно чистый контейнер, возле обувного магазина.
— Хочешь выйти пообедать?
— Я предпочитаю обслуживание в номере, — сказал он. — Не хочу болтаться по улицам дольше, чем необходимо.
— Пожалуй, звучит разумно, — сказала она. — Закажем из номера поесть.
— Но еще не сейчас.
— Мне следует одеться?
— Еще не сейчас.
— Почему? — спросила она после едва заметной паузы.
— Нужно закончить одно дело, — ответил Ричер.
Хаттон молча посмотрела на него.
— Рад снова тебя видеть, — сказал он.
— Мы не виделись меньше трех часов, — ответила она.
— Я имел в виду вообще, после стольких лет.
Он шагнул к ней и положил руки на ее щеки. Потом кончики его пальцев погрузились в ее волосы, как он это делал когда-то, а большие пальцы скользнули по скулам.
— Нужно ли нам это делать? — спросила она.
— А разве ты не хочешь?
— Прошло четырнадцать лет, — вздохнула она.
— Это все равно как ездить на велосипеде, — ответил Ричер.
— Думаешь, будет так же?
— Будет лучше.
— Насколько лучше? — спросила она.
— Мы всегда были хороши, — сказал Ричер. — Насколько лучше это вообще может быть?
Эйлин замерла. А потом подняла руки и обняла его за шею. Ричер наклонился, и они поцеловались. И еще раз — сильнее. И еще раз — дольше. Четырнадцать лет бесследно растаяли. Тот же вкус, те же ощущения. То же возбуждение. Она вытащила его рубашку из брюк и нетерпеливо расстегнула пуговицы, начиная снизу. Когда справилась с последней, ее ладони заскользили по его груди, плечам, спине, опустились к поясу. Он легко сбросил туфли и носки. Потом отшвырнул в сторону брюки и развязал поясок ее халата. Халат распахнулся.
— Проклятье, Хаттон, ты совсем не изменилась.
— Как и ты, — улыбнулась она.
Потом оба пошли к постели, спотыкаясь, быстро и нетерпеливо, как скованные вместе, словно существо о четырех ногах.
Григор Лински взял на себя южную часть города. Он проверил кафе, где Ричер встречался с адвокатом, а потом поехал к докам. Развернулся и принялся бороздить узкие улочки, объезжая три стороны каждого квартала и притормаживая на поворотах, чтобы осмотреть четвертую. «Кадиллак» легко катился вперед, уверенно слушаясь руля. Медленная безрезультатная работа. Однако город был небольшой, без суеты и толп. И никто не мог в нем прятаться бесконечно. Григор Лински знал это по опыту.
Потом Хаттон лежала в объятиях Ричера и кончиками пальцев медленно исследовала его тело, которое так хорошо знала. За четырнадцать лет оно изменилось. Ричер сказал ей: «Ты совсем не изменилась», — она ответила: «Как и ты». Однако Эйлин понимала, что оба слишком снисходительны друг к другу. Никто не остается прежним. Ричер, которого она знала в пустыне, был моложе. Жара и солнце высушили тогда его стройное тело, и он двигался легко и грациозно, как борзая. Теперь он потяжелел, а бугры мышц сделались жесткими, словно старинное красное дерево. Шрамы, которые она помнила, разгладились и потускнели, но их заменили новые. На лбу Джека наметились морщины. Вокруг глаз пролегли глубоко прочерченные линии. Однако нос остался прямым и несломанным. И все передние зубы были на своих местах. Она положила ладонь на костяшки его пальцев, твердые, как скорлупа грецкого ореха. «Все еще боец, — подумала она. — Все еще готов пожертвовать кулаками, чтобы сохранить нос и зубы». Ее рука переместилась ему на грудь. Там, слева, обнаружилась вмятина. Разрыв мышц, точнее — углубление, в которое помещался ее палец. Пулевое ранение. Старое, но новое для нее. Скорее всего, калибр 0,38.
— Нью-Йорк, — пояснил Ричер. — Несколько лет назад. Все обращают внимание.
— Все?
— Все, кто видит.
Хаттон прижалась к нему еще теснее.
— И сколько людей видели?
Он улыбнулся.
— Ну, ты знаешь, на пляже и тому подобное.
— И в постели?
— В раздевалке, — сказал Ричер.
— И в постели, — повторила Хаттон.
— Я не монах.
— Было больно?
— Не помню. Три недели лежал без сознания.
— Ранение прямо над сердцем.
— Стреляли из маленького револьвера. Наверное, заряд был слабым. Ему следовало стрелять в голову. Тогда получилось бы лучше.
— Для него. Но не для тебя.
— Я удачливый человек. Так всегда было, и так будет.
— Не спорю. Но следует быть осторожнее.
— Стараюсь изо всех сил.
Ченко и Владимир остались вместе и осматривали северную часть города. Они не стали приближаться к мотелю. Полиция наверняка контролировала не только сам мотель, но и соседние территории. Поэтому они первым делом заехали в спортивный бар, вошли внутрь и провели там некоторое время. В баре было сумрачно, посетителей собралось не много. Около тридцати парней. Ни один из них не был похож на изображенного на рисунке. Владимир остался возле двери, а Ченко проверил туалет. В одной из кабинок дверь была закрыта. Ченко дождался, пока прошумел слив и из кабинки показался мужчина. Не Ричер. Обычный парень. Ченко пошел к Владимиру, они вернулись к машине и начали медленно кружить по улицам, объезжая каждый квартал с трех сторон и задерживаясь на перекрестках для обзора четвертой.
Хаттон оперлась на локоть и сверху вниз посмотрела в лицо Ричера. Его глаза были прежними. Возможно, теперь они немного запали и в них появилось знание чего-то нового. Но они сияли все тем же синим цветом, подобным сиянию льда под арктическим солнцем. И еще они напоминали цветную карту с изображением двух одинаковых горных озер, образовавшихся после таяния снегов. Однако выражение глаз Ричера изменилось. Четырнадцать лет назад их окаймлял красный ободок от пустынных бурь, и в них читался горький цинизм. Глаза солдата. Глаза полицейского. Она вспомнила, как взгляд этих глаз лениво скользил по комнате, точно трассирующие очереди пулемета, приближающиеся к цели. Теперь его глаза были чище. Моложе. Невиннее. Он стал на четырнадцать лет старше, но его взгляд уподобился взгляду ребенка.
— Ты только что подстригся, — заметила она.
— Сегодня утром, — сказал он. — Ради тебя.
— Ради меня?
— Вчера я выглядел как дикарь. Мне сказали о твоем приезде. И я не хотел, чтобы ты подумала, что я стал бродягой.
— А ты не стал?
— Ну, в некотором роде.
— В каком роде?
— Я делаю все по собственному желанию.
— Нам нужно поесть, — сказала она. — Чего ты хочешь?
— Что закажешь. Мы все разделим. Закажи большие порции.
— Ты можешь выбрать сам все, что захочешь.
Ричер покачал головой.
— Через месяц какой-нибудь клерк из Министерства обороны проверит твои расходы. Будет лучше, если ты сделаешь заказ на одного человека, а не на двоих.
— Беспокоишься о моей репутации?
