Дмитрий Вересов - Полет ворона
— Так. Утро вечера мудренее, — остудила ее Вера. — Мы забежим за тобой и вместе поедем на Остров. Палестинец на месте, мозги при нем. Что-нибудь придумает.
— Ой, Вера. Тебя Аллах послал.
Домой их отвез на такси Цотне. Алешка сломался под утро и спал, привалившись спиной к батарее…
У палестинца было странное неудобное имя Фахри ан-Наблус. Невысокий, похожий на хомяка с острыми глазками и тоненькими усиками, он радушно их встретил, угостив пахучей пережаренной арабикой с кардамоном.
За краткое время знакомства Таня ощутила энергию, силу этого человека. Ничего примечательного в его облике не было, но цепкий взгляд она оценила. Показалось, что они знают друг друга давно.
— Эй, рыжая! — позвал он, когда они прощались. — В Ленинград поедешь — не трудно с собой кофе взять? Я бы тебя угостил и кого надо.
Глаза его лукавили.
— Нет проблем, — бросила через плечо Таня.
И перед отъездом не забыла к нему зайти, как обещала.
Фахри настежь распахнул перед Таней дверь в комнату, устланную коврами.
— Проходи, рыжая! — пробурчал он, насупившись. — Кофе? Конфетки?
Таня кивнула, устраиваясь за столом возле широкого окна.
— Когда едешь домой?
— Сегодня. Ночью.
— Харашо-о, — протянул он. — Как Москва? Отдохнула? Теперь на работу?
— Посмотрим. Захаржевская всегда дело найдет.
— Это ты? Твой фамилия? — Он оглянулся и невзначай бросил через плечо: — Еврейка?
— А что?
— Похожа.
Таня расхохоталась.
— Чем?
— Носом и рыжая.
— Ты тоже носом не вышел, — фыркнула Таня, сморщив свой аккуратный, совершенно арийский носик. Теперь засмеялся он.
— У меня еще ничего. Ты арабов не знаешь.
— А ты не араб?
— Ну, так. Между-между.
— Между евреями и арабами?
Фахри опять рассмеялся:
— Или то и то и чуть-чуть другое.
— А чем занимаешься? — кивнула Таня на кипу журналов, книг и рукописей.
— История, — отрывисто произнес он. — Диссертация.
— На каком году аспирантуры?
— Уже пять лет последний параграф пишу.
— Значит, есть другие дела, — догадалась Таня.
— Ну, пиво, бар, девочки.
Легкое прощупывание собеседника продолжалось с обеих сторон на протяжении всего разговора, из которого Таня почерпнула сведения не только об истории палестинского народа, но и о политических силах, участвующих в становлении современного государства Израиль.
У него был забавный говорок, чуть сдавленный гортанными звуками и особым произношением гласных. Ошибки в речи встречались редко, путался только в окончаниях и согласовании рода и числа. Щелкнув на стене очередную залетевшую в окно муху, он весело спросил:
— Как правильно? Я убил мухам или мухов?
— Муху, — выделяя каждый слог, сказала Таня.
— Неправильно! Я их много убил. Значит — мухах! Веселость и непринужденность сразу располагали, заставляли симпатизировать этой крепкой бомбочке, похоже, довольно взрывоопасной.
То же заметил и в Тане ее новый приятель, обозвав «миной замедленного действия».
— Ошибся! — поправила его Таня. — Я — особый вид вооружения, причем вполне мгновенного реагирования. Хотя… — Фахри ждал продолжения. — По ситуации.
— Еврейка! — радостно утвердил он.
Таня отметила остроту мышления Наблуеа. Человек веселый, он сыпал шутками, иронизировать над собой не стеснялся и казался лишенным комплексов.
У открытой форточки, рядом с которой сидел Фахри, вдруг, резко каркнув, пролетела ворона. Палестинец бросился со стула на пол и громко выматерился. Рассмеялся сам над собой, взмахнул руками.
— Израильский бомбардировщик! — и вернулся на стул.
«Воевал», — мелькнуло у Тани…
Расстались они совершенными друзьями, ничего четкого друг про друга не узнав, но понимая, что стоят друг друга. Это уж точно.
VА Питер, как обычно, окропил Таню мелкими серыми, моросящими слезами.
Любой город имеет свою историю, развиваясь как живой организм, переживая периоды упадка и расцвета, но далеко не каждый рождается так загадочно в одночасье и живет своими мистическими флюидами, распространяя их на сознание и судьбы людей. Десять километров вправо, десять влево — и ты уже дышишь полной грудью… Город-склеп, город-кладбище, который предпочитают называть музеем или памятником, встретил Таню хмурой толпой у закрытого метро, и она согласилась на первое предложение частника, выкликивавшего пассажиров. Цену он заломил несусветную и всю дорогу отчаянно врал про разведенные мосты, нагло кружил по переулкам возле Сенной, отрабатывая заработок по-питерски, как экскурсовод-любитель по совместительству.
Когда брехня вконец осточертела, она резко оборвала водилу на полуслове:
— Ладно, теперь вправо, сверни под арку, мимо убежища налево и свободен….
Она вошла рано утром, когда он еще спал. Проснувшись, Павел тут же услышал музыку, доносившуюся с кухни, ощутил запах свежемолотого кофе.
Сон отлетел мгновенно. Он взял брюки, чистую рубашку галстук, тихо прокрался в ванную и явился на кухню при параде, внутренне сжатый как пружина, готовый к бою.
Таня стояла у плиты в цветастой махровой маечке и бежевой мини-юбке. Этот наряд очень шел ей, подчеркивал стройность фигуры, особенно ног, и густой шоколадный загар. Павел невольно отметил, как несказанно она похорошела за эти два месяца.
— Привет, Большой Брат! — сказала она и только затем обернулась.
Он начал тонуть в золотом сиянии ее глаз…
Воспользовавшись тем, что все начальство было в отпусках, Павел просто звонил в институт по утрам и извещал, что сегодня его не будет. Потом тихо, чтобы не разбудить, целовал спящую Таню и шел на кухню готовить завтрак: ее любимые кабачковые оладьи (яйца, мука, пропущенные через мясорубку и отжатые через марлю кабачки — благо был самый сезон) со сметаной и вареньем, крепкий черный кофе. Как в те незабываемые первые дни их супружества, он приносил ей завтрак в спальню и садился рядом, наблюдая, как она ест. Потом они курили на кухне и строили планы на день.
То доезжали до пристани у Тучкова моста и на «Ракете» закатывались до самого вечера в Петергоф, то, захватив ракетки, шли на острова. Если поиграть в этот день не удавалось, они гуляли по парку, а то и забредали на Елагин остров и, как дети, катались на качелях, каруселях, чертовом колесе, пока голод не гнал их до ближайшего кафе с шашлыками или чебуреками. На обратном пути, если не чувствовали себя очень уставшими, они забегали в ближайшую театральную кассу и шли на концерт или в какой-нибудь театр, на сцене которого до открытия сезона гастролировала заезжая труппа. Они ходили на все без разбора и нередко, перемигнувшись в конце первого действия, убегали домой. После нехитрого ужина слушали музыку, смотрели кино по телевизору, или сидели в темноте и любовались на желтую круглую луну. И в любом случае день заканчивался любовью. Часто они так и за сыпали обнявшись.
В выходные он в первый раз за лето не поехал в Огоньково.
Все повторялось, но отпущенный срок был краток… В понедельник, часу в одиннадцатом утра, зазвонил телефон — противно, настырно.
— Тьфу, черт!
Павел как раз заправил кофеварку. Должно быть, из института звонят: понадобилось его присутствие или, не дай Бог, кто-то из начальства жаждет его видеть. Может, лучше вовсе не подходить?
Телефон продолжал звонить… Нет, надо подойти, а то еще Таню разбудит.
Он снял трубку.
— Я слушаю.
— Здравствуйте, это Алла, соседка ваша по даче.
— Да. Здравствуйте.
— Нюточка заболела.
— Что? — Павел чуть не выронил трубку. — Что с ней?!
— Животик болит, температура. Нина Артемьевна просила передать, чтобы вы поскорее привезли лекарство… Сейчас, у меня записано… Вот, бифидумбактерин. В ампулах.
— Когда? Когда у нее… началось?
— Она всю неделю куксилась, плохо ела, спала. А температура подскочила в субботу… Мы раньше позвонить не могли — сами только приехали.
— Спасибо. Выезжаю немедленно.
Он бросил трубку. Взгляд его упал на высокое зеркало. Он хмуро оглядел свое изображение с ног до головы. Кайфовал тут всю неделю, жил в свое удовольствие, про дочку забыл, подонок! А она там… Ждала его всю неделю, а когда он не приехал, не выдержала, заболела…
Павел забежал на кухню, выключил кофеварку и помчался в спальню, одеваться.
— Ва-ау! — сладко потягиваясь, произнесла Таня. — Куда намылился, Большой Брат?
— Нюточка болела. Куплю лекарство, отвезу ей. Кофе готов, — сухо сказал он, натягивая брюки.
— Нюточка… — Таня замолчала. — Что ж. Когда ждать тебя?
— Сегодня к вечеру. Или завтра.
На Садовой много аптек. Павлу повезло: уже во второй из них нему вручили коробку с ампулами.
