Белобров-Попов - Красный Бубен
Дегенгард сдержался. Он не хотел связываться с маразматиком. Он сделал шаг, чтобы побыстрее уйти. Но пенсионер сунул ему палку между ног, и Георгий Адамович упал на асфальт. Он ударился лбом. Перед глазами вспыхнул яркий свет. Он услышал ржание студентов: Шоу Бенни Хилла!.. Дегенгарда охватила ярость. Он почувствовал, как всё, что составляло его гуманистическую натуру – куда-то спряталось. А наверх выползло темное, первобытное, звериное. Дегенгард захотел убивать, крушить, ломать, насиловать, рвать зубами. Ему захотелось, чтобы текла кровь, захотелось выдергивать у трупов зубы, отрывать им уши и снимать скальпы. Ему хотелось убивать, наслаждаясь мучениями жертв, их криками, стонами, их обмоченным от страха бельем, их пахнущим ужасом потом. Он почувствовал себя Годзиллой. Он медленно поднялся на корточки и увидел перед собой ухмыляющееся лицо врага.
– Что, жид, рубель нашел?
Дегенгард схватился за палку, перебирая по ней руками встал и дернул палку на себя. Пенсионер чуть не слетел с лавки, но палку не выпустил. Тогда Георгий Адамович уперся одной ногой ему в живот и выдернул чего хотел. Размахнулся и врезал растерявшемуся пенсионеру палкой посередине шляпы. Шляпа налезла на нос и окрасилась кровью. Пенсионер свалился под лавку.
Георгий Адамович отшвырнул палку в сторону. Сел на лавку. Всё это произошло так быстро, что он не успел подумать ни одной мысли. Он машинально сунул руку в карман, вытащил пачку сигарет, которую купил для Хомякова, вынул сигарету, вставил в рот фильтром вперед и так и застыл. Он сидел и ничего не соображал.
Как сквозь туман, до него доносились голоса детей: Дяденька милиционер, вот этот дядя дедушку стукнул… Он ему по голове палкой как даст… как даст… Дядя милиционер, его расстреляют?.. Кыш отсюда…
Дегенгарда отвезли в отделение.
6
В отделении Дегенгард пришел в себя и ужаснулся. Он своими руками чуть не убил человека. Он не понимал, что его так завело. Конечно, в разговорах он мог пропустить выражения, вроде: чтоб ты сдох, могила, тебе конец, ты мертвец, всем кабздец и тому подобные, но это всего лишь идиомы, устойчивые выражения, без буквального воплощения.
Тем не менее он и сейчас ощущал клокочущую энергию, рвущуюся изнутри.
Дегенгард огляделся. В другом углу камеры на нарах лежал, повернувшись лицом к стене, и храпел какой-то мужик. Его плащ был в грязи, как будто он искупался в луже.
Дегенгард встал, подошел к мужику и постоял над ним. Потом повернулся на пятках, подошел к окну, подергал решетку. Повернулся, подошел к железной двери и врезал по ней ногой. У него было такое чувство, будто внутри него поселились какие-то маленькие шустрые существа, которые заставляли его тусоваться. Они с большой скоростью гнали кровь по жилам, они дергали его мышцы, они перетягивали его сухожилия, они стучались ему в мозг и кричали: Двигайся! Двигайся! Двигайся! Врежь по двери ногой! Врежь по двери ногой! Дай, как следует! И эти маленькие существа жили в нем каждый по себе и в то же время имели некое коллективное сознание сообщества маленьких существ. И самому Георгию Адамовичу, его личности, в собственном своем организме оставалось совсем немного места, из-за чего он едва контролировал ситуацию.
Дегенгард врезал по двери еще разок.
– Ты чё долбишь, дедон? – услышал он сзади голос мужика.
Георгий Адамович резко повернулся. Грязный мужик сидел на нарах и смотрел на него, прищурившись. У него была здоровая красная морда, широченные плечи и руки, как цветочные горшки. Мужик поднял одну руку и почесал шею. Потом вставил в рот спичку и пожевал.
– Ты чего долбишь, дятел? – повторил он, и Дегенгард почувствовал в его голосе угрозу, но не испугался. – Ты, бля, долбишь, а мусорки, когда прибегут, надают дубинками по башке нам обоим! Понял, дятел штопаный?! – мужик подманил Дегенгарда пальцем. – Сядь, бля, на нары и сиди, а то ты мне на нервы, бля, действуешь. А у меня, знаешь, какие нервы? Плохие. Могу угондошить тебя, как муху сраную на говне.
Дегенгард заложил руки за спину, поднял подбородок и сказал специально сквозь зубы:
– Мне тыкать не надо, я с вами на брудершафт не пил, – и качнулся с носков на пятки и обратно.
– Точно, – согласился мужик спокойно, – не пил… И в одно очко не срал. – Он встал с нар и потянулся. Ростом он оказался такой высокий, что Георгий Адамович едва доставал ему до плеча.
Мужик, перебрасывая спичку из одного угла рта в другой, двинулся на Дегенгарда. Но страха Георгий Адамович не чувствовал. Наоборот, он чувствовал необыкновенное возбуждение, и ему не терпелось врезать ногой. Он чувствовал себя как боевой петух перед схваткой, он чувствовал себя как испанский тореадор перед рогами быка, он чувствовал себя как советский летчик-истребитель, таранящий пропеллером хвост мессершмит-та. Он подпрыгнул. Все маленькие существа, поселившиеся в нем, ринулись вниз в правую ногу. И Георгий Адамович ощутил, как нога зажила самостоятельной жизнью. Она так и ходила на бетонном полу от нетерпения, так и чесалась…
– Я вам хочу сказать, – сказал он. – Я всю жизнь терпел хамство и хулиганство. Я думал, что это можно победить при помощи Льва Толстого… без насилия. Я всегда воздерживался от насилия и жестокости… И что из этого вышло?.. Кругом говно! Хам торжествует! Хам пользуется тем, что его не бьют! А надо, чтобы всё было хорошо, задать хаму трепку для демонстрации силы добра! Я работаю в музее и там я видел одну картину. Она называлась «Добрый человек дал в морду Злому». Я не понимал, что в ней хорошего, и думал, что это всего лишь легкомысленная ирония, которой я чуждаюсь. Но теперь я понял смысл! Это великая картина, которую следует увеличить в тысячу раз и повесить на Спасскую Башню, чтобы всякая сволочь издалека видела, что ей не поздоровится. – Дегенгард снова подпрыгнул. – В конце своей речи я бы хотел подчеркнуть ту разницу, которая между нами имеется. Я не такой, как вы! Я интеллигент, работник культуры, ищущий смысл жизни в обители духа! А вы заняты всю жизнь только тем, что нажираетесь, валяетесь в грязи и спички жуете!.. Хочу последний раз предупредить, что у вас остался один шанс не получить как следует ногой от меня! – он постучал ботинком по полу.
Мужик сначала немного удивился, а потом его и без того красная морда покраснела до уровня сердцевины астраханского арбуза.
– Да я тебя, дед, как клопа… – он вытянул вперед руку с растопыренными жирными пальцами.
Пуск! – услышал Георгий Адамович у себя в голове. Его правая нога взметнулась в воздух и нанесла сокрушительный удар по руке мужика. Хрустнула кость, рука упала и повисла, как плеть. Глаза мужика округлились от удивления и боли. Но в полной мере он удивиться не успел, потому что нога Дегенгарда взметнулась еще раз, сломала мужику челюсть и свернула нос. Мужик отлетел к стене, ударился затылком и упал на нары, залитый кровью.
– Добрый человек дал злому в морду, – сказал Дегенгард и вытер подошву ботинка об пол.
На бетонном полу остался багровый след. Георгия Адамовича снова окутал туман.
7
Сквозь какую-то муть Дегенгард с трудом различал свои ноги. Левая нога стояла спокойно, а правая монотонно стучала по полу носком-каблуком ботинка. Носком-каблуком, носком-каблуком, носком-каблуком… Георгий Адамович поднял голову и увидел милиционера. Он понял, что это милиционер. Это был точно милиционер, но он как-то плыл у Дегенгарда перед глазами и что-то говорил. Что-то неразборчивое: Бу-бу-бу… бу-бу-бу…бу-бу-бу…
Георгий Адамович тоже попробовал сказать бу-бу-бу.
Милиционер примолк.
Георгий Адамович повернул голову и увидел рядом с милиционером кого-то, похожего на Хомякова. Дегенгард прищурился. Определенно, это был Хомяков. У Хомякова качалась голова.
Георгий Адамович никак не мог вспомнить, где он.
Хомяков подошел к нему, взял под руку и поднял со стула.
– Бу-бу-бу, – сказал он.
– Бу-бу-бу, – ответил Георгий Адамович.
И Хомяков куда-то его повел по какому-то коридору.
Идти было тяжело. Правая нога не слушалась Дегенгарда и приплясывала сама по себе. Она не шла, как левая. Дегенгард резко остановился и попробовал дальше прыгать на одной ноге. Он сделал несколько прыжков и упал. Разбил лицо, но боли не почувствовал. Только челюсть немного отвисла и не закрывалась до конца.
Над ним наклонился Хомяков.
– Бу-бу-бу, – сказал он.
На этот раз Дегенгард не смог ему ответить тем же. Из-за челюсти.
Хомяков поднял его и повел дальше.
Они вышли на улицу. Было темно.
Хомяков подвел его к машине и положил Дегенгарда животом на капот, а сам пошел открывать дверь. Пока Хомяков возился с дверью, Дегенгард сполз с капота и резко сел на задницу. Но боли опять не почувствовал. Боль он почувствовал только на следующий день. Хорошо еще, что руками он успел схватиться за колесо, а то бы ударился об асфальт затылком. Он подумал, что навсегда избавился от чувства боли, и обрадовался этому.
