Майкл Ридпат - Биржевой дьявол
Но я не мог забыть Изабель.
— Ну и заварил ты кашу, ничего не скажешь.
Мы сидели в «Замке Пембрук», уютном пабе неподалеку от моего дома. Джейми, как и обещал, все-таки заскочил на кружечку.
— Какую кашу, ты о чем?
— В Рио все газеты только об этом и говорят. И не прикидывайся, что ничего не знаешь.
— Я догадывался, что нечто подобное должно произойти. И что же пишут?
— А пишут то, что финансовый скандал, разразившийся месяц назад и связавший Умберту Алвиса и наркоторговлю с проектом favelas, сфабриковала Dekker Ward. Что Освальду Боччи согласился опубликовать эту утку в обмен на финансирование его новых медиапроектов.
— Вполне правдоподобное изложение событий.
— Кое-кто очень задет за живое. Рикарду обеспокоен. Очень обеспокоен. А Эдуарду — тот просто в бешенстве. Кипит и булькает.
Я довольно улыбнулся. Кажется, мне удалось расшевелить этот муравейник.
— Поосторожнее, Ники, ты нажил себе серьезных врагов.
— Меня это не волнует. А вот то, как торпедировали уже готовый проект, — это возмутительно. И ты сам это знаешь. Луис просто расставил точки над «i».
— Но Росс во всем винит тебя.
— Ну и дурак.
— Вот ты ему сам об этом и скажи.
Я отхлебнул пива.
— Сегодня я виделся с Дейвом, — как бы невзначай обронил я.
— Как он?
— Зол, как черт. Рикарду его просто утопил. Он не может найти никакую работу в Сити.
— И что собирается делать?
— В складчину с друзьями купить паб. И заделаться в нем менеджером.
— Не худший вариант.
— Ты знаешь, он тоже считает, что в конторе творится что-то неладное. Что Бельдекоса убили потому, что он наткнулся на какой-то компромат.
— Доказательства у него есть?
— Нет. Он звонил в полицию, но там никто этим делом не заинтересовался. А я сегодня звонил в Штаты в Управление по борьбе с наркотиками.
— Ты?!
— Да. Они все записали, но не похоже, чтобы очень уж заинтересовались.
— Кто-нибудь еще знает?..
Я покачал головой. И вдруг меня словно током ударило. Дейв говорил, что ему поставили прослушку на телефон. О Боже!
— Молись, чтобы никто не узнал, — мрачно посоветовал Джейми. — Не знаю, есть ли правда во всех этих разговорах об отмывании денег. И, честно говоря, не хочу знать. Но знаю одно: Рикарду не из тех, кто прощает.
— Дашь знать, если заметишь что-нибудь подозрительное?
— Нет, Ник, прости. Этого я делать не буду. Я тихо залягу на дно и ни во что не буду совать свой нос. Давай лучше поставлю тебе еще кружечку.
23
Меня разбудил звон бьющегося стекла и треск ломающегося дерева. Из гостиной доносились глухие удары. Я вскочил и как был, в одних трусах, побежал на звук.
Их было трое: высокие крепкие парни, затянутые в джинсы. Я бросился на того, что стоял ближе к дверям, прижав его к книжному стеллажу.
— Держите его!
Меня попытались схватить, но я пытался добраться до горла своей жертвы, которая неловко сползала на пол. Я все-таки успел его достать. Но силы были неравны. Эти двое все же скрутили меня, а их приятель успел прийти в себя, выпрямился, пошатываясь, и внезапно изо всех сил ударил меня ногой ниже пояса. Я заорал и почувствовал мгновенную тошноту. Еще один удар, который едва не разнес мне почку, а потом чье-то колено врезалось мне в лицо. Во рту сразу стало солоно, но боль в паху заставляла забыть обо всем остальном. Я пытался согнуться, чтобы защититься от следующего удара, но что-то с силой ударило меня в висок и я провалился во тьму.
— Скорую! Быстро!
Потрескивание полицейского радио. Кто-то, встав на колени, наклонился надо мной.
— Он дышит! Рана на голове. Проверьте спальню!
У меня не было сил шевельнуть ни рукой, ни ногой. Все тело кричало от боли. Вокруг кто-то суетился, бегал, на меня набросили мягкое и легкое одеяло, завыли сирены. Меня положили на носилки, холодный воздух остудил лицо, и я открыл глаза.
Я увидел собственный дом. Стояла глубокая ночь, но, казалось, огни были повсюду: оранжевые лучи уличных фонарей, голубые вспышки маячка скорой помощи.
Надо мной склонился санитар в зеленой форме.
— Держись. Все будет в порядке, сынок.
Меня запихнули в машину. Я вдруг почувствовал невероятную усталость и снова потерял сознание.
Второе пребывание в больнице оказалось короче первого. Меня выписали утром, предупредив, что, если головные боли усилятся, чтоб я снова приехал сюда. Висок, куда пришелся удар, нещадно ныл, а сама голова просто гудела, как большой колокол. Все тело было сплошным синяком.
Домой я добирался на такси, ожидая самого худшего. Предчувствия меня не обманули. Квартира была разгромлена, кое-что пропало: золотые запонки, которые родители подарили мне на восемнадцатилетие, видеомагнитофон. И, о ужас, компьютер!
Черт, черт, черт! В нем же были материалы трех лет работы над диссертацией! Я бессильно рухнул на диван и тупо уставился на осиротевший стол. Так, соберись. Это еще не конец света. Где-то тут стояли коробки с бумагами. Господи, хоть бы там были распечатки черновиков!
Черт! Только несколько набросков и черновики первых трех глав. А остальное? Исчезло. Я уткнулся лбом в колени. Чтобы восстановить все, понадобятся месяцы, долгие месяцы.
Повсюду валялись книги, дверцы всех шкафов были распахнуты настежь. Кажется, я попал. Работы нет. Впереди месяцы унылого переписывания и восстановления всего, что пропало. И Изабель — либо уже мертва, либо томится в какой-то грязной яме в тысячах миль отсюда.
Стоявший на полу телефон зазвонил. Я прополз пару метров, отделявших меня от аппарата, и снял трубку.
— Алло.
— Ник?
Я похолодел. Этот голос трудно было не узнать.
— Да.
— Как поживаешь?
— Ты, черт бы тебя драл, прекрасно знаешь, как я поживаю. Ты же подстроил все: и то, что меня избили, и то, что квартиру разнесли в пух и прах!
— Тебя избили? О, Ник, мне очень жаль. — Эдуарду даже не пытался скрыть иронию. — Кстати, вчера в бразильской прессе была неприятная статья. Очень неприятная. Помнишь, я ведь сказал: я буду присматривать за тобой. И мне хотелось бы, чтобы ты сидел тихо. Ты меня понимаешь?
— Да пошел ты!.. — проорал я и выдернул шнур из розетки.
Чтобы навести порядок, понадобится куча времени. А у меня не было ни настроения, ни сил, так что двигался я еле-еле. Пришел полицейский, сделал опись пропавших вещей. Я рассказал о звонке. А почему бы и нет? Вряд ли им удастся найти какую-то зацепку, которая позволила бы связать Эдуарду с нападением, но хоть чуточку подпортить ему настроение, наверно, можно. Констебль явно решил, что я параноик, обиженный на увольнение, — что, по сути, было правдой, — но обещал во всем разобраться.
Я, наконец, разделался с уборкой и позвонил Расселу Черчу, шефу моей кафедры на факультете русистики.
— Ник, как ты? А я как раз собирался звонить тебе, чтобы сказать спасибо.
— Ты это серьезно? О чем ты вообще говоришь?
— О том, чтобы поблагодарить тебя за спонсорство.
У меня внутри все опустилось. Сволочи поганые.
— Какое спонсорство?
— Мне только что звонил некий господин по фамилии Росс. Dekker Ward хочет организовать программу финансовой поддержки факультета русистики. В течение года они опробуют эту программу, а дальше будет видно.
— И что же они хотят получить взамен?
— Доступ к некоторым нашим исследователям и к нашим контактам. По словам Росса, они собираются расширять свой бизнес в России. К тому же они будут платить — и по хорошим расценкам — за любую консультационную работу, которая им понадобится. Ну разве не чудо? Такое финансирование нам было позарез необходимо. Так что спасибо, старина.
— Честно говоря, я впервые обо всем этом слышу.
— Да? А я предположил, что это твоя инициатива. Ну, уж во всяком случае, ты наверняка произвел на них самое хорошее впечатление. Как там у тебя дела, как работа?
— Да никак. — Я старался, чтобы мой голос звучал не совсем уж похоронно. — Я уволился. Ты говорил, чтобы я позвонил тебе, если когда-нибудь решу, что Сити не для меня.
Рассел неожиданно страшно обрадовался.
— Ну, теперь-то мы для тебя наверняка что-нибудь подыщем. Мы еще не оговорили все детали проекта, но ты бы мог стать кем-то вроде посредника-координатора.
— Погоди, Рассел. Вряд ли из этого что-то получится. Мы с твоими благодетелями расстались не очень мирно.
— Вот как…
— Для меня было бы полезнее, если бы мы могли обсудить возможные вакансии в других университетах. И мне понадобятся твои рекомендации.
Сработало. Голос Рассела стал более осторожным.
— Ладно. Давай встретимся и потолкуем об этом.
— Как насчет завтра?
— Устраивает. В одиннадцать? Тогда до встречи.
Стуча в полуоткрытую дверь Рассела, я нервничал так же, как пять лет назад во время рабочего интервью.
