Сергей Шарапов - Сотвори свою смерть
«Хорош гусь… — вздохнул ученый. — Не успел из яйца вылупиться, как уже подножки подставляет».
И тут профессору почудилось, что Семенец угадал, о чем он думает. Майор что-то негромко сказал Кривоносову, и тот произнес:
— Все свободны!
Эти слова были сказаны таким тоном, что присутствующие сочли их за приказ и удалились, даже не поинтересовавшись, почему разговор остался незаконченным.
Никифоров выходил последним. У двери он замедлил шаг и обернулся на Семенца, который продолжал сидеть на прежнем месте. Их взгляды встретились, и профессор, не выдержав, первым опустил глаза…
Когда все вышли, генерал не без усилий повернулся к майору.
— Песенка Никифорова спета!
— Он ни в чем не виноват, — со странной улыбкой возразил тот. — Профессор с возрастом стал менее осторожен… Скорее всего всю кашу заварил Франк, а Никифоров лишь пошел у него на поводу.
— Ну попадись мне этот выскочка! — заорал Кривоносов и уже более спокойно добавил: — Вот выпустят его из тюрьмы…
Семенец неуловимо сморщился, словно откусил кислое яблоко, и вкрадчиво проговорил:
— Виктора Франка трогать не желательно… Он, несмотря на некоторые ошибки личного характера, все еще остается ведущим специалистом в своей области. Именно он способен не только наладить опыты по реанимации мертвых тканей, но и пойти гораздо дальше…
Кривоносов, который минуту назад рвал и метал, довольно мирно согласился с подчиненным:
— Да, вы правы… Но Никифорова я все-таки сниму. Пусть на даче розы сажает, — сказал генерал, рассмеявшись своей шутке.
— Франк не может жить без науки, — продолжил майор. — Когда дело закроют и ученого освободят, нам надо укрыть его от зорких глаз КГБ и предоставить все условия для работы.
— Вот и займитесь этим, — Кривоносов протянул Семенцу синюю папку и пояснил: — Здесь все о Франке. Идите и изучайте материал.
Майор поднялся, по-военному щелкнул каблуками и, взяв личное дело Виктора, направился к выходу.
Проходя по длинному коридору управления, Семенец ликовал. «Наконец я добился того, чего желал! Ко мне в сети плывет крупная рыба… Сегодня я убрал Никифорова, а завтра, может…» — майор, заставив себя не думать о служебных перспективах, толкнул дверь своего кабинета и зябко поежился.
Несмотря на то, что Семенец уже целый месяц занимал это кресло, комната так и не приобрела уютный вид, а скорее напоминала казарму.
«Ну и черт с ней!» — решил он и, присев на стул, открыл папку.
— «Франк Виктор Николаевич, родился в 1967 году, 11 февраля», — вслух прочитал он и улыбнулся.
«Значит, мы ровесники, но он — Водолей, а я Телец…» На несколько секунд Семенец закрыл глаза и погрузился в свои мысли.
— «…в семье военного врача и балерины, — продолжал читать майор. — Сестер и братьев не имел. В 1985 году окончил с золотой медалью среднюю школу и сразу же поступил в университет на биофизику, где считался одним из лучших студентов…»
За годы работы в военном ведомстве Семенцу не раз приходилось читать подобные биографии. Но сейчас за ровными строчками печатных букв явно скрывалось что-то важное, однако майор никак не мог ухватиться за него.
Дойдя до абзаца, где впервые было упомянуто имя Ольги Луганской, Семенец задумался.
«Интересно, любил ли ее Виктор? Или, как большинству мужчин, ему нужна была лишь постоянная подруга для постели?..»
Тут же, в папке, лежало досье и на Ольгу. Вглядевшись в фотографию девушки, майор присвистнул.
— Да ты красавица, — хмыкнул он и положил снимок Луганской рядом с фото ученого.
«Может, копнуть ее? — принялся рассуждать Семенец. — Ведь ее первый муж работал в КГБ…»
Майор нажал кнопку вызова.
— Лейтенант Пантелеев, зайдите ко мне.
Когда на пороге показался молодой военный и четко доложил о себе, хозяин кабинета ухмыльнулся.
— Немедленно позвоните в издательство по этому телефону, — Семенец протянул бумажку с номером, — и узнайте у главного редактора график работы переводчицы Ольги Луганской.
— Слушаюсь! — лейтенант мгновенно исчез за дверью. Не прошло и трех минут, как он вновь появился у Семенца и, нервно подергивая уголком рта, доложил:
— Ваше приказание выполнил. В издательство позвонил, но переводчица Луганская там больше не работает.
— Уволилась? — удивился майор.
— Никак нет, — замотал головой лейтенант. — Умерла.
— Что?! — Семенец почувствовал, что бледнеет. — Когда?
— Четыре дня назад…
— Сколько же лет этому чертову досье! — майор в сердцах швырнул синюю папку на стол, и листки веером рассыпались по полированной поверхности.
V
Савельев с жалостью оглядел Виктора Франка, сидевшего напротив. За несколько дней пребывания под стражей молодой ученый похудел и изменился до неузнаваемости. Казалось, ему не тридцать с хвостиком, а все сорок пять. Даже густые волосы Виктора поредели, и на висках пробилась едва уловимая седина.
— Как вы себя чувствуете? — пытаясь скрыть сочувствие, полюбопытствовал следователь. — Что-то вид у вас неважный.
Виктор слегка улыбнулся и, глядя куда-то в сторону, пояснил:
— Нервы пошаливают… Спать не могу, целыми ночами думаю…
— С сегодняшнего дня будете думать в другом месте. Например, дома…
Савельев внимательно посмотрел в лицо молодому человеку, ожидая увидеть на нем ликование.
Однако Виктор лишь вздрогнул и поднял на Игоря Леонидовича воспаленные глаза.
— Вы поймали его?
— Пока не знаю, — уклончиво ответил Савельев.
— Почему же тогда меня выпускают? — удивился Виктор.
— Мы взяли организатора убийств. Того, кто манипулировал монстром. Кажется, вы так его называете…
Игорь Леонидович поймал себя на том, что ему смертельно хочется поделиться мыслями с этим молодым ученым, которого едва не обвинили в страшном преступлении. Несмотря на хлипкий вид, за внешней оболочкой Виктора угадывалась непонятная сила, которую Савельев непроизвольно ощутил.
— Перед тем, как расстаться с вами, у меня возникло желание задать вам несколько вопросов… — следователь начал осторожно, боясь вспугнуть ученого. — Не для протокола, разумеется…
Виктор воспринял это равнодушно.
— Пожалуйста, — пожал он плечами.
— Почему монстр так неровно дышит к вам?.. — Игорь Леонидович, медленно подбирая слова, попытался поточнее сформулировать фразу: — Я имею в виду…
— Не продолжайте, я понял, — Виктор улыбнулся. — Я и сам частенько ломал голову над этим. Особенно в камере, где у меня было достаточно времени… Видимо, он интуитивно ощущает, что я — единственный человек, способный решить его проблемы. Мои опыты продвигались успешно, и, хотя они держались в секрете, урод как-то узнал об этом и решил подтолкнуть меня, подкинув рукопись…
Савельев поежился, словно от холода. Он был не совсем удовлетворен ответом и поэтому задал второй вопрос:
— Виктор, а как вы пришли к этой теме? Что толкнуло вас заниматься возвращением к жизни умерших?..
— Это долгая история и совершенно неинтересная. Сейчас я, анализируя прошлое, уверен, — вернись я вновь в то далекое время, ничего бы не изменилось. Я почти с пеленок бредил идеей создания чего-то своего. Человек мне казался венцом природы, и поэтому вначале я пытался собрать его из деталей пластикового конструктора, потом созданные мною «люди» заполучили механическую начинку, а еще позднее — электронную. Но все это было жалким лепетом в сравнении с моими отдаленными целями, и я обратился к изучению настоящего человека, то есть к анатомии, биологии, медицине и, естественно, к химии. Но вначале это оказалось непосильной задачей, и мне пришлось вернуться к более простым живым существам. При этом я рассуждал так: у нас есть редкие виды животных, занесенные в Красную книгу. Многих вообще уже не существует. А как бы пригодились мои знания в этой области! С помощью эликсира жизни, который я рассчитывал найти, можно было бы регулировать количество особей той или иной породы, вида и так далее. Понимаете, к чему я клоню?
— Конечно, — кивнул Игорь Леонидович и уточнил: — Значит, в первую очередь ваше открытие имеет в виду не людей?..
— В общем-то, да, — согласился Виктор. — Но и эта возможность не исключена, правда, в редких случаях.
Савельев хмыкнул, удивившись наивности молодого ученого.
— Скажите, неужели вы никогда не задумывались над тем, почему вас с такой научной темой взяли в лабораторию военного ведомства? Это во-первых, а во-вторых… Виктор, вы что, не видели, какая каша заварилась вокруг ваших удачных опытов? Или ваши мысли, вашу душу занимало само открытие, слава да и деньги?
После этих жестоких слов впервые за весь разговор в лице Франка что-то шевельнулось. Губы его скорбно задрожали, и он едва слышно проговорил:
