Сергей Устинов - Не верь, не бойся, не проси или «Машина смерти»
У Барина тоже оказались два короля, но с двумя десятками.
— Вы мне так совсем руки отобьете, — обиженно выкатив губу, прокомментировал это событие Стрихнин. Но в следующую секунду, расплачиваясь, разулыбался: — Первый ремиз — золото!
И игра пошла-поехала. Понять до конца, какую стратегию выбрал Стрихнин, я не мог. Похоже, главной его задачей было доказать противнику, что он — типичный фраер, баклан, фофан, короче, дурачок. Ему это, кажется, вполне удалось. Непонятным оставалось, как в глазах других понтировщиков подобное сочеталось с тем, что гора фишек перед ним непрерывно росла. Возможно, они списывали это на глупый фарт, фраерское счастье и ждали только, когда же это кончится. Во всяком случае на лице Барина было написано, что он-то точно ждет. На физиономии Стрихнина невозможно было прочесть ни черта, кроме жадного азарта, но я определенно знал, что ждет и он.
Несколько раз я по просьбе Стрихнина ходил в бар, приносил ему выпить и очередной раз убеждался, насколько в этом богоугодном заведении продумано все буквально до мелочей: хочешь воды или, к примеру, соку — плати четвертной, не меньше, зато крепкие напитки с легкой закуской — бесплатно. Стрихнин требовал себе исключительно виски с содовой или джин с сухим мартини. Я из понятных соображений (боялся, как бы он не переборщил, изображая фраера, и не надрался по-настоящему) уже во втором заходе попытался споловинить, но был с негодованием отправлен обратно. В один из таких походов мне помстилось, что я встретил знакомого: за дальним от центра столом резался в «блэк джек» человек, поразительно похожий на моего старого, я бы даже сказал, кровного друга кирпичномордого Катка. Впрочем, я тут же с легкостью подавил в себе желание подойти рассмотреть поближе. Во-первых, до сих пор ничего хорошего, кроме членовредительства, в результате наших встреч не рождалось, во-вторых, представлялось маловероятным, что человек из банды Рикошета заявится в казино, принадлежащее Барину, в-третьих, вряд ли в мои обязанности семафора и атасника входило сообщать своему боссу о таких мелочах. Поэтому, в-четвертых, я привел себя к логическому выводу, что все бандиты на одну рожу, и сосредоточился на приготовлении очередного коктейля для Стрихнина. А еще через минуту, вновь оказавшись у покерного стола, я и вовсе забыл о всяких глупостях. Судя по всему, те, кто чего-то ждал, дождались.
На кону возвышалась огромная гора фишек, что говорило о сильной карте у всех играющих. Я присел на свое место в тот момент, когда, выражаясь языком архаическим, в новой талии уже вовсю шла торговля между понтировщиками перед сменой карт. Базедочный господин, судорожно дергая кадыком, на моих глазах добавил пять миллионов, беломраморный Аполлон с отбитым носом побледнел, казалось, еще больше и уравнял. Барин с легчайшей улыбкой на тонких благородных губах поднял до десяти. Настала очередь Стрихнина. Медленно, смакуя, он раздвинул карты так, чтобы было видно мне.
Перед банкометом лежал открытый туз червей, а у Стрихнина на руках оказался червовый трельяж — король, дама, валет и какая-то ненужная посторонняя фоска вроде восьмерки пик или треф. Даже вместе с картой крупье это не составляло вообще никакой комбинации, зато таило в себе большие перспективы: после смены любая десятка образовывала в результате стрит, что уже само по себе очень неплохо, любая черва приносила колер, иначе масть, третье по старшинству сочетание, а десятка червей и вовсе создавала наисильнейшую из всех возможных комбинаций в игре без джокера — червовую флешь-рояль. Честно сказать, я бы все равно сильно задумался, но Стрихнин даже не помедлил, прежде чем уравнять десять миллионов.
Мне показалось, что у господина напротив произошло резкое обострение базедки — так он вылупил глаза. Но ему в конце концов удалось справиться с приступом и подвинуть к банку гору жетонов. У бледнолицего Аполлона проступили наконец на щеках два ярко-красных пятнышка, свидетельствующие о том, что и мраморные люди подвластны простым человеческим чувствам. В отличие от Стрихнина он с полминуты подумал — но тоже уравнял.
Начался обмен карт. Господин с базедкой объявил «серви» — остался со своими, что свидетельствовало о наличии у него готовой комбинации. Аполлон сменил одну, Барин — две. Стрихнин долго думал, хмурился, снова показывал карты мне, как будто у него был выбор, я с серьезным видом кивал, тыкал пальцем. В общем, оба выламывались как могли, но в конечном счете вроде бы пришли к единому мнению: попросили тоже одну. И начался второй круг.
Пучеглазый осторожно поставил два миллиона — явно с разведывательными целями. Ломоносый ответил тем же: то ли у него ни черта не было, то ли, наоборот, заманивал. Барин небрежно поднял прикуп, глянул на него вполглаза, собрал щепоткой фишек на пять миллионов, после чего так же небрежно кинул их в банк. Настал наш черед.
Купленная карта лежала на других рубашкой кверху, Стрихнин, взяв их все в левую ладонь, с почти отчетливым скрипом миллиметр за миллиметром принялся большим пальцем правой руки оттирать в сторону сначала короля... потом даму... валета... И наконец показался краешек того, что он искал.
Десятка.
Десятка червей.
Вместе с тузом банкомета — флешь-рояль.
У Стрихнина на лице появилось задумчиво-романтическое выражение.
— Я был рожден для жизни мирной, для деревенской тишины, — продекламировал он и сразу вслед за этим решительным жестом отправил в банк семь миллионов.
В какой-то момент мне показалось, что у господина визави глаза могут от перенапряжения лопнуть. Но он справился, удержал их в орбитах и даже уравнял нашу ставку. А.П.Бельведерский проявил стойкость и спасовал: понял, видно, что не туда попал, предпочел отделаться малой кровью. Барин скривил губы и кинул десять миллионов. Я поднял взгляд на Стрихнина и обалдел.
При виде повалившихся со всех сторон денег задумчивость и романтизм пропали, как сон. Как утренний туман. У него натурально тряслись губы. Горели глаза. Вообще все лицо ходило ходуном, демонстрируя полное отсутствие выдержки. Он судорожно добавил необходимые, чтобы уравнять Барина, три миллиона, потом вроде понес туда же еще два сверху, с полдороги вернул их назад, кинул дрожащей рукой один, потом все-таки добавил сразу три... Короче, демонстрировал кошмарную смесь жадности с неуверенностью.
Базедочный, показалось мне, сейчас зарыдает. Но он только зло швырнул карты и встал из-за стола. Мы с Барином остались один на один. Тот ухмыльнулся, выстроил из фишек аккуратную башенку еще на десять миллионов и коротенькими щелчками продвинул ее по сукну в банк.
Стрихнин утомленно прикрыл глаза. Тяжко вздохнул. Открыл глаза. В который раз раздвинул свои карты. Показал мне — я пожал плечами, мол, поступай как знаешь. Снова сдвинул их. Положил на стол. Вздохнул еще тяжелее. И тоже двинул десять миллионов — теперь уже Барину, чтобы подняться до нашего уровня, надо было поставить три.
Больше всего я опасался, что мы переиграем и противник нас разгадает. Но этого пока не случилось. Вместо того чтобы уравнять или двинуться дальше, Барин тоже отложил карты, потер задумчиво совершенно сухие руки и предложил:
— Может, поднимем потолочек?
Стрихнин выпучил глаза не хуже нашего недавнего визави и упер их в меня. Включившись в игру, я с категоричным видом отрицательно замотал башкой. Но он, будто махнув на меня рукой, больше даже, будто бы махнув рукой вообще на все, ответил, как в воду кинулся:
— Пошло!
— До пятидесяти? — уточнил Барин.
— Срослось! — кивнул Стрихнин.
Поскольку нужного количества жетонов не было под рукой даже у крупье, Барин нацарапал на листке из блокнота «50 млн.» и кинул его в банк. Словно потеряв совершенно голову, Стрихнин сделал то же. Высоко воздев брови, наш соперник повторил операцию. Стрихнин последовал его примеру. Уже раздраженно Барин швырнул новую бумажку. Стрихнин ответил.
Вскоре лично я потерял счет деньгам. Похоже, банк давно перевалил за полмиллиарда — больше ста тысяч долларов. Явно без былой уверенности Барин положил на кон очередную бумажку и, когда Стрихнин положил туда же свою, задумался. Результатов этих раздумий пришлось ждать недолго.
— Ну хватит, — произнес он с мягкой улыбкой. — Я все-таки здесь хозяин, невежливо обижать гостей. Уравниваю.
Одновременно его руки веером выкладывали на сукне карты: три туза. Вместе с тем, что у крупье, выходило четыре. Тузовое каре.
— Ну что вы, что вы! — еще любезней возразил Стрихнин, у которого как по мановению волшебной палочки вдруг перестали трястись щеки и гореть глаза. — Какие обиды, играть с вами — одно сплошное удовольствие!
С этими словами он аккуратненько, карточку к карточке, разложил на столе свою флешь-рояль.
В течение какого-то времени я боялся, что Барина хватит удар. Во всяком случае, в его лице разом проявились все лучшие черты наших ранее сошедших с дистанции соперников: он дико побледнел и страшно выкатил глаза. Ни от благородного барства, ни тем паче от интеллектуальности не осталось и следа: беднягу перекосило от злобы. Я уже прикидывал, каким путем лучше сделать отсюда ноги, когда услышал ангельский голос Стрихнина:
