Николь Жамэ - Тайна острова Химер
Два мертвеца сразу… Настоящий праздник!
Лукас открыл окно. Он уже с трудом выносил дым вонючих сигарет Ангуса, который упорно игнорировал таблички, запрещающие курение в определенных местах.
Стараясь придерживаться сослагательного наклонения, Ферсен все же не мог избавиться от категоричности, ясно свидетельствующей о его убежденности.
— Я считаю, что кости, найденные в колодце, принадлежат Франсуа Марешалю. Журналист, должно быть, погрузился в озеро, нашел сокровище, после чего его ограбили, убили и бросили в колодец. Несомненно, это работа одного или нескольких членов семьи Салливанов, которые, вероятнее всего, разодрались между собой именно из-за клада.
Ангус согласился — такая версия подтверждала обвинения Клер Варнье.
Мари перехватила взгляд, брошенный Лукасом в сторону камеры, где находился Эдвард.
— Я убежден, что мы задержали преступника. Не верится, что убийцами могли быть старая слепая Луиза или девчонка Жилль.
— А я не представляю себе Эдварда убийцей собственных детей, — умерила его пыл Мари.
Лукас доставил себе удовольствие напомнить ей, что Алиса публично — да и в своем завещании! — обвиняла отца в равнодушии и холодности по отношению к ней. Что же касается Фрэнка, то никто не слышал более трех фраз, которыми он обменялся с отцом.
К большому облегчению Ангуса, боявшегося повторения словесной баталии, появился Броди с новой информацией. Установлена подлинность надгробного камня колодца. Как и тот, что обнаружен под террасой, он относился к эпохе королевы Даны.
Молодой инспектор предоставил фотографии едва различимых надписей на гэльском языке. Переводчику удалось с трудом расшифровать их и перевести. Надгробная надпись и огам «F» указывали, что в данном случае речь шла о надгробии принца Фергаля.
Мари положила рядом фотографии плиты Фергаля и принца Жауана, то же самое сделала с переводами надписей и повернулась к Лукасу.
— Помнишь, что я нашла в Интернете? Могилы королевских наследников с самого начала находились на кладбище королевского аббатства, то есть современного монастыря. Так что начинать надо оттуда. Надо проверить, осталось ли там что-нибудь от могилы Золейга.
Лукас задумался. Мари настаивала:
— Напомню, кстати, что именно монахиня похитила труп близнеца! Одной причиной больше, чтобы обыскать монастырь.
— Бретонка и ирландка, — засмеялся Лукас. — Ладно, сдаюсь, упрямая ты башка!
Одним словом, он согласился нанести визит монахиням, но не смог удержаться, чтобы не добавить, что, по его мнению, лучше было бы нажать на Эдварда и найти против него улики.
Когда раздосадованная Мари покинула ни с чем монастырские постройки, Лукас тихо торжествовал.
— По крайней мере с этой стороны мы можем быть спокойны. В обители не укрывают надгробий ни принцев, ни близнеца!
Вместе с бригадой жандармов, на которых неодобрительно косились сестра-привратница и мать Клеманс, они до этого обыскали все строения.
Безмятежное лицо настоятельницы таким и оставалось. Когда они вошли в крипт, она продолжала тихо читать молитвы, пока жандармы трудились до седьмого пота, поднимая одну за другой все плиты древних гробниц.
В лучшем случае они находили там пыльные саваны, под которыми угадывались скелеты. Когда они добрались до захоронения с надгробным памятником с розеткой и сдвинули плиту, которая отошла со зловещим скрежетом, глазам их открылись лишь древние останки Эрвана Благочестивого.
Мать Клеманс могла спокойно молиться под своей вуалью: труп близнеца испарился.
Они уже собирались уходить, когда появился Ангус с альбомом в руках.
— Взгляните, это интересно…
Он перелистал альбом — в нем хранились фотографии, рассказывающие об истории монастыря.
Жандарм показал одну из них.
— Это мать Клеманс, когда она была послушницей и только что приняла монашеский постриг.
Из подписи видно было, что она навсегда расставалась с именем Терезы Рейно, чтобы стать сестрой Клеманс.
— Удивительно, нет? — сказал Ангус.
Мари сразу все поняла, но промолчала.
— Не вижу ничего удивительного, — вмешался Лукас, — у всех монахинь до пострижения были имя и фамилия.
Мари недоуменно взглянула на него.
— Что еще? — раздраженно бросил Лукас.
— А ты не припоминаешь список женщин и детей, пропавших до 1968 года? В нем значился некий Жак Рейно с супругой Франсуазой и их сыном Квентином в возрасте шести лет… Вся семья погибла в авиакатастрофе в Ирландии в конце 1967 года… в рождественскую ночь…
— Вполне возможно, что мать Клеманс, настоятельница монастыря, является родственницей Жака Рейно, — докончил за нее Ангус. — Вот что любопытно…
— А если Элен и жена Жака Рейно — одно и то же лицо? Это объяснило бы факт пребывания твоей матери на острове…
Мари умолкла. Увидев исказившееся лицо Лукаса, она упрекнула себя за то, что увлеклась, позабыв о его крайней чувствительности к этой теме. Да и забывчивость Лукаса служила тому доказательством — его очень угнетало открытие истинного лица матери.
Жандарм был менее щепетилен в своих рассуждениях:
— Ваша матушка, к несчастью, не может нас просветить, но у матери Клеманс наверняка есть что нам сказать.
Лукас хранил молчание, видно было, что эта тема ему неприятна. Мари взяла его руку и мягко произнесла:
— Лучше уж все сразу узнать. Поверь, нет ничего ужаснее, чем терзаться сомнениями, которые иногда хуже реальности.
Легкая улыбка признательности тронула губы Лукаса. Мари почувствовала твердое пожатие его руки, и он сам повел ее вслед за Ангусом к бюро настоятельницы.
Не изменившись в лице, мать Клеманс призналась, что она действительно была сестрой Жака Рейно.
Мари молча протянула ей фото Элен. Заметная тень набежала на степенное лицо монахини: хотя и прошло уже сорок лет, она сразу узнала Франсуазу Рейно.
Весь ее вид выражал недоумение, растерянность.
— Я не понимаю… Я была уверена, что Франсуаза погибла вместе с моим братом Жаком и их сыном, маленьким Квентином!
Тут Клеманс повернулась к Лукасу, долго и испытующе смотрела на него.
— Квентин… — взволнованно пробормотала она. — Вы Квентин?
Побледневший Лукас не мог выговорить ни слова. Мари пришла ему на помощь, попросив настоятельницу изложить им все, что та знала.
Мать Клеманс, казалось, внутренне собралась, взгляд ее стал отсутствующим, словно обращенным в прошлое, о котором она и поведала с волнением.
Франсуаза, бывшая на последнем месяце беременности, находилась в ту пору в Киллморе вместе с Жаком. Роды начались неожиданно. Везти роженицу в больницу было уже поздно, и Жак, сам врач, взял на себя роль акушера.
— Роды были трудными, — вспомнила Клеманс, — ведь у Франсуазы оказалась двойня…
Она уточнила, что малыш Квентин вышел первым — чудный младенец, здоровенький, — потом появился Пьер — копия Квентина, — вот только он не дышал…
— Мой брат не мог допустить гибели ребенка, он ожесточенно боролся за жизнь второго младенца. Когда же дыхание мало-помалу восстановилось, в мозгу его брата уже произошли необратимые изменения. Бедненький малыш Пьер…
Клеманс не скрывала своего волнения. Она слегка поколебалась, преодолевая себя. Видно было, что продолжение давалось ей с трудом.
— За год до этого Франсуаза и Жак потеряли дочь, — все же продолжила она, осеняя себя крестом. — Они очень тяжело пережили это испытание, наихудшее из всех… Нервы моей свояченицы не выдержали, и она впала в депрессию… Когда Жак вложил ей в руки безвольное тельце Пьера, у нее возникло такое отвращение, что… что она попыталась убить младенца… — Клеманс, похоже, отрешилась, углубившись в молитву. Она склонила голову, видна была только ее белая вуаль. Тогда Лукас, сдерживая дыхание, тусклым голосом обратился к монахине:
— Продолжайте, прошу вас.
Она коротко кивнула и вновь ушла в воспоминания.
Ее брат Жак решил доверить ей ребенка, чтобы она заботилась о нем и берегла. Но когда семья Рейно погибла в авиакатастрофе в рождественскую ночь 1967 года, мать Клеманс с изумлением узнала, что погибшим посчитали Пьера.
— Я боялась, как бы у меня не отняли малыша… ведь это все, что осталось от брата, а я так привязалась к ребенку…
Она в отчаянии взглянула на Ангуса.
— Знаю, что это противозаконно, но он был сиротой, и я не хотела, чтобы его поместили в учреждение для умственно отсталых… И я ничего не сказала. Я вырастила его здесь, он рос в любви, я опекала его вплоть до дня, когда он сбежал… десять дней назад.
— Но почему вы ничем не выдали себя, увидев Лукаса, который похож на него как две капли воды? — удивилась Мари.
Настоятельница, очевидно, была в шоке от их совершенной похожести. Она призналась, что поначалу ее охватила паника, но, поразмыслив, она осознала, что Лукасу, судя по всему, ничего не было известно о существовании близнеца, и тогда она приняла решение никого не посвящать в свою тайну.
