Джонатан Келлерман - Патология
Он хлопнул в ладоши. От громкого, словно выстрел, звука Петра едва не подскочила.
— Видите, что происходит, Петра? Мы выдаем им главного подозреваемого на блюдечке с голубой каемочкой, а они даже задницы не поднимут, чтобы найти его и арестовать. — Мак оглянулся, словно отыскивая место, куда сплюнуть. — Специализированное полицейское отделение. Все, чем они занимаются, это проведение собраний, с планшетами и диаграммами. Словно это футбол. Возможно, придумали себе какое-нибудь красивое название. «Боевой аллигатор» или что-нибудь еще в этом роде.
Он покачал головой. Напомаженные волосы не шевельнулись, но веки нервно подергивались.
— Прохлаждаются, — продолжил он, — пока Селден не узнает, что они пустились на его поиски, и не сбежит. Может, он уже сбежал.
Мак казался старым, усталым, жалким. Петра его не утешала. Такой человек, как Мак, плохо воспримет утешения.
— Тягомотина, — сказала она.
— Супертягомотина. Шоу «Клетка глупостей», — он нервно улыбнулся, на шее вздулись вены, заходили желваки. — Кстати, я пошутил.
Петра улыбнулась.
— Когда дома я высказываюсь подобным образом, все говорят, что шутка не получилась. Хотите верьте, хотите нет, но раньше я был весельчаком. Когда служил в армии на Гуаме, участвовал в театральных представлениях, и знаете — публика смеялась.
— Музыкальное представление? — спросила Петра.
— У нас были гавайские гитары. Он вдруг покраснел.
— В женщин мы не переодевались, этого не было. Я тогда умел пошутить. А сейчас? Юмор испарился. Неуместен.
Его смущение передалось и Петре. Она рассмеялась больше для себя, чем для него.
— Приходите ко мне почаще, Мак, и шутите вволю.
— Обязательно, -' сказал он и пошел прочь. — Именно это мы и называем полицейской работой, верно?
Петра смотрела ему вслед, пока он не исчез за углом. Люди всегда ее удивляли.
Вернулась к столу и увидела Айзека, сгорбившегося над ноутбуком.
Петра снова взяла дело Добблер и стала вчитываться в него, словно в Библию.
К половине шестого в пятницу ни доктор Сара Касагранде, ни Эмили Пастерн ей не позвонили. Петра сделала еще одну неудачную попытку. Все отправились на уик-энд.
Энергия, накопленная в результате мозгового штурма с Айзеком, неожиданно испарилась. Петра подошла к его столу. Он перестал печатать, закрыл файл. Выскочила заставка с Альбертом Эйнштейном. Гений в смешном галстуке-бабочке. Дико взлохмаченные волосы. Но глаза Альберта…
Айзек закрыл крышку ноутбука. Может, он не хотел, чтобы она что-то увидела?
— Не хотите пойти пообедать? — спросила Петра.
— Спасибо, но я не могу.
Он опустил взгляд и принялся разглядывать линолеум пола, и Петра приготовилась выслушать ложь.
— Я обещал матери, что буду больше времени проводить дома.
— Это похвально.
— Она всегда очень много готовит и страшно обижается, если ее стряпню некому есть. Отец, конечно, принимает участие, но этого ей недостаточно: она хочет, чтобы за столом собирались все. Младший брат обычно приходит поздно, а старший ест иногда на работе, а потому приходит домой и сразу отправляется спать.
— Остаетесь вы, — сказала Петра. Он пожал плечами.
— Сейчас уик-энд.
— Я действительно думаю, что все это очень хорошо, Айзек. К матери надо относиться бережно.
«Ну, только тебе об этом и говорить». Он нахмурился. «Клара, ее дети…»
— Вы нормально себя чувствуете? — спросила Петра.
— Устал.
— Для этого вы еще слишком молоды.
— Иногда, — сказал он, — я не чувствую себя молодым.
Петра смотрела, как он уходит со своим тяжелым кейсом. Что-то явно на него давит. Может, наркоман Джарамилло? Может, следует ослушаться детективов из Даунтауна и поговорить с мальчиком?
Нет, это уж точно плохая идея.
И все же они поставили ее в неудобное положение. Втянули в неоплаченную работу — присматривать за юношей — и лишили права что-нибудь предпринимать.
Быть нянькой, как и прежде.
Может ли быть, чтобы Айзек сделал что-то предосудительное и не предупредил ее об этом?
Ведь они вместе работают над делом 28 июня.
У Петры разболелась голова. Пора обедать. Еще одна одинокая ночь. Может, в выходные позвонит Эрик.
И он тут же позвонил, словно она наколдовала.
— Свободна?
— Только что освободилась. Что случилось?
— Я тут кое-чем занимаюсь, и хотел бы тебе об этом рассказать.
— С удовольствием послушаю.
Они встретились сразу после шести в тайском кафе на Мелроз, возле Гарднер, в излюбленном месте хиппарей и прочих странных людей. Однако готовили в кафе так хорошо, что о царившей здесь атмосфере тут же забывалось.
Петра подумала, что внешне она и Эрик не выбивались из окружения. На нем была белая полурасстегнутая рубашка, черные свободные штаны, черные же полуботинки на каучуковой подошве, на руке большие военные часы.
Убеждения Эрика не имели ничего общего с движением хиппи. Но если взглянуть на коротко стриженные волосы, бледную кожу, глубоко посаженные глаза и бесстрастное лицо, то он был… точь-в-точь непонятый художник.
Да и ее, одетую в брючный костюм от Донны Каран и соответствующие туфли, можно было принять за стильную деловую женщину, возможно даже работающую в области развлечений.
Ха!
Помещение уже стало заполняться, но им удалось быстро занять столик. Официанты так же быстро их обслужили. Петра и Эрик, не тратя слов, тут же расправились с салатами из папайи.
— Ну, — спросила Петра. — Чем занимаешься? Эрик отложил вилку.
— Серьезно подумываю о частной работе. Лицензионные требования не кажутся слишком жесткими.
— Они и не будут такими.
Он служил в отрядах специального назначения, поработал детективом в лондонской полиции, прежде чем заключить контракт с полицией Лос-Анджелеса. Все это научило его бесконечному терпению. Прекрасное качество для частной работы.
— Вопрос в том, — сказал он, — буду ли я полностью независим или стану работать по сложившимся правилам.
— Что бы ты ни решил, — сказала она, — все будет правильно.
Он покрутил черенком вилки.
Интуиция Петры, придавленная усталостью, теперь включилась на полную мощность.
— Тебя что-то беспокоит?
Холодок в ее голосе заставил Эрика поднять на нее глаза.
— Да нет.
— В самом деле?
— А ты что, расстроена? — спросил он.
— Зачем бы мне расстраиваться?
— Из-за меня. Из-за того, что я ушел.
Петра рассмеялась.
— Ну конечно нет. Возможно, я последую твоему примеру.
— Сегодня был плохой день?
У нее защипало в глазу, и она его потерла.
— «Парадизо»? — спросил Эрик.
— Нет, другие неприятности. Он ждал.
К разговору Петра была не расположена. И все-таки выложила все, что наболело: отстранение участка от «Парадизо», выволочка, устроенная ей Шулкопфом на глазах у других сотрудников. Нулевой результат в расследовании убийств 28 июня. До злосчастной даты осталась неделя.
— Кто-то умрет, Эрик, а я ничего не могу сделать. Он кивнул.
— Может, у тебя есть идеи? — спросила она.
— В этом отношении — никаких. Что до Селдена, то ты права в том, что продемонстрировала фотографии.
— Ты в самом деле так считаешь? — Да.
— Ты стал бы этим заниматься?
— Да, если бы это было мое дело.
Он сощурился и подцепил на вилку салат. «Интересно, — подумала Петра, — сейчас он думает о Саудовской Аравии или о придорожном кафе в Тель-Авиве?»
По его лицу пробежала тень.
— Что случилось? — спросила она. Он молча на нее посмотрел.
— Ты что-то от меня скрываешь, Эрик.
Он снова покрутил вилку, а она вытерпела еще одну его увертку.
— Если стану работать самостоятельно, буду получать меньше денег. Пока не приобрету клиентуру. В лос-анджелесской полиции я работал не так долго и не могу получать городскую пенсию. Все, что у меня есть, — это военная пенсия.
— Это приличные деньги.
— Их хватит, чтоб заплатить по счетам, а дом на них купить нельзя.
Он вернулся к еде. Жевал медленно, невыносимо медленно. Такая у него была привычка. Петра была быстрым едоком. Ее манеры сложились в детстве: она сидела за столом с пятью прожорливыми братьями. Сейчас она просто ждала, когда он закончит. Обычно такое положение вещей ее забавляло. Сейчас ей хотелось включить его рубильник на полную мощность, выжать из него эмоции.
— Дом, конечно, дело неплохое, однако и особой необходимости в нем нет.
Он положил вилку на стол. Отодвинул тарелку. Утер рот.
— Твоя квартира маленькая, моя — тоже. Я подумал, что если мы…
В груди у Петры стало горячо. Она тронула его за запястье.
— Ты хочешь, чтобы мы съехались?
— Нет, — сказал он. — Сейчас не время.
— Почему нет? — спросила она.
— Не знаю, — сказал он и стал похож на двенадцатилетнего мальчика.
Она подумала о его тяжкой потере. Ему трудно было выразить себя эмоционально даже на этом уровне. Петра услышала собственный голос.
