Харлан Кобен - Ловушка
— Из видео с той девушкой, проституткой, которая говорила, что ее совратил Фарли Паркс. Оуэн смог сделать стоп-кадр и вытащил изображение из тени. Повозился, конечно, зато вышло довольно четко. Хотите посмотреть?
Фотография восемь на десять дюймов перешла из рук Оуэна Норму, от него — Уэнди.
— Такая молодая, — заметил Норм.
И без того шаткий мир Уэнди покачнулся еще сильнее.
Действительно молодая. Даже очень.
А еще точь-в-точь Кинна с наброска полицейского художника — та девушка, к которой Дэн, по его словам, шел на встречу в подставной дом.
Вот все и прояснилось. Снимок дал ответ: их действительно подставили.
Но кто и зачем?
Возле своего дома Уэнди застала последний телевизионный фургон и глазам не поверила. Хватает же наглости — родной канал, «Эн-ти-си»! Снаружи стоял ее оператор, Сэм, а рядом — шароголовая Мишель Файслер.
Журналистка поправляла прическу, зажав микрофон локтем. Уэнди захотела крутануть руль вправо, сбить ее и посмотреть, как эта тыква треснет от удара о бордюр. Однако лишь дистанционно открыла гаражную дверь, въехала внутрь и вышла из машины.
— Уэнди! — снаружи стучала Мишель.
— Убирайтесь. Тут частная собственность.
— Я одна. У меня ни камеры, ни микрофона.
— А у моего друга в соседней комнате пистолет и большое желание пострелять.
— Всего секунду, хорошо?
— Не хорошо.
— Вам стоит знать — это о Вике.
Уэнди помешкала.
— Слушаю.
— Откройте дверь.
— Рассказывайте о Вике.
— Он вас предал.
Сердце ушло в пятки.
— В каком смысле?
— Откройте дверь. Ни камер, ни микрофонов — только между нами, обещаю.
Услышать новости о Вике хотелось; если ради них надо вытерпеть визит дурочки-журналистки — ну и ладно. Уэнди перешагнула через велосипед сына, брошенный, как водится, в самом неудобном месте, и повернула ручку замка. Открыто. Чарли вечно забывал запереть.
— Шагайте к черному ходу.
Уэнди вошла в кухню. Попс уже уехал, оставив записку. Чарли был с ним. Хорошо. Открыла заднюю дверь.
— Спасибо, что впустили, — поблагодарила Мишель.
— Рассказывайте о Вике.
— Боссы жаждут крови, и на него крепко насели.
— И?..
— Надавили как следует, вынудили сказать, мол, вы за ним приударяли. С намеком на то, что помешались на своем начальнике.
Уэнди замерла.
— Распространили вот такое заявление. — Мишель протянула листок.
«Ситуацию с Уэнди Тайнс „Эн-ти-си“ не комментирует. Однако хотели бы окончательно прояснить: редактор Виктор Гаррет не предпринимал никаких незаконных или аморальных действий и пресекал любые поползновения в свой адрес со стороны подчиненных. В наши дни сексуальное преследование стало серьезной проблемой, от которой страдают многие невинные люди».
— Преследование? — Уэнди подняла глаза от бумаги. — Они это серьезно?
— Ловко завернули, правда? Сформулировали — ни один юрист не придерется.
— Тогда чего вы хотите? Не думаете же, что я стану говорить на камеру?
— Нет, такой глупости я не жду.
— Так зачем приехали?
Мишель помахала бумагой.
— Вот это неправильно. Мы с вами не подруги, я знаю, как вы ко мне относитесь… — Она поджала густо напомаженные блеском губы и прикрыла глаза, словно обдумывая следующие слова.
— Верите заявлению?
Глаза широко распахнулись.
— Нет! Бросьте, честное слово. Вы? Преследовали Вика? Не смешите мои каблуки.
Если бы Уэнди не была так ошеломлена и обезоружена, бросилась бы ей на шею.
— Как ни банально, я стала журналисткой, потому что хотела говорить правду. А вот эта бумажка — брехня. Вас подставили. А я решила объяснить вам, в чем тут суть.
— Ух ты.
— Что?
— Нет, ничего. Просто удивлена.
— Я всегда вами восхищалась: тем, как вы себя подаете, как делаете репортажи. Искренне говорю.
Уэнди остолбенела.
— Нет слов.
— И не надо. Потребуется помощь — дайте знать. Ладно, мне пора — делаем сюжет про… помните, я рассказывала? Про того извращенца Артура Лемэйна, которому прострелили колени.
— Есть что-то новое?
— В общем, нет. Получил по заслугам. Но все равно удивительное дело — осужденный за детскую порнографию тренирует детскую хоккейную команду.
У Уэнди по спине пробежали мурашки.
«Хоккейную?»
Вспомнился репортаж, который она видела вместе с друзьями Чарли.
— Это не его ранили перед стадионом «Саут-Маунтин»?
— Его.
— Ничего не понимаю. Я же где-то читала: там проверяют биографии тренеров.
— Проверяют, — кивнула Мишель. — Но в случае с Лемэйном информация о судимости не всплыла.
— Почему?
— Потому что запрашивают данные о преступлениях, совершенных в США. А он канадец. По-моему, из Квебека.
ГЛАВА 34
Остальное сложилось быстро.
Помогла Мишель Файслер, которая — вот так сюрприз — уже знала массу всего о секс-преступнике Артуре Лемэйне, даже родословную. Проделанная ею работа впечатлила Уэнди. Да, возможно, голова Мишель и выглядела великоватой, но скорее из-за контраста с очень узкими плечами.
— Что дальше? — спросила молодая журналистка.
— Думаю, надо связаться с шерифом Уокером. Он ведет дело Дэна Мерсера.
— Хорошо. Лучше звоните вы, раз уж лично с ним знакомы.
Уэнди отыскала в телефоне нужный номер, нажала кнопку «вызов». Мишель уселась рядом и взяла на изготовку блокнотик с карандашом.
Шериф поднял трубку после четвертого гудка, откашлялся.
— Шериф Микки Уокер.
— Это Уэнди.
— А! Хм. Привет. Как дела?
«„А! Хм. Привет“? Не очень радушно».
— Похоже, новости обо мне уже дошли.
— Ага.
— Прекрасно. — Она решила не вдаваться в подробности. Да и какая разница? Ну их всех к черту. Хотя заноза в душе засела… — Вы в курсе дела Артура Лемэйна? Того, которому прострелили колени?
— Да. Только оно не в моей юрисдикции.
— А что его судили за детскую порнографию — знаете?
— Кажется, слышал.
— А слышали, что он — шурин Эда Грейсона?
Уокер замолчал ненадолго, потом произнес:
— Ого.
— Действительно «ого». Еще «ого» хотите? Лемэйн тренировал хоккейную команду своего племянника. Для тех, кто путается в родственных связях: речь об Э-Джее, сыне Эда Грейсона, жертве детской порнографии.
— В самом деле снова «ого», — согласился Уокер.
— И еще удивлю: колени Лемэйну прострелили с большого расстояния.
— Работал снайпер.
— А как хозяин «Больших стволов» называл Грейсона?..
— Точно!.. Все равно не понимаю. Вы же сами видели, как Грейсон убил Дэна Мерсера за то, что тот фотографировал его сына?
— Видела.
— Выходит, он подстрелил и того и другого?
— По-моему, да. Помните, как Грейсон приехал в парк «Рингвуд-стейт» помогать в поисках тела Хейли Макуэйд?
— Помню.
— Он тогда сказал мне: вы ничего не понимаете. Зато теперь я сообразила: его мучает совесть за убийство невинного человека.
Мишель беспрестанно строчила в блокноте. Что — Уэнди даже не могла представить.
— Думаю, было так, — продолжила она. — Дэна Мерсера освобождают, Эд Грейсон слетает с катушек, убивает его и прячет улики. Мэгги, жена, понимает, в чем дело. Как там дальше — не знаю. Возможно, Мэгги устраивает истерику. Возможно, говорит: «Ты что наделал? Это не Дэн, это все мой брат». Или Э-Джей наконец выкладывает правду о своем дяде… Понятия не имею. Но представьте, какой взрыв случился в голове у Грейсона — месяцами ходит на каждое слушание, дает интервью, говорит от имени жертв, требует наказать Мерсера…
— …и тут соображает, что убил не того.
— Именно. Причем Артура Лемэйна, его шурина, никогда не привлекут. А если вдруг и станут судить — конец его, Грейсона, семье.
— Заставить родных снова пройти через все это, открыто признать, что ошибался, — настоящий позор. Выходит, он решил только покалечить Лемэйна?
— Вряд ли ему хватило духа на второе убийство. После первого — сомневаюсь.
— К тому же как-никак брат жены.
— Верно.
Уэнди бросила взгляд на Мишель — та негромко говорила по телефону.
— Слышал, от Грейсона ушла жена. И детей забрала.
— Видимо, это ему за Дэна.
— Или за стрельбу в брата.
— Да.
Уокер вздохнул.
— И как станем доказывать?
— Понятия не имею. Лемэйн вряд ли заговорит. Разве только вы на него надавите.
— А толку? Стреляли в темноте, свидетелей нет. К тому же мы знаем, как ловко Грейсон умеет избавляться от улик.
Замолчали. Мишель отложила телефон, сделала еще несколько пометок, провела несколько длинных стрелок и нахмурилась, разглядывая блокнот.
— В чем дело? — спросила Уэнди.
