Майкл Коннелли - Тьма чернее ночи

– Тебе не следовало бы быть здесь, Гарри. Тебе не следовало бы говорить со мной.

– Знаю: все, что я скажу, может и будет использовано против меня в суде. Но с кем мне еще говорить? Ты взял меня на мушку. Я хочу слезть с мишени.

– Что ж, ты опоздал. Меня вывели из дела. И тебе лучше не знать, кто им занимается.

Босх просто смотрел на него и ждал.

– Отдел Бюро по нарушению гражданских прав. Тебе не давал житья отдел служебных расследований? То были цветочки. Эти люди живут и дышат ради одного – снятия скальпов. А скальп полиции Лос-Анджелеса стоит больше, чем Променад и Парк-Плейс, вместе взятые.

– Как это случилось? Репортер?

Маккалеб кивнул.

– Видимо, это означает, что с тобой он тоже говорил.

Босх тоже кивнул:

– Пытался. Вчера.

Босх оглядел себя, заметил сигарету в руке и поднес ее к губам:

– Не возражаешь, если я закурю?

– Ты уже курил.

Босх вытащил из кармана куртки зажигалку и зажег сигарету. Вытащил урну из-под стола и подтянул поближе к себе, чтобы использовать вместо пепельницы.

– Никак не могу бросить.

– Быстрое привыкание. Хорошее и плохое свойство в детективе.

– Да, и то, и другое. – Он затянулся сигаретой. – Сколько мы знакомы, лет двадцать?

– Около того.

– Мы работали вместе, а когда работаешь вместе с человеком, то всегда узнаешь его, вроде как раскусываешь. Понимаешь, о чем я?

Маккалеб не ответил. Босх стряхнул сигарету о край урны.

– И знаешь, что меня беспокоит – даже больше самого обвинения? То, что оно исходит от тебя. То, как и почему ты смог подумать такое.

Маккалеб чуть развел руками, словно говоря, что ответ очевиден.

– Люди меняются. Если я и узнал что-то о людях из своей работы, так это то, что любой из нас способен на все при правильных обстоятельствах, правильных воздействиях, правильных мотивах, правильного момента.

– Все это психофигня. Это не…

Босх умолк, не закончив предложение. Снова посмотрел на ноутбук и раскиданные по столу бумаги. Ткнул сигаретой в экран компьютера.

– Ты говоришь о тьме… тьме чернее ночи.

– А что?

– Когда я был во Вьетнаме… – он глубоко затянулся сигаретой и выдохнул, откинув голову назад и пуская дым к потолку, – меня ставили в туннели, и, хочу тебе сказать… тебе нужна тьма? Вот это была тьма. Там, внизу. Иногда, блин, руки было не разглядеть в трех дюймах от лица. Было так темно, что глаза болели от напряжения увидеть хоть что-то. Что угодно.

Он снова затянулся сигаретой. Маккалеб изучал Босха. Его взгляд был погружен в воспоминания. Потом внезапно детектив очнулся. Опустил руку и, погасив недокуренную сигарету о край урны, бросил ее.

– Это мой способ бросать. Курю эти дерьмовенькие ментоловые штучки и всегда не больше половины за раз. Дошел примерно до пачки в неделю.

– Не сработает.

– Знаю.

Босх посмотрел на Маккалеба и криво улыбнулся, вроде как извиняясь. Внезапно его взгляд изменился – он вернулся к рассказу.

– А иногда там, внизу, было не так темно. В туннелях. Откуда-то появлялось достаточно света, чтобы разглядеть, куда идешь. А дело в том, что я так и не узнал, откуда он идет. Казалось, свет заключен там внизу вместе с нами. Мы с ребятами называли это потерявшимся светом. Он потерялся, а мы его нашли.

Маккалеб ждал, но Босх, очевидно, закончил.

– Что ты хочешь сказать, Гарри?

– Что ты что-то упустил. Не знаю что, но что-то ты упустил.

Темные глаза уставились на Маккалеба. Босх потянулся к столу и взял стопку материалов Джей Уинстон. Швырнул их на колени Маккалебу. Маккалеб даже не попытался поднять их, и бумаги в беспорядке рассыпались по полу.

– Посмотри еще раз. Ты что-то упустил, а то, что ты увидел, привело ко мне. Вернись назад и найди упущенное. Это изменит вывод.

– Я говорил тебе, приятель, меня вышвырнули.

– А я тебя возвращаю.

Это было сказано таким тоном, словно у Маккалеба не было выбора.

– У тебя время до среды. Предельный срок того репортера. Надо остановить его статью правдой. Не успеешь – ты знаешь, что сделает Джон Ризн Фауккс.

Они долго сидели в молчании, глядя друг на друга. В бытность профилером Маккалеб встречался и говорил с десятками убийц. Немногие из них с готовностью признавались в преступлениях. Так что в этом Босх не был исключением. Но никогда прежде Маккалеб не встречал такого напряженного взгляда – ни у убийцы, ни у невиновного.

– Стори убил двух женщин, и это только те, о ком мы знаем. Он чудовище, на каких ты всю жизнь охотился, Маккалеб. А теперь… а теперь ты даешь ему ключ, который отпирает клетку. Он выйдет и сделает это снова. Ты знаешь таких. Ты знаешь, что он будет убивать.

Маккалеб не мог выдержать взгляда Босха. Он опустил глаза на револьвер в руке.

– Почему ты считаешь, что я послушаю и сделаю это? – спросил он.

– Как я говорил, когда работаешь с человеком, узнаешь его. Я раскусил тебя, Маккалеб. Ты сделаешь это. Иначе чудовище, которое ты освободишь, будет преследовать тебя до конца дней. Если в глазах твоей дочери действительно есть Бог, как ты сможешь снова заглянуть в них?

Маккалеб бессознательно кивнул и сразу спросил себя, что же он делает.

– Я помню, что ты однажды сказал, – медленно произнес Босх. – Ты сказал, что если Бог в деталях, то и дьявол тоже. В смысле человек, которого ты ищешь, обычно находится прямо перед нами, все это время прячась в деталях. Я всегда помню твои слова. И они по-прежнему помогают мне.

Маккалеб снова кивнул. Он посмотрел на рассыпавшиеся по полу документы.

– Послушай, Гарри, ты должен знать. Я был убежден в этом, когда рассказывал Джей. Не уверен, что смогу повернуться в другую сторону. Если тебе нужна помощь, возможно, обращаться тебе надо не ко мне.

Босх покачал головой и улыбнулся:

– Нет, обращаться надо именно к тебе. Если можно убедить тебя, можно убедить весь мир.

– М-да, а где ты был на Новый год? Почему бы нам не начать с этого.

Босх пожал плечами:

– Дома.

– Один?

Босх снова пожал плечами и не ответил. Встал, чтобы уйти. Сунул руки в карманы куртки. Первым прошел в узкую дверь и поднялся в салон. Маккалеб двинулся следом, теперь держа револьвер опущенным.

Босх плечом открыл раздвижную дверь. Выходя на кокпит, он поднял глаза на собор на склоне холма, потом посмотрел на Маккалеба:

– Так весь этот разговор у меня дома насчет руки Божьей был чепухой? Просто техника собеседования? Высказывание, предназначенное для получения ответа, который подходил бы к психологическому портрету?

Маккалеб покачал головой:

– Нет, это не чепуха.

– Хорошо. Я надеялся, что так и есть.

Босх перебрался через транец на кормовой подзор. Отвязал прокатную лодку, спустился в нее и сел на банку. Прежде чем запустить мотор, он снова посмотрел на Маккалеба и указал на киль яхты:

– Что означает «Попутная волна»?

– Яхту назвал мой отец. Раньше она была его. Попутная волна – это волна, которая появляется сзади и бьет раньше, чем ты ее замечаешь. Думаю, название было своего рода предупреждением. Ну, вроде «всегда поглядывай за спину».

Босх кивнул:

– Во Вьетнаме мы говорили: «Поглядывай на сто восемьдесят градусов».

Теперь кивнул Маккалеб:

– То же самое.

Минуту они молчали. Босх положил руку на ручку лодочного мотора, но двигатель не запустил.

– Знаешь историю этого места, Терри? Я имею в виду до появления миссионеров.

– Нет. А ты?

– Немного. Когда-то читал много книг по истории. В детстве. Все, что было в библиотеке. Я любил местную историю. В основном Лос-Анджелес, ну, и Калифорния. Мне просто нравилось читать об этом. У нас в приюте как-то была сюда экскурсия. Так что я специально читал исторические книжки.

Маккалеб кивнул.

– Жившие здесь индейцы – габриэленьо – были солнцепоклонниками, – сказал Босх. – Появились миссионеры и все изменили… в сущности, это они назвали племя габриэленьо. Сами индейцы называли себя как-то по-другому, но я не помню, как именно. Но до того как это произошло, индейцы жили здесь и поклонялись солнцу. Оно было так важно для жизни на острове, что, полагаю, индейцы решили, что оно должно быть богом.

Маккалеб наблюдал, как темные глаза Босха изучают гавань.

– А индейцы с материка считали здешних эдакими свирепыми колдунами, которые могут повелевать погодой и волнами, поклоняясь и принося жертвы своему богу. Я хочу сказать, что им надо было быть свирепыми и сильными, чтобы переправляться через залив и продавать на материке свою керамику и тюленьи кожи.

Маккалеб внимательно смотрел на Босха, пытаясь разобрать мысль, которую детектив явно старался выразить.

– О чем ты, Гарри?

Босх пожал плечами:

– Не знаю. Наверное, о том, что люди находят Бога там, где им нужно, чтобы Он был. В солнце, в глазах младенца… в новом сердце.

Он посмотрел на Маккалеба; взгляд был темен и непроницаем, как у нарисованной совы.

– А некоторые люди, – отозвался Маккалеб, – находят спасение в правде, в справедливости, в том, что праведно.