Ю Несбё - Нетопырь
Маккормак вошел в кабинет, закрыл дверь и встал у окна. Всю ночь шел дождь — летняя погода в Сиднее, как всегда, была переменчивой. Маккормаку было за шестьдесят, он достиг того возраста, когда полицейские уходят на пенсию, и, как многие пенсионеры, когда оставался в комнате один, разговаривал сам с собой.
Обычно он бросал короткие будничные замечания о вещах, на которые другие, по его мнению, внимания не обращали.
— Сегодня ведь тоже не распогодится? Нет, конечно же нет, — говорил он, слегка покачиваясь на каблуках и поглядывая на свой город. Или:
— Сегодня пришел раньше всех. Да, да, да…
Он повесил пиджак в шкаф и вдруг обнаружил в комнате какое-то шевеление. Мужчина на диване, которого он сразу не заметил, чертыхался, пытаясь из лежачего состояния перейти в сидячее.
— Хоули? — удивился Маккормак.
— Извините, сэр. Я думал, ничего, если я тут прикорну…
— Как ты здесь оказался?
— Я так и не сдал пропуск. Меня впустили. Ваш кабинет был открыт, а раз уж я все равно хотел поговорить с вами, то и зашел.
— Ты же должен быть в Норвегии. Оттуда звонили. Выглядишь отвратно, Хоули.
— И что вы ответили, сэр?
— Что ты, наверное, решил пойти на похороны Кенсингтона. Как представитель Норвегии.
— Но как…
— Ты дал авиакомпании свой рабочий телефон, и когда за полчаса до рейса ты не появился, они нам позвонили. Все было понятно. И уж совсем все стало понятно после приватной беседы с директором отеля «Кресент». Мы пытались тебя разыскать, но безуспешно. Я знаю, каково это, Хоули. Давай не будем поднимать шум — после всего происшедшего тебя можно понять. Главное, с тобой все в порядке, и следующим рейсом ты полетишь в Норвегию.
— Благодарю, сэр.
— Не за что. Попрошу секретаря договориться с авиакомпанией.
— Но прежде, чем вы это сделаете, сэр… Сегодня ночью мы кое-что провернули, и хотя эксперты пока не дали заключения, я знаю, какими будут результаты, сэр.
Несмотря на смазку, старый вентилятор сломался, и его заменили. Новый был больше и работал почти бесшумно. Харри отметил, что в мире и без его участия все идет своим чередом.
Из присутствующих не в курсе дела были только Уодкинс и Юн, но Харри начал с самого начала:
— Когда мы обнаружили тело Эндрю, на улице было светло, и мы не заметили подвоха. И когда я узнал время смерти, то тоже сразу не сообразил. Только потом я вспомнил, что когда мы вошли в квартиру Рехтнагеля, свет был выключен! Если все происходило так, как мы думали, получается, что Эндрю, находясь в наркотическом опьянении, пробирался от двери до табуретки через всю комнату в полной темноте — в два-то часа ночи, а потом, стоя на шатком табурете, пытался сделать себе петлю.
Повисла тишина. Харри подумал, что как бы тихо ни работал вентилятор, звук все равно действует на нервы.
— Да, забавно получается, — сказал Уодкинс. — А может, не в полной темноте? Может, был какой-то свет с улицы?
— Мы с Лебье были там сегодня в два часа ночи. Темно, как в могиле.
— А может, свет все-таки горел, но вы этого не заметили? — спросил Юн. — Это же было днем. А выключить его мог кто-нибудь из наших и позднее.
— Чтобы снять Эндрю, мы перерезали шнур ножом, — объяснил Лебье. — Я специально проверил выключатель, чтобы нас не ударило током.
— Хорошо, — сдался Уодкинс. — Предположим, он повесился в темноте. Кенсингтон — тот еще чудак. What else is new?[88]
— Но он не вешался в темноте, — сказал Харри.
В глубине комнаты кашлянул Маккормак.
— Вот что мы нашли в квартире Рехтнагеля. — Харри достал лампочку. — Видите бурое пятно? Это след от ожога. А вот во что был одет Эндрю, когда мы его нашли. — Харри показал белую рубашку. — «Не гладить». 60 % вискозы. Вискоза оплавляется при 260 градусах по Цельсию. Поверхность лампочки нагревается до 450. Видите, такое же бурое пятно осталось на нагрудном кармане. Здесь с ним соприкасалась лампочка.
— Потрясающее знание физики, Хоули, — сказал Уодкинс. — И что, по-твоему, случилось?
— Одно из двух, — ответил Харри. — Либо кто-то приходил до нас, увидел, как Эндрю висит под потолком, и выключил свет. Проблема в том, что единственные имеющиеся ключи от квартиры были обнаружены у Отто и Эндрю.
— Но ведь в квартире защелкивающийся замок, — заметил Уодкинс. — Может, этот кто-то зашел и положил ключ в карман Эн… нет, тогда непонятно, как вошел сам Эндрю.
Уодкинс слегка покраснел.
— Но суть ясна, — продолжал Харри. — У меня такая версия. У Эндрю вообще не было ключа от квартиры, и внутрь его впустил другой человек, который либо уже там находился, либо вошел вместе с Эндрю. Вот у него ключ имелся. Этот человек был в квартире в момент смерти Эндрю. Потом он положил ключ в карман Эндрю, чтобы все выглядело так, будто он вошел сам. В пользу этого говорит и то, что ключ не висит на одной связке с остальными. Потом он выключил свет и, уходя, защелкнул замок.
Пауза.
— То есть ты считаешь, что Эндрю Кенсингтона убили? — уточнил Уодкинс. — Допустим. Как?
— Полагаю, сначала Эндрю заставили вколоть себе слишком большую дозу героина. Очевидно, под дулом пистолета.
— А почему он сам не мог этого сделать, до того как пришел? — спросил Юн.
— Не думаю, что такой осторожный и опытный наркоман, как Эндрю, мог случайно допустить передозировку. И потом, у Эндрю для этого просто не хватило бы героина.
— А зачем его вешать?
— Передозировка не дает стопроцентной гарантии. И неизвестно, как бы повел себя его организм. Может, Эндрю протянул бы достаточно, чтобы успеть все рассказать. Главное — лишить его возможности сопротивляться, чтобы без особого труда затащить на табурет и обмотать провод вокруг шеи. Кстати, о проводе. Лебье?
— Эксперты проверили провод, — начал Лебье, пожевывая зубочистку. — Провода, которые висят под потолком, обычно не моют. И мы предполагали, что там есть отпечатки пальцев. Но провод оказался чистым как… э-э…
Лебье сделал неопределенный жест рукой.
— Как что-то очень чистое? — пришел на помощь Юн.
— Именно. И кроме наших, никаких других отпечатков.
— Либо Эндрю предварительно протер провод, а потом надел петлю на шею, не касаясь ее руками, — думал вслух Уодкинс, — либо кто-то сделал это за него. Вы это хотите сказать?
— Так говорят улики, шеф.
— Но если этот парень такой умник, каким вы его изобразили, зачем он выключил свет, когда уходил? — Уодкинс обвел стол взглядом.
— Он сделал это автоматически, — ответил Харри. — Не думая. Так люди делают, когда выходят из собственной квартиры. Или из квартиры, от которой у них есть ключ и куда они могут приходить как к себе домой.
Харри откинулся на спинку кресла. Он весь взмок, как мышь, и ему страшно хотелось выпить.
— Думаю, надо искать тайного любовника Отто Рехтнагеля.
В лифт Лебье и Харри зашли вместе.
— Идешь обедать?
— Да вот думаю, — ответил Харри.
— Не против, если я присоединюсь?
— С удовольствием.
Разговаривать особо не хотелось. А с Лебье легко было молчать.
Они нашли столик в кафе «Саудерн» на Маркет-стрит. Харри заказал «Джим-Бим». Лебье оторвался от меню.
— Два салата из баррамунди, два черных кофе и хорошего свежего хлеба.
Харри удивленно посмотрел на Лебье.
— Спасибо, но думаю, я воздержусь, — сказал он официанту.
— Выполняйте заказ, — улыбнулся Лебье. — Мой товарищ так говорит, потому что никогда не пробовал баррамунди.
Официант удалился. Харри посмотрел на Лебье. Тот сидел, положив обе руки на стол ладонями вниз, и поочередно смотрел на них, будто пытаясь найти отличия.
— В молодости я как-то добирался до Кернза автостопом вдоль Большого Барьерного рифа, — сказал он, обращаясь к своим холеным рукам. — И в гостинице для туристов встретил молодых немок, которые совершали кругосветное путешествие. Они взяли напрокат автомобиль и ехали от самого Сиднея. Они подробно рассказали мне, где побывали, как долго и почему, и как планируют свое дальнейшее путешествие. Наверное, это у немцев врожденное. Когда я спросил, видели ли они кенгуру, они со снисходительной усмешкой сказали, что, естественно, видели. И наверняка поставили галочку в своем списке напротив пункта «Посмотреть кенгуру». «Вы их покормили?» — спросил я. Они удивленно переглянулись, а потом ответили: «Конэчно, нэтт». — «Почему? Они такие милые». — «Но вэтть они были мертвые».
Этот рассказ так поразил Харри, что он забыл посмеяться. Оказывается, кенгуру часто выпрыгивают на проезжую часть, и те, кто выезжает за город, нередко видят их трупы на обочине дороги.
Официант принес Харри виски. Лебье продолжал, глядя теперь на стакан:
— Позавчера я видел девушку, такую милую, что мне захотелось погладить ее по щеке и сказать что-нибудь приятное. Ей было чуть больше двадцати. Синее платье, босые ножки. Но она была мертвая. Как ты уже понял, блондинка, со следами изнасилования и удушения. И ночью мне снилось, что трупы таких милых, беспечных и беззаботных девушек лежат на обочинах по всей Австралии: от Сиднея до Кернза, от Аделаиды до Перта, от Дарвина до Мельбурна. И всё по одной-единственной причине. Потому что мы не справились с расследованием и предпочли закрыть глаза. Потому что сделали недостаточно. Потому что мы позволили себе обычные человеческие слабости.
