Грег Диналло - Фиаско
24
Только после девяти вечера попал я в гостиницу «Рамада» — тонкую, как нож, башню, устремленную ввысь на деловой улице в Арлингтоне. «Вам на какой этаж: с курящими или с некурящими?» — поинтересовался портье, когда оформлял мне номер. Судя по его тону, мой выбор пришелся ему не по душе. По российским меркам, номер был роскошным: подобранные в тон разноцветные обои, небольшая гостиная, письменный стол и такая ванная, о которой москвичи только могут мечтать.
Да, Шевченко, прав — на первом месте у меня работа, иссушающая мозг, изнашивающая сердце. Хоть я вконец измотался за последние двое суток, все равно не выдержал — достал пишущую машинку и установил ее на стол. Примерно за час я набросал вчерне несколько страниц текста и выпил добрый кофейник кофе, принесенный в номер. Лучше бы, конечно, шлепнуть водочки. Из-за хорошей дозы кофеина и разницы во времени голова у меня оставалась неестественно бодрой, мысли так и роились. Я решил было заказать успокоительного в виде бутылки «Столичной», но вместо этого, схватив туристский путеводитель, устремился к лифту и оказался прямо на станции метро, поскольку находилась она как раз под гостиницей.
Через каких-то двадцать минут я уже увидел себя выходящим на улицу Фогги-боттом в центре Вашингтона. Бодрящий ветерок обжигал лицо, я шел мимо дремлющих правительственных учреждений по направлению к Молу, как называлась эта улица в путеводителе. За просторным заснеженным газоном широкая мраморная лестница вела к подножию террасы, где в зареве галогенных ламп купалось сооружение, похожее на греческий храм. Лавируя между высокими колоннами, я подошел к внушительному постаменту.
Холодный гранит памятника воплотил горячую душу человека, который освободил рабов, принес победу в гражданской войне и спас американский народ. Он слегка сутулится, голова наклонена немного вперед, лицо испещрено глубокими морщинами, глубоко посаженные глаза выдают человека, уставшего от повседневных тягот, безмерной ответственности и одиночества; словно проходя мимо в этот прохладный вечер, он увидел свободный стул и присел на минутку, чтобы передохнуть и перевести дух.
Я настолько погрузился в размышления, что услышал шаги позади себя и увидел длинную тень, когда человек подошел чуть ли не вплотную.
— Эй, приятель, с тобой все в порядке? — раздался хриплый голос.
Я быстро обернулся и оказался лицом к лицу с полицейским, его озабоченные глаза ярко блестели на фоне лоснящегося чернокожего лица.
— Все в норме, спасибо. А вы как?
— Да вся задница обмерзла. Не могу представить, что любой здравомыслящий парень добровольно захочет высунуть нос на улицу в такую погодку.
— Но я-то здесь.
Он добродушно рассмеялся.
— Да-а, здесь. Но мне-то выбирать не приходится. Вот только закончу смену и сразу завалюсь домой.
— А вы живете в Вашингтоне?
— Я — да, но дети живут не с нами. Отправились на заработки, чтобы купить какой-нибудь домишко на юге.
— Желаю удачи. Собственность — это результат труда. Кто-то станет богатым и покажет другим пример, что будет способствовать развитию экономики и предпринимательства. Знаете, кто это сказал?
Он посмотрел на меня с таким недоумением, будто я заговорил с ним на русском языке.
— Вот он, — кивнул я на статую Линкольна.
— Да? Никогда не слышал. — Он жестом показал на мемориальную доску с выгравированной на ней Геттисбергской декларацией. — Я тоже из тех, кто считает, что все люди рождаются равными.
— Да и я из таких, хотя в стране, откуда я приехал, эта идея только начинает оказывать себя.
— Где же это? В Южной Африке, что ли?
— Да нет. В России.
— Не шутите? То-то мне поначалу послышался какой-то акцентик в вашей речи. — И он пошел, оставляя за собой легкий парок при дыхании. — Ну ладно, приятель, не рассчитывай, что эта идея пробьется за одну ночь.
Я постоял еще немного, тронутый его заботой и проницательностью, а потом решил возвращаться. Только я вошел в номер, как на телефоне заморгала красная лампочка. Звонила бойкая девчушка — компьютерный оператор из оперативного центра СБФинП.
— Для вас получен факс, мистер Катков, насчет Рабиноу. Разыскали его через Федеральное авиационное управление. Оказывается, он пользуется реактивным самолетом типа «Гольфстрим», числящимся за его компанией. В последнем полетном листе указан аэропорт Ла Гуардия как место посадки, а это значит, что птичка все еще в Нью-Йорке.
— А вы наверняка знаете, что он прилетел этим самолетом?
— В пассажирской декларации его фамилия первая. В городе у него есть квартира. Ее адрес… — Она на минутку замолкла, и я услышал в трубке, как она перебирает клавиши компьютера. — Диктую: Саттон плейс саут, дом 35, квартира 4. Не исключено, что сейчас он там и скрывается, но с уверенностью сказать не могу.
— Мне кажется, что такой шанс есть. Спасибо за информацию.
Немного поспав, приняв горячий душ и переодевшись, я добрался на метро до национального аэропорта — следующая станция после Пентагона, как указывалось в моем путеводителе, — и успел к посадке на челночный авиарейс, вылетающий в Нью-Йорк. Как и везде в присутственной Америке, в кабине аэролайнера «Боинг-737» курить запрещалось. Страна желала иметь исключительно здоровую нацию с крепкими нервами. Не прошло и часа, как на горизонте под правым крылом самолета проступили известные всему миру очертания огромного города. Точнее, не проступили, а возникли внезапно, как вдруг выскакивает вроде бы ниоткуда складная радиоантенна автомашин. В раннем утреннем свете прижавшиеся друг к другу высокие здания из камня, бетона, стали и стекла представляли собой незабываемое зрелище.
— А там что, Эмпайр Стейт Билдинг? — не удержавшись от удивления, громко спросил я соседа.
Он нехотя оторвал глаза от газеты, посмотрел и равнодушно кивнул. В этот момент лайнер заложил вираж как раз над северной оконечностью Манхэттена, открыв широкие водные просторы, и плавно пошел на посадку.
При выходе из терминала около автомобильной стоянки диспетчер помог мне поймать такси. В машине не нужно было торговаться из-за оплаты проезда, хотя, когда мы влились в транспортный поток, водитель сразу доказал, что по своему мастерству не уступает лучшим московским шоферам. Вскоре мы миновали подвесной мост с высокими столбами, освещенный гирляндами ярких ламп, по величественной эстакаде въехали в еще сумеречный Нью-Йорк и покатили по его пустынным улицам. Из-под крышек дорожных люков едва заметно вился теплый пар. Оголодав без курева, я дымил без перерыва, раскуривая сигарету за сигаретой, пока такси не подъехало к улице с указателем «САТТОН ПЛЕЙС» и не свернуло к многоэтажному респектабельному особняку.
Представительный швейцар в униформе, встретив меня у парадного подъезда, проводил в вестибюль к охраннику — сидя за конторкой, тот смотрел телевизор. Я представился и сказал, что хотел бы встретиться с мистером Рабиноу. Охранник начал внимательно исследовать записи в журнале для посетителей.
— Извини, дружище. Мистер Рабиноу всякий раз предупреждает нас, когда ждет кого-либо. Тут никакой Киров не записан.
— Не Киров, а Катков. Да, он меня не ожидает, но я…
— Забудь, милок. Тебя он принимать не собирался.
— Думаю, что собрался бы, знай, что я здесь. Скажите ему, пожалуйста: Николай Катков из Москвы.
— Из самой Москвы? — удивился он. — Что-то не похоже, чтобы ты был оттуда, дорогой мой.
— Вот как? А вы там бывали?
— Послушай, мне наплевать, откуда ты заявился. Хоть из магазина новогодних игрушек. Понял? Он не намерен встречаться с тобой.
— Ну подождите, на вашем месте, я все же дал бы знать мистеру Рабиноу, а там — пусть он сам и решает.
Охранник немного подумал, а потом все же позвонил в апартаменты Рабиноу и изложил суть дела. Его попросили не класть трубку. Охранник не отводил ее от уха, дожидаясь ответа и постепенно накаляясь. Наконец он злобно проворчал:
— Порядок, Киров. Давай поднимайся. — Сам вызвал лифт и ждал, пока он не спустится.
Когда двери лифта открылись, внутри стоял широкоплечий молодой человек в деловом костюме. Я шагнул в сторону, чтобы пропустить его, но он жестом пригласил меня войти. Лифт начал подниматься, а он повернул меня лицом к стене и, ни слова не говоря, начал обыскивать. Пульс мой заметно участился. Вспомнилось грозное предупреждение: «Если он согласится встретиться с вами — значит, это он. А если это он, то во второй раз промашки не допустит».
Лифт доставил нас под самую крышу небоскреба. В холле у входа стояла величественная бронзовая конструкция, похожая на подсвечник для семи свечей. Из высоких, от пола до потолка, окон открывалась захватывающая панорама огней, мерцающих до самого горизонта. На второй этаж апартаментов вела винтовая лестница, заключенная в сверкающее круглое стекло. На белоснежных стенах развешаны были не картины, нет, а произведения искусства. Распахнув рот, я глазел на безумство красок, подписанных знаменитым голландцем Конинком, как вдруг сзади послышался повелительный голос:
