Хэрри Грей - Однажды в Америке
Он пожал нам руки на манер занятого чиновника, вежливо выставляющего посетителей, и проводил нас до двери.
— Не теряйтесь, мальчики, — сказал он. — Пока, ребята, удачи вам.
— Пока, Фил, — ответили мы.
Когда мы проходили мимо секретарши, она подняла голову над журналом мод, который читала, и сказала:
— Пока, мальчики.
Мы послали ей воздушные поцелуи. Взамен она самыми кончиками пальцев отправила нам свой.
— Фил совсем не похож на Франка, верно, Башка? — сказал Макс.
— Да, он — теоретик, а Франк — практик, — ответил я.
Глава 22
Мы расселись по своим привычным местам: Косой — за руль, Простак рядом с ним, я и Макс поместились на заднем сиденье. Косой включил зажигание.
— Куда едем? — спросил он.
— В гараж, — ответил Макс. Он вынул из кармана конверт и вскрыл его.
— Ну, Макс, говори быстрей. Сколько? — заканючил Косой.
Макс заглянул в конверт и скорбным голосом осведомился:
— Ну, ты, наверное, уже знаешь?
Косой резко мотнул головой в нашу сторону и с тревогой спросил:
— Что?
— Тут лежит какая-то розовая бумажка, где сказано, что в твоих услугах больше не нуждаются.
Лицо Косого выразило такую растерянность, что мы дружно расхохотались.
— Ты большой ублюдок, Макс, — пробормотал он, — и прикол этот давно протух.
— Но ты же клюнул, — хмыкнул Макс и вынул из конверта деньги. Прямо у себя на коленях он принялся быстро, как заправский банковский служащий, их пересчитывать.
— Нам кинули примерно тридцатинедельный заработок. — Макс закончил счет. — Всего шестьдесят тысяч, по пятнадцать на брата. Недурно.
Косой крякнул от удовольствия.
— В этом году Санта-Клаус явился раньше обычного.
Макс разделил пачку денег на четыре равные части и одной легонько постучал Косого по макушке.
— Твоя доля, дружище Косой, купи себе заварных пирожных.
Косой не глядя взял деньги и засунул их в карман, приговаривая:
— Счастливого Рождества!
Следующую пачку улыбающийся Макс передал Простаку. Простак сначала поцеловал ее, а потом отправил в свой карман со словами:
— С Новым Годом!
Настала моя очередь.
— На вот, возьми, Башка, купишь себе шоколадку с орехами.
— С золотыми? — усмехнулся я.
Косой завел машину в подземный гараж. Мы вышли.
— Косой, — сказал Макс, — надень комбинезон, а то испачкаешь одежду, когда будешь ползать под машиной. — Затем он обратился к нам: — Эй, парни, придется снять упряжь.
Он стащил с себя пиджак и принялся отстегивать кобуру. Мы последовали его примеру. Упрятав все оружие в холщовую сумку, Макс протянул ее Косому:
— На, Косой, сунь это в ящик. Хотя нет, постой. — Он повернулся ко мне: — Эй, Башка, в Нью-Джерси слишком много копов. Если нас остановят, как в прошлый раз, и станут обыскивать, и найдут твой премиленький столовый прибор, — тон его был чуть-чуть насмешливым, — что ты им скажешь? Что ты хирург, а это твой скальпель? — Макс ухмыльнулся.
— Я и не вспомнил о нем, — сказал я, кидая нож Косому, — а ты наверняка забыл о своей штучке в рукаве. Верно?
— Ты прав, Башка, совсем забыл. Странная вещь, я вроде бы чувствую, что она на мне, и в то же время не чувствую. А без нее мне как-то неуютно.
Он закатал правый рукав, отцепил пружину и передал револьверчик Косому.
— У тебя с ножом так же?
— Да, привычка, — кивнул я. К брюху «кадиллака» был приварен длинный стальной ящик. Косой залез под машину и сунул в него сумку со всем нашим добром. Выбравшись наружу, он тщательно вымыл руки.
— Макс, а автомат ты взял? — спросил Простак.
— Нет, думаю, он нам не понадобится. Сначала надо осмотреться. Если что, пошлем кого-нибудь.
Часть пути мы проделали на пароме, чтобы не утонуть в непрерывном потоке машин и быть подальше от полицейских.
«Кадиллак» мчался по Найленд-бульвар к мосту Перт-Эмбой. Косой провел машину по мосту и выехал на шоссе, ведущее прямо к морскому курорту.
Недалеко от Нью-Брунсвика мы остановились, чтобы подкрепиться гамбургерами с кофе в придорожной забегаловке. После обеда за руль сел Простак. Косой вынул гармошку, мы с Максом поуютней устроились на заднем сиденье. Косой играл, а «кадиллак», тихо урча, плавно катил по совершенно прямому шоссе.
Мы ехали всю ночь и только на рассвете прибыли в курортный городок и зарегистрировались в самом крупном на побережье отеле. Дежурный отогнал нашу машину в гараж.
Мы заняли два смежных номера, сообщающиеся через ванную комнату. Косой сказал, что такая планировка бывает только в лучших отелях.
— Может, перед тем как залечь, поплаваем? — спросил Макс.
— Как это? — спросил Простак. — У нас же нет купальных костюмов.
— Ну и что? Можно и без них. Все равно придется мочить задницу, — сказал Макс и улыбнулся. — Гляди-ка, наш Простак становится скромником. Раз так, ладно, искупаемся в нижнем белье.
Поплавав, мы улеглись на песок и уставились в усыпанное звездами небо. Пляж был совершенно пуст. Чтобы обсохнуть, Макс и Простак стащили с себя мокрое белье. Стояла тишина, и единственным звуком был шум накатывающих на берег волн. Вот это и есть жизнь! Я задумался. Ко мне вернулся звук прошлого — рокот заполненных ист-сайдских улиц, и я вновь на миг окунулся в их жаркую духоту и нестерпимую вонь. С океана дул свежий легкий ветерок и наполнял меня совершенно новыми чувствами. Как здорово лежать вот так, чувствуя себя свободным от всего на свете и зная, что весь мир открыт для тебя. Косой поднялся и, зевая, произнес:
— Эй, может, пойдем в отель? Этот воздух какой-то вонючий, клянусь Богом.
— Не будь идиотом, — сонным голосом сказал Простак. — Ложись, этот воздух тебе на пользу.
— Ты, Косой, опять зациклился, — лениво пробормотал Макс.
— Твоя беда в том, что ты дышал только ист-сайдской вонью и просто не знаешь, что такое чистый воздух. Давай поспим прямо здесь. Представь, что ты на Кони-Айленд, дремлешь на песке. — Он повернулся на другой бок и через минуту захрапел.
Косой послушно улегся рядом, ворча себе под нос:
— На кой черт мы сняли комнаты в таком дорогом отеле, если спим на улице?
Это были его последние слова, вскоре он тоже заснул. Некоторое время я лежал, глядя в небо, и думал о том, что мы начинаем сдавать. Нас совсем умотала небольшая увеселительная поездка до побережья. Нас, парней, которым ничего не стоило сгонять в Чикаго или Флориду, провернуть дельце в Луизиане или Канаде. Наша репутация железных парней сложилась очень давно, в горячие дни становления нашего Общества. Ох, чертовски хочется спать. Это все морской воздух.
Я, видимо, задремал. И должно быть, проспал несколько часов. Было очень тепло. Мне снилось, что я греюсь под лампой в нашей бане. С каждой минутой мне становилось все жарче и жарче. Я услышал женский голос и восклицания: «Это безобразие!» Мне послышалось, что кто-то засмеялся. Затем кто-то еще. Потом к голосам присоединились другие: «Какой стыд! Надо позвать полицейского».
При слове «полицейский» я открыл глаза и огляделся. Вокруг, на безопасном расстоянии, маленькими группками стояли люди. Некоторые из них просто на нас глазели, кто-то смеялся. Я судорожно схватился за брюки.
— Эй, Макс! Эй, Макс! — зашептал я.
Макс вскочил как ужаленный и начал озираться вокруг. Потом сгреб свою одежду и принялся расталкивать Косого и Простака.
Мы торопливо натянули брюки. Стоя с ботинками и носками в руках под взглядами этих людей, мы чувствовали себя полными идиотами.
— Ну и дела, — пробормотал Макс. Увязая в глубоком песке, мы побрели к отелю. Проходя мимо группки женщин, Макс поклонился и скорбно произнес:
— Простите, леди, но вы должны нас извинить. Мы любители природы, нудисты, и для нас это совершенно естественно.
Одна из них крикнула нам в спину:
— Ступайте в лес и ходите в таком виде там! Таким любителям природы место в полицейском участке.
Они принялись отпускать нам в спину колкости.
— Чертовски глупое положение, — сказал Макс.
— Да, — согласился я. Мы поднялись в номер и растянулись на удобных кроватях. Жалюзи на окнах не пропускали солнце. Комнаты, расположенные на верхнем этаже, выходили окнами на океан, и соленый морской ветерок освежал и нес прохладу. Было очень тихо. Мы уснули и проспали весь день.
Когда я проснулся, часы показывали семь. На соседней кровати спал Макс, Я лежал и смотрел на него. Он тихонько посапывал во сне. Его лицо разгладилось и стало похожим на лицо невинного мальчика; оно больше не несло на себе отпечатка той жестокой жизни, которую он вел. Точнее, не он, а мы все. Сколько я себя помню, мы всегда были очень близки с ним. И в горе, и в радости. Да, мы на самом деле понимали друг друга. В этом не было ничего удивительного. Мы вместе выросли. Мы занимались с ним одним делом, всю жизнь думали об одних и тех же вещах. Я готов поспорить, что мы легко могли бы обходиться вообще без слов. Нам вполне хватило бы взгляда, поднятой брови, движения губ, положения руки — обычных жестов, которые так мало говорят непосвященным. Я назвал бы наш способ общения жестикулярным разговором. Отличное название! Его можно будет ввернуть в разговоре с каким-нибудь умником. Он сразу примет меня за парня с дипломом. Черт возьми, почему я бросил учиться? Я мог бы стать юристом, как тот итальяшка. Нет, у каждого своя жизнь. Хорошо только там, где нас нет. Допустим, у парня образование. Ну и что он с этого имеет? Двадцать пять долларов за арест игрового автомата? Почти каждую ночь я больше трачу на какую-нибудь девку. Правда, юрист Джимми Дэвис зашибает совсем неплохую деньгу у Датчанина. Но отнюдь не за то, что служит закону. Ладно, возьмем всех этих парней, получивших образование. Мы же можем покупать и продавать их, когда нам заблагорассудится. Мы за неделю делаем больше денег, чем они за год. Это с их-то университетскими дипломами! Ладно, к черту. Какой смысл обманывать самого себя? Признайся, ты жалеешь, что не стал учиться дальше, как советовал тебе тот рыжий директор, как его? О'Брайен? Он был неплохим парнем. Ты мог бы заниматься журналистикой, как твой младший брат. Или стал бы писателем.
