Хавьер Сьерра - Тайная вечеря
Бернардино растерянно кивнул. События того дня, когда юная красавица выхватила у него список, все еще стояли перед глазами. Он покраснел.
— А вы могли бы мне сказать, какой добродетелью был наделен Иуда Фаддей? — упорно гнула свою линию Елена.
— Фаддей?
— Да, Фаддей.
Луини порылся в памяти.
— Occultator. Утаивающий.
— Вот именно, — улыбнулась Елена. — Вот вам ваша О. Видите? Мы опять пришли к омеге. И это не может быть случайностью.
38
— Тысяча чертей!
Возглас ликования, изданный Бернардино Луини, эхом отразился от стен трапезной.
— Не может быть, чтобы это было так просто!
Задумавшись над открытием девушки, маэстро принялся заново изучать расположение апостолов. Чтобы видеть их всех одновременно, ему пришлось отойти на три шага назад. С расстояния в несколько метров от северной стены он увидел перед собой целостную картину. Все апостолы — от Варфоломея до Иоанна и от Фомы до Симона располагались группами по три человека. Лица почти всех были обращены к Христу, за исключением троих — возлюбленного ученика, глаза которого были закрыты, и Матфея и Фаддея, которые смотрели в другую сторону.
Луини оторвал кусок картона от одного из разбросанных повсюду этюдов и принялся углем рисовать на обороте силуэты участников вечери. Марко и Елена с любопытством следили за его действиями. Тем временем Прорицатель этажом выше изнемогал от нетерпения, поскольку до него не доносилось ни звука.
— Теперь я могу прочитать «Вечерю», — заявил Луини наконец. — Все это время разгадка была у нас перед самым носом, только мы ее не видели.
С этими словами художник подошел к краю картины. Указав своим спутникам на увлеченно наклонившуюся вперед фигуру Варфоломея, он напомнил им, что его прозвище было Mirabttis, что означает «необычайный». Леонардо изобразил его с рыжими кудрями, поскольку согласно Leyenda dorada Жака де Воражина он был сирийцем со взрывным характером, что в принципе свойственно рыжеволосым людям. Луини начертил М под силуэтом Варфоломея на своем куске картона. Затем он проделал то же самое с Иаковом Младшим, благодатным, или Venustus, которого часто принимали за самого Христа и который своими деяниями и заслужил подобное прозвище. На бумаге появилась буква V. Прозвище Андрея, Temperator — предупреждающий, изображенного, как и положено, с предостерегающе поднятыми руками, было быстро сокращено до бесхитростного Т.
— Видите?
Марко, Елена и молодой живописец радостно улыбались. Все начинало обретать смысл. Буквосочетание М-V-T выглядело как начало какого-то слова. Охвативший их азарт подтвердил, что и следующая группа апостолов также представляет собой внятный слог. Иуда Искариот предоставил букву N, сократив слово Nefandus, отвратительный предатель Христа. Впрочем, его положение было несколько неоднозначным: голова Иуды находилась четвертой слева, поскольку странная поза святого Петра, держащего оружие за спиной предателя, создавала условия для ошибки. Во всяком случае, рассуждал Луини, использование буквы N было вполне оправдано, поскольку Симон Петр был единственным из двенадцати, кто трижды отрекся от Христа. Таким образом, это дает букву N, что означает Negatio, отрицающий.
Елена возражала против такого толкования. Она считала, что логичнее следовать порядку, в котором располагались головы участников «Вечери», пользуясь качествами, которыми, по мнению Леонардо, они обладали. Вот и все.
Следуя логике, следующим по порядку был Петр. Изображенный в центре композиции, он соответствовал букве Е, с которой начинались как слово Ecclesia [52] так и Exosus, свойство, которым наделил его Леонардо. Первое толкование понравилось бы Риму. Второе, которое означало «ненавидящий», отражало характер этого седовласого персонажа с угрожающим взглядом, готового свершить акт возмездия, пустив в ход кинжал. Иоанн, дремлющий, склонив голову и сложив руки подобно изображаемым Леонардо дамам, был достоен своего прозвища Mysticus и давал букву М. N-E-M — такой вот невразумительный слог был получен от этой троицы.
— Иисус — это А, — припомнила Елена, дойдя до центра фрески. — Идем дальше.
Фоме, который поднял вверх палец, как будто указывая, кто из присутствующих первым заслужил вечную жизнь, на рисунке Луини получил букву L, Litator, умиротворяющий богов. Эта характеристика вызвала краткую дискуссию. В Евангелии от Иоанна сказано, что именно Фома опустил палец в рану Христа. Он же упал на колени с криком «Господь мой и Бог мой!» [53], чтобы умилостивить воскресшего, разгневанного тем, что Его не узнали.
— Кроме того, — продолжал Бернардино, увлекшись своей теорией, — это единственный портрет, подтверждающий свою букву.
— Вы забываете об альфе Иисуса, — указала Елена.
— Разница в том, что на этот раз буква скрыта не в теле Фомы, а в поднятом вверх пальце. Видите? Хвастливо поднятый указательный палец образует вместе со сжатым кулаком и выступающим большим пальцем отчетливую прописную L.
Спутники Луини в изумлении согласились. Перейдя к Иакову Старшему, они задумались. Ничто в нем не напоминало О, которое он представлял.
— Тем не менее, — заявил Бернардино, — те, кто изучал жизнь этого апостола, согласятся, что буква О, означающая Oboediens, повинующийся, характеризует его как нельзя лучше.
В самом деле. Описанный Жаком де Воражином сын Зеведея был родным братом Иоанна. По его словам, «оба претендовали на то, чтобы в Царствии Небесном занять места рядом с Господом, по правую и по левую от него руку». Таким образом, в своей «Вечере» Леонардо воспроизвел божественное застолье, происходящее в совершенном мире, обиталище чистых душ. И Иоанн, и Иаков заняли за этим столом обещанные Иисусом места.
Итак, Филипп. Sapiens. Единственный, кто указывал на себя, подсказывая нам, где следует искать спасение. Луини составил третий загадочный слог. L-O-S.
Оставшуюся часть загадки расшифровали с такой же легкостью. Такую быструю развязку предвещало и присутствие Матфея, апостола, чье имя, согласно труду епископа де Воражина, означало «быстрота». Луини улыбнулся, вспомнив, что Леонардо окрестил его Navus, прилежный. Его тайная буква вместе с омегой Фаддея уже образовывала четкий слог N-O. Добавив С Симона, означающее Confector (завершающий), они получили полную картину, показавшуюся им смутно знакомой. Четыре группы по три буквы, в каждой посередине — гласная, и огромная, доминирующая над всей надписью буква А — это можно было читать подобно странной и забытой магической формуле.
MUT NEM A LOS NOC
Святой Варфоломей Mirabilis Необычайный Иаков Младший Venustus Благодатный Андрей Temperator Предупреждающий Иуда Искариот Nefandus Отвратительный Петр Exosus Ненавидящий Иоанн Mysticus Знающий тайну Фома Litator Умиротворяющий богов Иаков Старший Oboediens Повинующийся Филипп Sapiens Стремящийся к возвышенному Матфей Navus Прилежный Иуда Фаддей Occultator Умалчивающий Симон Confector Завершающий— И что теперь? — пожала плечами Елена. — Это что-нибудь означает?
Ее спутники перечитали фразу, но не обнаружили ничего нового, кроме того, что перед ними последовательность удобопроизносимых односложных слов, напоминающая какую-то древнюю литанию. Впрочем, это их не удивило. Маэстро было свойственно создавать многослойные загадки, в которых одна вела к другой, еще более сложной. Леонардо развлекался, рисуя подобные ребусы.
— Mut, Nem, A, Los, Noc...
В нескольких метрах над их головами эти же звуки клокотали в горле Прорицателя. Он несколько раз произнес их и, ликуя, покинул свое укрытие. «Какая коварная шутка», — думал он.
