Джон Гришэм - Противники

— Это будет очередное безумие, — вставил Ник.

— Так давайте начнем воплощать его, — сказал Мэсси.

Глава 26

Уолли сидел в суде по разводам на шестнадцатом этаже в центре Ричарда Дейли в центре города. С утра к слушанию было назначено дело «Стрейт против Стрейта» — один из десятков или больше жалких незначительных разводов, призванных навеки (как хотелось бы верить) разлучить двух людей, которым вообще не стоило жениться. Чтобы разрешить эту сложную ситуацию, они наняли Уолли, заплатили ему 750 долларов — полный гонорар за развод без возражений со стороны ответчика — и теперь, по прошествии шести месяцев, предстали перед судом по разные стороны коридора, надеясь, что вскоре вызовут их. Уолли тоже ждал, ждал и наблюдал, как покрытые шрамами воюющие супруги смиренно тянутся к скамье, кланяются судье, говорят по указанию своих адвокатов, стараются не смотреть друг другу в глаза и уходят через пару минут, вновь обретя статус холостяков или незамужних дам.

Уолли сидел среди других юристов, тоже пребывающих в нетерпеливом ожидании. Он знал почти половину из них. Другую половину он никогда раньше не видел. В городе, где трудились больше двадцати тысяч юристов, лица постоянно менялись. Какие-то крысиные бега. Какая-то все перемалывающая мельница.

Одна жена рыдала перед судьей. Она не хотела разводиться. Зато хотел муж.

Уолли дождаться не мог, когда эти сцены канут в Лету. В один прекрасный день, который наступит очень скоро, он будет сидеть в шикарном офисе близ центра города, вдали от потной суеты уличных юристов, за широким мраморным столом, а две фигуристые секретарши — отвечать на его телефонные звонки и приносить ему документы, а помощник юриста или даже два — делать за него всю грязную работу. Больше никаких разводов, никаких вождений в нетрезвом виде, завещаний, дешевых объектов недвижимости, ни одного клиента, который не в состоянии заплатить. Он сам будет придирчиво отбирать дела об ущербе для здоровья и зарабатывать на них огромные деньги.

Другие юристы осторожно поглядывали на него. Он знал об этом. Они время от времени упоминали о крейоксе. С любопытством, с завистью, некоторые — с надеждой, что Уолли удастся сорвать куш, — ведь это придало бы им веры в себя. Другие жаждали увидеть, как он потерпит поражение, потому что это докажет: нудная работа и есть их предназначение. Ничего больше.

У него в кармане завибрировал мобильный. Уолли вытащил его, увидел имя звонящего, пулей сорвался с места и вылетел из зала суда. Оказавшись за закрытыми дверями, он ответил:

— Джерри, я в суде. Что случилось?

— Большие новости, брат Уолли, — пропел Алисандрос. — Вчера я играл в гольф на восемнадцать лунок с Николасом Уокером. Вам это ни о чем не говорит?

— Ну да, но я не уверен. С кем?

— Мы играли на моем поле. У меня было семьдесят восемь попаданий. Бедный Ник отстал на двадцать. Боюсь, не особо хороший из него гольфист. Он главный корпоративный юрист «Веррик лабз». Я знаю его уже много лет. Полный осел, но весьма уважаемый человек.

Возникшую паузу должен был заполнить Уолли, но на ум ему ничего не приходило.

— Ну и что, Джерри, вы ведь позвонили не для того, чтобы рассказать о вашей игре в гольф?

— Разумеется, нет, Уолли. Я звоню, чтобы сообщить вам: «Веррик» открыта к диалогу по заключению мирового соглашения. Имейте в виду, что пока это не фактические переговоры, но они уже готовы разговаривать. Обычно так и происходит. Они приоткрывают дверь, мы просовываем внутрь ногу. Они танцуют чечетку, мы танцуем чечетку. И не успеем мы оглянуться, как зайдет речь о деньгах. О больших деньгах. Вы следите за ходом моих мыслей, Уолли?

— О да.

— Я так и думал. Послушайте, Уолли, нам предстоит пройти еще долгий путь, пока ваши дела окажутся в том положении, чтобы по ним можно было получить компенсацию. Приступим к работе. Я организую обследование у докторов — это самая важная часть. Вам необходимо еще активнее искать новые дела. Вероятно, по смертельным случаям компенсация будет выплачиваться в первую очередь. Сколько их у вас сейчас?

— Восемь.

— Это все? Я думал, больше.

— Их восемь, Джерри. И одно уже включили в список к ускоренному слушанию? По Клопеку.

— Точно, точно. Под предводительством этой горячей цыпочки со стороны защиты. Откровенно говоря, я готов сидеть в суде весь день, разглядывая ее ноги.

— Пусть даже и так.

— Пусть даже и так, но нам стоит приступить к активным действиям. Я позвоню сегодня днем, чтобы обсудить план игры. У нас много работы, Уолли, но мы в игре.

Уолли вернулся в зал суда и опять начал ждать. Он повторял: «Мы в игре. Мы в игре». Все завертелось. Веселье осталось позади. Он слышал это всю жизнь, но что это значило в контексте масштабного судебного разбирательства? Действительно ли «Веррик» так быстро замахала белым флагом и решила сдаться, как только понесла серьезные убытки? Уолли полагал, что да.

Он оглядел изможденных, побитых жизнью юристов вокруг себя. Заурядные личности, которые, как и он сам, тратили время на то, чтобы выколотить скудные гонорары из работяг, не имевших лишних денег. «Бедные вы ублюдки», — подумал он.

Ему не терпелось рассказать обо всем Диане, но сначала нужно было поговорить с Оскаром. Только не в «Финли энд Фигг», где ни один разговор не удавалось сохранить в тайне.

Они встретились за обедом два часа спустя в кафе, специализировавшемся на спагетти, неподалеку от офиса. У Оскара выдалось трудное утро: он пытался примирить шесть взрослых детей, которые ссорились из-за наследства умершей матери, не представлявшего, по сути, никакой ценности. Ему хотелось выпить, и он заказал бутылку недорогого вина. Уолли после 241 дня трезвости легко ограничился водой. За салатами «Капрезе» Уолли быстро поведал партнеру о разговоре с Джерри Алисандросом, завершив рассказ эффектной фразой:

— Момент настал, Оскар. Это все-таки произойдет.

Настроение Оскара менялось, по мере того как он слушал и заливал в себя первый бокал. Он изобразил улыбку, и Уолли почти увидел, как испаряется его скепсис. Оскар достал ручку, оттолкнул салат и начал что-то писать.

— Давай снова все посчитаем, Уолли. Каждое дело со смертельным исходом действительно стоит два миллиона?

Уолли осмотрелся, желая убедиться, что никто не подслушивает их. На горизонте никого не было.

— Я провел массу исследований, ясно? Я просмотрел десятки мировых соглашений по коллективным гражданским искам, связанным с лекарствами. Пока мы слишком многого не знаем, чтобы рассчитать, сколько будет стоить каждое дело. Нужно определить спектр ответственности, причину смерти, разобраться в истории болезни, установить возраст погибшего, доходный потенциал и прочую ерунду. Потом необходимо узнать, сколько «Веррик» готова бросить в общий котел на каждого. Но думаю, не меньше миллиона долларов. У нас восемь дел. Гонорар составляет сорок процентов. Половина достанется Джерри, плюс кругленькая сумма за его участие в комитете, таким образом, чистая прибыль нашей фирмы составит что-то вроде полутора миллионов долларов.

Оскар яростно писал, хотя слышал эти цифры уже сотню раз.

— Это смертельные случаи. За каждый из них должны заплатить больше миллиона, — заявил он, как будто провел уже десятки таких крупных дел.

— А может, и два, — заметил Уолли. — И потом, у нас есть еще случаи с несмертельным исходом, а их на сегодняшний день четыреста семь. Предположим, после обследования у врача останется только половина. Основываясь на примерно таких же делах по коллективным гражданским искам, связанным с лекарствами, я думаю, что сто тысяч долларов — вполне разумная сумма для клиента, сердце которого пострадало незначительно. Это двадцать миллионов, Оскар. Наша доля — что-то в районе трех с половиной миллионов.

Оскар что-то написал, потом остановился и, сделав большой глоток вина, проговорил:

— Так, значит, пора потолковать о том, как мы будем это делить? Ведь к этому все идет?

— Да, разделение прибыли — один из животрепещущих вопросов.

— Ладно, как насчет того, чтобы поделить все пятьдесят на пятьдесят? — Все ссоры по поводу дележа гонораров начинались с предложения о равных долях.

Уолли положил в рот кусок помидора и начал его жевать.

— В «пятьдесят на пятьдесят» меня не устраивает то, что это я обнаружил крейокс, подогнал дела и пока что выполнял девяносто процентов работы. У меня на столе восемь дел со смертельным исходом. У Дэвида наверху еще четыреста. Ты же, если не ошибаюсь, вообще не занимался делами по крейоксу.

— Ты же не требуешь девяносто процентов, или как?

— Разумеется, нет. Я предлагаю поступить так: у нас еще масса работы. Каждое дело должен оценить врач: провести обследование и так далее. Давайте отложим все остальное — и ты, и Дэвид, и я — и приступим к работе. Мы подготовим эти дела, продолжая одновременно искать новые. Как только появятся новости о заключении мирового соглашения, все юристы страны как сумасшедшие возьмутся за крейокс, так что нам следует поторопиться. Как только придут деньги, я предлагаю разделить их следующим образом: шестьдесят, тридцать и десять процентов; думаю, это справедливо.