Рени Найт - Все совпадения случайны
Он включил ночник, чтобы получше разглядеть ее, прислонился к двери, ведущей в комнату Ника, и велел ей раздеться. Через плечо у него была перекинута небольшая сумка, он снял ее и поставил на пол. Затем вытащил фотоаппарат и повесил его на шею. Все это время он не спускал с нее глаз. Разглядывал. Убеждался, что она не трогается с места. Она вспомнила, что тогда у нее мелькнула мысль: может, он собирается ее шантажировать? Он отошел от двери и пересек комнату. Кажется, ключ от спальни Николаса остался в замке.
– Снимай! – Он ткнул острием ножа в лифчик. Она спустила бретельки, повернула бюстгальтер застежкой вперед и расстегнула крючки. Все это можно было бы сделать гораздо проще, прямо на спине, но она сознательно тянула время. И ей показалось, что эти жалкие уловки сработали. Она думала, что ей удастся добежать до двери в комнату Николаса, отпереть ее и снова запереть, теперь уже изнутри. Но не успела она вынуть ключ из скважины – он никак не поддавался, – как Джонатан схватил ее за плечо, круто развернул и сильно ударил по лицу. Так ее еще никогда не били, ее вообще не били, разве что мать пару раз шлепнула в детстве. В ушах у нее зазвенело, зубы вонзились в десны.
– Мама? Мама, это ты? – раздался из-за двери слабый детский голос.
Он прижал ей нож к подбородку.
– Сделай так, чтобы он заснул, тебе же будет лучше.
– Все в порядке, малыш. Тихо, тихо, вот так, хороший мальчик.
Возможно, голос ее показался сыну странным, звучал как-то не так. Он окликнул ее:
– Мама, ты ведь обещала оставить дверь открытой… – В его голосе зазвучали слезы.
– Ну так и открой дверь, – прошипел он ей прямо в ухо. – А потом запрешь.
Она повиновалась, в надежде, что запрет, но изнутри, однако он оказался слишком проворен и успел просунуть ногу в образовавшуюся щель. Сам он отступил в тень, но она чувствовала, что он не спускает с нее глаз, смотрит, как она садится на постель к Нику, гладит его по голове. Наблюдает за ними обоими.
– Чем это так пахнет? – спросил Ник.
Запах мужского лосьона.
– Это у них в гостинице такая жидкость. Шампунь называется. Я душ принимала, – сказала она, целуя его в лоб.
– Противный запах, – пробормотал он, и она попыталась улыбнуться.
– Засыпай, малыш, я здесь. Только мне тоже хочется спать.
– Ты обещала не закрывать дверь, – повторил он, стараясь держать глаза открытыми, но они упорно слипались.
– Да-да, конечно. Прости меня. Смотри. Дверь открыта. Засыпай, солнышко. – И она снова принялась гладить его по голове и гладила, пока глаза у него не сомкнулись, и он заснул. Заняло это всего несколько минут. Она слышала, как он переступает с ноги на ногу где-то позади нее. Чувствовала, как он склоняется над ней и Ником. Видела, как он смотрит на Ника, вынимает нож, проводит им по воздуху прямо над головой спящего ребенка – слева направо. Лезвие колеблется над ресницами ее малыша. Затаив дыхание, она встает и направляется к двери. Нужно как можно скорее увести его отсюда. Слава Богу, он идет за ней. А если бы Ник проснулся?.. Как бы он себя повел?
Вернувшись к себе, она велела ему запереть дверь, и он улыбнулся, решив, видно, что она не хочет, чтобы им мешали.
– Так-то лучше, – сказал он. – Ну и что дальше?
Направляясь к Нику, она натянула на себя футболку, теперь сняла ее, на сей раз медленно. Ей хотелось взять над ним верх. Только бы он не сделал больно ей или Нику. Может, он просто хочет посмотреть? Стягивая футболку через голову, она услышала, как щелкает фотоаппарат. Она не знала, что ей делать. Позировать, что ли? А нет, так что?
На ней остались одни трусики. Обыкновенные белые трусики. Приличные. Скромные. Он был явно разочарован. Он подошел к гардеробу, открыл верхний ящик, пошарил внутри. Наткнулся на нижнее белье, купленное Робертом как раз перед этой поездкой, и протянул ей.
– Надевай, – бросил он.
Она повиновалась.
– Садись на кровать.
Она села на кровать.
– Так, немного поглубже. Расслабься.
Как же, расслабишься тут. Тем не менее она закинула руки за голову и немного откинулась назад.
– Раздвинь ноги.
Она выполнила приказание.
Он сел на стул и посмотрел на нее.
– Руки под трусы.
Вот мерзавец, подумала она, но сделала, как было велено.
– А теперь побалуй себя. Мне надо, чтобы ты кончила.
Как это? Нет, это невозможно. Но придется. Ее пальцы задвигались, а он в ожидании прильнул к объективу фотоаппарата. Все сухо. Ни малейшей влаги. Пальцы заработали быстрее, и она услышала: щелк, щелк, щелк. С его приближением ее пальцы двигались все чаще, и она закрыла глаза и откинула назад голову. Она приоткрыла рот, шумно выдохнула, застонала…Все это был спектакль, она знала, что ей не кончить, но он-то об этом не знал. И вот – окончательный стон, окончательный выдох. Теперь оставалось ждать. Она боялась пошевелиться, мучительно гадая, все ли это или ему нужно что-то еще. Пойдет ли он к ней или достаточно того, что было? Щелк, щелк. Да кончится ли когда-нибудь это проклятое щелканье? Она медленно убрала руку. Так же медленно повернулась и посмотрела на него. Он сидел. Выглядел умиротворенно, на шее болтался фотоаппарат. Ножа видно не было.
– А теперь уходи, – сказала она. – Пожалуйста.
Внезапно всей его умиротворенности как не бывало, в руке снова блеснуло лезвие ножа. Она сделала ошибку. Не надо было говорить этого. Надо было притвориться, что ей хорошо. Он стиснул нож, полоснул им по ее трусикам, стиснул ей руку и прижал к себе. Влажно. В ноздри ей ударил едкий запах спермы. Она почувствовала, как отвердевает его мужское естество, сердце у нее учащенно забилось, горло перехватил спазм. Она поняла, что это еще далеко не все, и съежилась от страха. Ее охватила паника. Ей было страшно за себя, за своего малыша. Ее ладонь сомкнулась на его пенисе, и ей неудержимо захотелось оторвать его. Он отдернул ее руку.
– Подожди, – сказал он так, словно это ей не терпелось испытать его. – Повернись.
– Пожалуйста, не надо… – Она заплакала, втайне надеясь, что в нем зашевелится что-то подобное жалости. Но он просто шагнул к двери в спальню Николаса.
– Хочешь, чтобы он узнал, что нравится мамочке? – На мгновение она с ужасом подумала, что будет, если Ник и впрямь увидит происходящее.
– Ладно, больше не буду. Извини. – Он посмотрел на нее. – Пожалуйста, отойди от двери, – сказала Кэтрин.
Она опустилась на колени, оперлась о пол руками, повернулась к нему спиной, и он сорвал с нее и так уже едва державшиеся трусики.
– Улыбайся, – бросил он. Она повиновалась. – Мне надо тебя видеть. – Она повернула голову и изобразила улыбку. – Повторим. – Он подался назад, давая ей вновь заняться собой.
Она закрыла глаза. Она пряталась от него, пытаясь собраться с мыслями. Что делать? Надо, чтобы он ушел. Она должна убрать его подальше от Ника. Нельзя ли уйти вместе с ним из гостиницы?..
– Чего это ты остановилась?
А она и не почувствовала. Начала заново, быстрее, еще быстрее, до боли в запястье, а потом он грубо схватил ее, вломился, с болью, кровью, повернул к себе лицом, впился в ее рот! Она почувствовала его зубы, его слюни, горький привкус лосьона на кончике языка. Она не могла издать ни звука, и не потому, что он зажал ей рот. Разве может она позволить себе вскрикнуть, когда за стеной Николас? Что это? Неужели он кончает и этой муке приходит конец? О Господи, поскорее бы, поскорее бы он убрался отсюда. Он вдавил колено в ее бедро и заработал с новой силой – толчок, толчок, толчок. Ну, вот и все. Да, но он молод и готов к новой атаке. А потом к следующей. Но наконец он все же изнемог. Сколько времени прошло? Несколько часов. Кажется, много часов. Три с половиной. Это продолжалось три с половиной часа. И она позволила ему унизить себя. Она не сопротивлялась, не кричала. Она думала о Нике. Не кричи. Не плачь. Он лег рядом с ней на кровать, взял за руку, повернул к себе и улыбнулся.
– Спасибо, – сказал он. – Все было просто замечательно.
А ей хотелось, чтобы он сдох. Чего бы только она не отдала, лишь бы увидеть, как он умирает. И вот это она его отцу сказала, пусть знает. И ей не хотелось делать вид, будто она стыдится этого чувства. Было так, как было. Именно это чувство она тогда испытывала.
Он достал из дорожной сумки пачку сигарет и протянул ей. Она покачала головой. Он щелкнул зажигалкой.
– Только не здесь, – возразила она. Ник почувствует запах дыма, но прямо говорить этого она не хотела. Не хотела напоминать ему о Нике. Она кивнула в сторону балкона. Он раздвинул шторы, открыл дверь и вышел наружу.
– Точно не хочешь? – спросил он, поворачиваясь, и вновь протянул ей пачку, и она решила, что лучше все же закурить, взяла сигарету, последовала за ним на балкон и прикрыла за собой дверь.
Они стояли бок о бок, глядя вниз на проходящих мимо людей, веселых, нормальных людей, вдыхающих свежий вечерний воздух. Иные поднимали голову. Двое стоят на балконе и курят. Довольны жизнью. И никому не приходило в голову, что это насильник и его жертва. Она вспомнила, как сделала последнюю затяжку. Уходя, он поцеловал ее, словно ничего не произошло. Это было еще одно оскорбление.
