Калипсо (ЛП) - Хантер Эван (Ивэн)
«Хлоя», — сказал он, — «вы красивая, интересная женщина, но я работаю полицейским, которому нужно раскрыть три убийства.»
«А если бы вам не нужно было раскрывать все эти убийства?», — спросила она.
«Я также женат», — сказал он.
«Значит ли это что-нибудь в наше время?»
«Да.»
«Хорошо», — сказала она.
«Пожалуйста», — сказал он.
«Я сказала „хорошо“», — огрызнулась она. А потом, повысив голос, отрывисто и сердито сказала: «Я ничего не знаю о вечеринках Джорджа по средам, да и о шлюхах тоже. Если больше вопросов нет, я бы хотела сейчас одеться.»
Она в защитной манере сложила руки на груди и натянула халат на скрещённые ноги. Она так и сидела, когда он вышел из квартиры.
Пёс сидел у закрытых двойных дверей, ключи висели у него на ошейнике, куда она их положила. Она опоздала принести Санто завтрак, но сегодня утром выглядела счастливой и взволнованной, и это её воодушевление несколько напугало его. Накладывая в рот кукурузные хлопья, он наблюдал за тем, как она расхаживает по комнате, и вспоминал, что именно так она вела себя перед всеми другими случаями, когда делала с ним что-то. Когда она уколола его иголками, когда прижгла сигаретами, когда… когда он очнулся и… и… мизинца на его правой руке не было, она… она сначала накачала его наркотиками, а потом… потом отрезала ему палец, пока… пока…
«Ешь свой завтрак», — сказала она.
Она почти никогда не давала ему наркотики по утрам, обычно это был ужин, она обычно подсыпала ему что-то в еду во время ужина, а потом… делала то, что… делала то, что она… она… но этим утром она была так взбудоражена, как никогда прежде, меряя шагами комнату, шагая взад и вперёд от запертых входных дверей к закрытой двери ванной, проходя мимо Санто, который сидел и ел с подноса на журнальном столике перед диваном.
«Пей свой кофе», — сказала она, — «пей его, пока он ещё горячий. Я приготовила тебе горячий кофе. Почему ты никогда не ценишь ничего из того, что я для тебя делаю?»
«Я ценю всё, что ты делаешь», — сказал он.
«О, да, конечно», — сказала она и рассмеялась. «Вот почему ты пытался убежать.» Она снова рассмеялась. «И сбежал. Не говори со мной о благодарности.»
«Сбежал?»
«Ну, ты больше никогда не сбежишь, не волнуйся об этом.»
«Ты говоришь о том времени, когда Кларенс…»
«Нет, нет, нет, нет», — сказала она и рассмеялась слишком искренне, из-за чего дрожь пробежала по его спине. «Не дорогой Кларенс — нет, стой, Кларенс — не твой добрый друг Кларенс, который прижал тебя к земле тогда, ты помнишь то время, ты это имеешь в виду? Нет, не то время, я имею в виду первый раз, не думай, что я не знала, что ты хочешь меня оставить, не думай, что я не осознавала этого.»
«Я же сказал, что хочу уйти.»
«Тихо!», — сказала она. «Пей свой кофе. Я приготовила для тебя горячий кофе. Пей!»
«В нём что-то есть?», — спросил он.
«Почему? Ты боишься того, что я сделаю с тобой, когда ты уснёшь?», — спросила она и снова рассмеялась. «Ты знаешь, что случилось со стариком во сне прошлой ночью?»
«Каким стариком?», — спросил Санто.
«Хранителем ключей», — сказала она, — «человеком, который чинил замки… Ты помнишь человека, который чинил замки?»
«Я никогда его не видел», — сказал Санто.
«Верно, ты был без сознания, не так ли? Кто-то подсыпал тебе что-то в еду. Ты никогда не встречал беднягу, не так ли? А вот Кларенс с ним встречался, не так ли, Кларенс?»
При упоминании своего имени собака начала бить хвостом по полу.
«Да, Кларенс», — сказала она, — «хороший пёс, ты единственный, кто теперь знает. Ты и Санто. Единственные, кто знает.»
«Что знают?», — спросил Санто.
Она снова рассмеялась, и вдруг смех застрял у неё в горле, словно удушье, лицо её посерьёзнело, она указала на него пальцем и сказала:
«Ты не должен был бросать меня, Роберт.»
«Роберт?» — сказал он. «Эй, да ладно, я…»
«Я же просила тебя быть потише! Я должна была спрятать твою одежду. Ты бы не смог уйти без одежды. Ты же не мог убежать отсюда голым, правда, Роберт?»
«Послушай, я… я Санто. А теперь прекрати, ты…»
«Я сказала, замолчи!»
Он закрыл рот. У двери зарычала собака.
«Раздевайся», — сказала она.
«Послушай, мне действительно не хочется…»
«Делай, что я тебе говорю. Или ты хочешь, чтобы собака помогла тебе?
Хочешь помочь ему раздеться, Кларенс?»
Уши собаки резко поднялись.
«Не хочешь ли ты помочь Роберту раздеться?», — спросила она. «А ты бы хотел, милый? Или подождём, пока он не потеряет сознание?»
«Ты ведь что-то подмешала в кофе, не так ли?», — сказал он.
«О да», — сказала она и весело рассмеялась. Он ненавидел, когда она смеялась этим своим чёртовым весёлым смехом. «Что-то в кофе, и в молоке, и в апельсиновом соке, что-то неизбежное сегодня утром.»
«Почему?», — спросил он и поднялся с дивана. Он ещё ничего не чувствовал, возможно, она лгала. В другие разы, во все другие разы, у него почти сразу кружилась голова, но в этот раз он ничего не почувствовал.
«Почему?», — повторила она. «Потому что ты знаешь, не так ли?»
«Что я должен знать, чёрт возьми?», — спросил он.
«Что ты здесь. Что ты здесь, где должен быть, а не сбежал, бросив невесту на полгода, гнилой ублюдок, на этот раз я вырежу тебе сердце!»
«Послушай, ты путаешь меня с…»
«Тише, пожалуйста, ты не можешь быть тише?», — сказала она и закрыла уши руками.
«Ты ведь ничего не подмешивала в еду, правда?»
«Я же сказала, что клала, почему ты не можешь верить всему, что я тебе говорю или делаю для тебя, я пытаюсь спасти тебя, ты не понимаешь этого?»
«Спасти меня от чего?»
«От ухода отсюда. От исчезновения. Ты не должен уходить отсюда, Роберт. Ты исчезнешь, если уйдёшь».
«Хорошо, я не уйду. Просто пообещай мне, что если ты что-нибудь подложила в еду…»
«Да, это так.»
«Хорошо, тогда пообещай мне, что ты не будешь… не будешь делать… не будешь делать ничего со мной, пока я…»
«О, да», — сказала она. «Обязуюсь.»
«Ты обещаешь?»
«Обещаю?», — спросила она. «О, нет, Роберт, ты не должен уходить», — сказала она. «Не сейчас. Смотри», — сказала она, потянулась к сумочке и достала из неё пистолет, тот самый пистолет, который она показывала ему давно, давно, так давно, что он с трудом мог вспомнить; кукурузные хлопья и апельсиновый сок, о которых она говорила, большой чёрный пистолет в её руке, — «смотри», — сказала она, — «я собираюсь убить собаку», — сказала она, — «послушай, Роберт, потому что собака знает, что ты здесь, она скажет им, Роберт, они придут и заберут тебя, Роберт, я убью собаку», — комната расплывалась, когда он поднялся с дивана, протягивая к ней руку, — «а потом я сниму с тебя одежду, всю одежду, ты будешь голым», — сказала она, пистолет поднялся на уровень выше, — «видишь пистолет, Кларенс», — хвост собаки ударил по полу, — «раздену тебя до гола», — сказала она, двигаясь к собаке, а его рука тянулась, тянулась, его рот открывался и закрывался в попытке выговорить слова, которые он не мог произнести, — «раздену тебя до гола», — повторила она, «раздену тебя догола», — снова сказала она, и пистолет взорвался раз, два, и он увидел, как затылок собаки ударился о массивную деревянную дверь, обрушив на неё хрящи, кости и кровь, прежде чем рухнул на пол, всё пытаясь сказать: «Не режь меня, не жги меня, не делай мне больно, не надо, пожалуйста, не надо…»
Было уже немного за двенадцать пополудни, когда они добрались до квартиры Дороти Хокинс. На этот раз у них был ордер на обыск. И на этот раз Дороти Хокинс не было дома. Комендант дома сообщил им, что миссис Хокинс работает в Беттауне на фабрике по производству транзисторных радиоприёмников, о чём детективы уже знали и о чём могли бы вспомнить, если бы дело не перешло в стадию настоящего отчаяния. В отчаянии Карелла и Мейер показали управляющему постановление суда и объяснили, что Беттаун находится чертовски далеко от Даймондбэка и что для поиска миссис Хокинс им придётся ехать на машине в центр города, в Лэндс-Энд, где они пересядут на паром или поедут по новому мосту, но тогда они окажутся в центре Виллидж-Ист, сердца Беттауна, и им придётся ехать на другой конец острова, где находится большинство фабрик, и если им придётся тащить миссис Хокинс с собой, чтобы требовать от неё, миссис Хокинс, отпереть дверь, она потеряет целый день работы, а хотел ли управляющий, чтобы бедная женщина потеряла целый день работы?
