Джон Гришем - Камера
— Какой в этом смысл? Ты потребуешь для меня смертельной инъекции? Не покажется ли смешным заявление адвоката о том, что газовка его клиента не устраивает, а вот безобидный укол — совсем другое дело? Положите бедолагу на носилки и вонзите в задницу шприц. Не согласен!
— Ты прав, однако мы выиграем время. Я внесу протест, добьюсь отсрочки и обращусь в более высокие инстанции. Потянутся годы.
— Старый фокус. Такое уже было.
— Как тебя понимать?
— Техас, 1983 год, дело Ларсона. Спор закончился ничем. Судья заявил, что газовые камеры используются на протяжении пятидесяти лет и считаются вполне эффективным и гуманным методом лишения жизни.
— Да, но есть одна немаловажная деталь.
— Говори.
— Здесь не Техас. Микс, Тоул и остальные казнены в Миссисипи. Кстати, в Техасе уже перешли на инъекции. От газа там отказались потому, что подобрали способ получше. Большинство штатов давно предпочли новые технологии.
Поднявшись, Сэм прошел к дальнему концу стола.
— Что ж, когда придет мое время, я тоже предпочту новые технологии. — Он принялся расхаживать по комнате. — От одной стены до другой восемнадцать футов. Пройти их я могу, не натыкаясь ни на какие решетки. Понимаешь ли ты, что такое двадцать три часа в сутки торчать на пятачке размером шесть на девять футов? Здесь я на свободе, мальчик. — Сэм удовлетворенно пыхнул сигаретой.
Адам не сводил глаз с хрупкого человека, двигавшегося сквозь облако табачного дыма. На босых ногах Кэйхолла были резиновые тапочки, какие обувают в душе, при каждом шаге они едва слышно поскрипывали. Внезапно Сэм остановился, снял с полки книгу, сел за стол и начал яростно листать страницы. Найдя через пару минут нужное место, он углубился в чтение.
— Вот оно, — услышал Адам его негромкое бормотание. — Я знал, что не ошибусь.
— О чем ты?
— Дело 1984-го года, Северная Каролина. Заключенного звали Джимми Олд, и Джимми явно не хотел помирать. Им пришлось силком затаскивать его в камеру, он орал и кусался. Его опутали ремнями, захлопнули дверь и пустили газ. Джимми вдохнул, уткнулся подбородком в грудь. Затем голова его мелко затряслась. На свидетелей смотрели выпученные глаза полумертвого человека, по подбородку поползли слюни. Тело свело судорогой, изо рта пошла пена. Так продолжалось минут десять. Один из свидетелей, журналист, не выдержал, блеванул. Инспектор задернул шторку, чтобы скрыть отвратительное зрелище. Умирал Джимми целых четырнадцать минут.
— Да, это уж чересчур.
Сэм захлопнул книгу, достал из пачки очередную сигарету, поднял голову к потолку.
— Все газовки были оборудованы много лет назад компанией «Итон металс» из Солт-Лейк-Сити. В Миссури, я слышал, одну построили сами осужденные. Но наша — дело рук «Итона». Все абсолютно одинаковы: восьмиугольной формы, стальные стены с небольшими окошками для свидетелей. Пространство внутри крошечное, ровно на деревянное кресло с ремнями. Под креслом эмалированный таз, чуть выше — поднос с таблетками цианида, который рычагом опрокидывает палач. Он же управляется с канистрой серной кислоты. Кислота поступает по трубе в таз, затем туда же падают таблетки, начинает выделяться газ. Газ, естественно, приводит к смерти, а смерть, разумеется, наступает мгновенно и безболезненно.
— Придумано это было на смену электрическому стулу?
— Ага. В тридцатых годах каждый штат располагал собственным, да еще не одним. Замечательное изобретение. Мальчишкой, помню, видел даже портативный, его возили в фургоне из округа в округ. Возле тюрьмы фургон останавливался, приговоренных заковывали в цепи, выстраивали шеренгой перед машиной и по одному пропускали через фургон. Отличный был способ справиться с перенаселением в тюрьмах. — Сэм покачал головой. — Само собой, люди тогда не понимали, что делают. Ходили жуткие рассказы о мучениях. И в виду-то имелась всего лишь казнь — не пытка! Практики этой придерживались не только в Миссисипи. Электрический стул не простаивал без дела и в других штатах. Беднягу затягивали ремнями, опускали рубильник, но разряд частенько бывал слишком слабым, и парень только поджаривался. Палач ждал несколько минут, а потом снова врубал ток. Иногда процесс отнимал четверть часа. Временами подручные плохо закрепляли электроды, и тогда вспыхивало пламя, из глаз и ушей несчастных сыпались искры. Я читал про парня, которому дали не то напряжение. У него закипели мозги, лопнули глаза, через поры кожи проступила кровь. Когда по тебе проходит ток, кожа нагревается до такой степени, что к трупу невозможно прикоснуться, и врач констатирует смерть часа два спустя. Словом, проблем юристам хватало. Рассказывают случай: опустили рубильник, человек дернулся и застыл, а потом вдруг опять начал дышать. Второй разряд — то же самое. Успехом, если так можно сказать, увенчалась лишь пятая попытка. Все это, конечно, приводило людей в ужас, и какой-то армейский доктор придумал газовую камеру, ее сочли более гуманной. Сейчас, как ты говоришь, она уже устарела. Теперь у нас есть благословенный укол.
— Сколько человек были казнены штатом в этой камере? — внимая каждому слову спросил Адам.
— Впервые ее использовали в 54-м. До 70-го через газовку прошли здесь тридцать пять мужчин. Ни одной женщины. После дела Фермана смертную казнь отменили, и только в 82-м в камеру ступил Тедди Микс. С тремя последовавшими за ним набирается тридцать девять человек. Я буду сороковым.
Сэм вновь принялся расхаживать, уже значительно медленнее.
— На редкость неразумный способ отнимать жизнь, — раздельно проговорил он, как читающий лекцию профессор. — И к тому же опасный. В первую очередь для того, кто сидит в кресле, но едва ли в меньшей степени и для зрителей. Камеры стары, каждая в той или иной мере дает утечку. Резиновые прокладки давно растрескались, а на нормальную герметизацию у властей нет денег. Малейшая утечка грозит смертью палачу, да и всем находящимся поблизости. В небольшой комнате за стеной камеры всегда находятся несколько человек: Найфех, Лукас Манн, священник, доктор. Во время казни обе двери комнаты запираются. Если в нее проникнет газ, то жертвами почти наверняка окажутся Найфех и Лукас. Подумай! Не такая уж плохая идея, а?
Свидетели же даже не подозревают о том, что может произойти. От камеры их отделяет лишь перегородка с окошками, которые за давностью лет тоже пришли в негодность. Как и инспектор, свидетели сидят в маленькой комнатке, они заперты на ключ. Стоит двум кубикам газа попасть внутрь — и этим куклам крышка.
Но настоящее дерьмо впереди. На грудь тебе цепляют электрод, проводок от которого бежит через стену к кардиографу. Когда врач констатирует смерть, в потолке камеры открывается клапан. Газ, во всяком случае, большая его часть, выходит. Служитель выжидает пятнадцать минут и распахивает дверь. Камеру продувают охлажденным воздухом, а он смешивается с остатками газа, и на всех поверхностях оседает конденсат. Он смертельно опасен, но придурки этого не сознают. Крошечными капельками синильной кислоты покрыты стены, пол, потолок, окна, дверные замки и, разумеется, труп.
Камеру и тело казненного опрыскивают раствором аммиака, чтобы нейтрализовать газ, а затем туда входит команда уборщиков в кислородных масках. Они обмывают тело еще раз, потому что яд продолжает сочиться сквозь поры. С трупа снимают одежду, складывают в пластиковый пакет и сжигают. В прежние времена к моменту казни на осужденном оставались только трусы, и это здорово упрощало работу уборщиков. Но сейчас либеральные власти позволили нам отправляться на тот свет в чем угодно. Имей в виду, малыш, мне еще предстоит подобрать соответствующий наряд.
— Что происходит с телом? — спросил Адам, испытывая неловкость от щекотливой темы их беседы, но исполненный решимости довести разговор до конца.
Сэм ухмыльнулся, сунул в рот сигарету.
— Ты знаешь что-нибудь о моем гардеробе?
— Нет.
— Он состоит из двух обезьяньих костюмов красного цвета, четырех или пяти пар нижнего белья и дивных резиновых тапочек, какими черномазые торгуют на распродажах. Я категорически отказываюсь облачиться перед смертью в подобное одеяние. Почему, собственно говоря, не воспользоваться дарованными мне конституцией правами и не уйти из этого мира так же, как я в него пришел — в чем мать родила? Представляешь картину? Эти мартышки укладывают меня в кресло и пеленают ремнями — панически боясь прикоснуться к моему члену. Электрод от кардиографа я попрошу прицепить к гениталиям. Почтенный доктор будет в восторге! А свидетелям я обязательно покажу голый зад. Вот что я сделаю. Обязательно!
— Что происходит с телом? — повторил Адам.
— Ну, после того как тело обмоют и продезинфицируют, уборщики обряжают его в тюремную робу и укладывают в пластиковый мешок. Мешок кладут в машину «скорой» и везут на кладбище или к крематорию — по желанию семьи, если таковая существует.
