Джеймс Паттерсон - Розы красные
Во время моей восьмичасовой смены, я должен был выполнять ряд весьма специфических обязанностей. Я проверял наличие острых предметов в семь часов (мне нужно было пересчитывать количество ложек, вилок и ножей в столовой. В том случае, если чего-то недоставало, а это бывало крайне редко, начинался обыск палат). Затем — беседа-общение в восемь часов с пациентом по имени Коупленд, который считался весьма склонным к самоубийству, и уже начиная с девяти происходили проверки местонахождения пациентов через каждые пятнадцать минут. Это сопровождалось отметками на доске, висевшей возле поста медсестры: после каждой проверки напротив фамилии ставился крестик (пациент присутствует в госпитале). Кроме того, на меня возложили обязанность выносить мусор (кто-то же должен был это делать!).
Каждый раз, подходя к доске, я отмечал наиболее вероятных, с моей точки зрения, подозреваемых, более жирными крестиками. В конце проверок выяснилось, что у меня накопилось семь кандидатов, на которых следовало обратить особое внимание.
Пациент по имени Джеймс Галлагер попал в мой «черный» список только потому, что подходил под внешнее описание физических данных Дирижера. Это был высокий мужчина, широкогрудый, подвижный и достаточно сообразительный. Этого было сейчас вполне достаточно, чтобы подозревать его.
Фредерик Шабо имел все возможные привилегии по выходу в город, правда, отличался скромностью и слыл тихим парнем. Я сомневался, чтобы он мог быть способным на убийство. После Вьетнама он перемещался по всей стране, не задерживаясь на одном месте более чем на несколько недель. Изредка он плевался в сторону персонала, но это было, пожалуй, сильнейшим проявлением его агрессивности.
Стивен Бауэн также имел разрешение на выход в город, и когда-то считался многообещающим капитаном сухопутных войск во Вьетнаме. Он страдал от посттравматического стрессового расстройства и, начиная с 1971 года, находился на лечении в различных военных госпиталях. Он с гордостью повторял, что, после того как ушел в запас, никогда серьезно ничем не занимался.
Давид Хейл работал в полиции Мэриленда в течение двух лет. Потом его замучили навязчивая параноидальная идея о том, что любой азиат, которого он встречал на улице, был подослан с целью убить его.
Майкл Феско работал в двух вашингтонских банках, но сейчас он был так накачан транквилизаторами, что вряд ли смог бы разобраться и в собственной чековой книжке. Возможно, он симулировал посттравматическую депрессию, но его лечащий врач так не считал.
Клет Андерсон, как я уже упоминал, подходил под словесное описание Дирижера. Мне он почему-то сразу не понравился. И он был склонен к агрессии. Но Андерсон не совершил ничего такого, что дало бы мне повод посчитать его Дирижером. Скорее, наоборот.
Перед самым окончанием смены мне позвонила Бетси Кавальерр. Я взял трубку в маленькой комнате для отдыха персонала рядом с постом медсестры.
— Бетси? Что случилось?
— Алекс, произошло нечто весьма странное, — дрожащим голосом сообщила мне Бетси.
Я попросил объяснений, и ее ответ заставил меня содрогнуться.
— Майк Дауд пропал. Он не явился на работу сегодня утром. Мы позвонили его жене, но она сказала, что он вышел из дома, как всегда, без опозданий.
— И что же собирается предпринять Бюро по этому поводу? — поинтересовался я.
— Мы пока что не исключаем даже автомобильную катастрофу. Но словесный портрет рассылать пока что рановато. Дело в том, что такое поведение не типично для Дауда. Он очень честный парень, отличный семьянин. На него всегда можно положиться. Сначала Уолш… — Бетси немного помолчала. — Теперь вот это. Что происходит, Алекс, ради всего святого? Это же его работа, да?!
Глава 102
Может быть, он начал охотиться на нас? Сначала погибает Джеймс Уолш, потом исчезает Дауд. Правда, у нас не было никаких доказательств, что эти два события каким-то образом связаны друг с другом, но мы это приняли сразу, даже не обсуждая. Это же его работа, да?!
Я выбрал время для того, чтобы побеседовать с доктором Чоффи в административном здании госпиталя, и прибыл к нему минута в минуту. Перед этим я успел изучить досье не только на Чоффи, но и на некоторых других сотрудников «Хэйзелвуда». Чоффи сам был ветераном армии. Он дважды воевал во Вьетнаме, потом работал в разных госпиталях: сменил их целых семь, пока не остановился на этом. Возможно ли, что это он — Дирижер? Его прошлое, с точки зрения психологии, вряд ли можно было считать нормальным. Но, раз уж на то пошло, то же самое можно было бы сказать и обо мне.
Когда меня проводили до его кабинета и я, постучавшись, вошел внутрь, доктор делал какие-то заметки за изящным сосновым письменным столом. Он сидел спиной к окну на плетеном стуле, драпированном желтой полосатой тканью, точно такой же, из которой были сшиты занавески.
Я плохо видел его, но знал, что он-то имеет отличную возможность рассмотреть меня в подробностях. Да, иногда мы играем в такие игры — даже те врачи, которые занимаются человеческой психикой.
Как бы невзначай, он оторвал взгляд от бумаг, притворившись, что весьма удивлен, заметив меня в дверях.
— О, детектив Кросс! Простите, по-моему, я так увлекся работой, что потерял счет времени.
Он закрыл свой журнал, затем поднялся со стула и приглашающим жестом указал мне на места для посетителей, расположенные у дальней стены.
— Доктор Маркьюз и я вчера вечером говорили о вас. Мы поняли и то, что были, наверное, излишне строги в тот день, когда вы появились у нас в госпитале. Понимаете, сама мысль о том, что по палатам ходит полиция, не вызывает оптимизма. Но, как бы там ни было, я слышал, что о вас положительно отзываются, как о психологе.
Я не стал «клевать на его наживку»: он был врачом, а я — только консультантом-психологом. Я рассказал Чоффи о списке подозреваемых, который успел составить. Он взял у меня из рук листок бумаги и принялся изучать фамилии больных.
— Разумеется, я хорошо знаю всех этих пациентов. Уверен в том, что некоторые из них могут проявлять склонность к насилию или впадать в ярость. Андерсон и Хейл, например, в прошлом совершили убийства. Но все же мне трудно представить, чтобы кто-то из них мог организовать столь дерзкое ограбление банка. И потом, зачем же преступнику оставаться у нас, если он получил столько денег? — Он рассмеялся. — Я бы точно здесь больше не задержался.
«Неужели, доктор Чоффи? Вы говорите мне правду?» — невольно задумался я.
После этого я провел почти час, беседуя с доктором Маркьюзом, который занимал маленький кабинет, соседствующий с офисом Чоффи. Мне понравился этот врач, и время пролетело незаметно. Маркьюз оказался энергичным, умным и проницательным мужчиной, пытавшимся хоть чем-нибудь помочь расследованию. Или, по крайней мере, он искусно притворялся, что это так.
— Как вы сами очутились в «Хэйзелвуде»? — как бы между прочим, поинтересовался я.
— Неплохой вопрос, но сложный. Мой отец был военным летчиком. Во время Второй мировой войны он потерял обе ноги. С семи лет мне приходилось частенько болтаться вместе с ним по военным госпиталям. Я ненавидел их, и не без причины. Потом мне захотелось самому создать такой военный госпиталь, который моему отцу даже и не снился.
— И у вас это получается?
— Ну, здесь я работаю всего восемь месяцев. Я занял место доктора Фрэнсиса, который переехал во Флориду и сейчас практикует там. Но для таких заведений невозможно «вышибить» денег. Это, конечно, позор для нации, но, похоже, всем наплевать, что здесь происходит. Такие передачи, как «Шестьдесят минут» или «Дэйтлайн» должны каждую неделю делать репортажи и посвящать свои сюжеты проблемам военных госпиталей для ветеранов, пока кто-нибудь там, наверху, действительно не зашевелится. Алекс, я, право, даже не знаю, что вам сказать относительно вашего убийцы.
— Вы сами верите в то, что он может находиться здесь? — просто спросил я.
Маркьюз медленно покачал головой.
— Если он здесь, то по праву называет себя Дирижером. Если он здесь, то сумел одурачить всех и каждого.
Глава 103
Я вижу тебя, доктор Кросс. Я вижу тебя, но ты понятия не имеешь, кто я такой. А я могу подойти ближе и даже коснуться тебя.
Я гораздо умней, чем ты, и умней, чем ты можешь предположить. И это не голословное утверждение. Я ведь прошел немало тестов на интеллект. Десятки и десятки сложных психологических тестов. Ты видел их результаты? Они произвели на тебя впечатление?
Вчера утром я сидел через стул от тебя в комнате для отдыха. Я успел изучить твое лицо. Мои глаза хорошенько запомнили твое великолепно натренированное тело. Поначалу я подумал, что, возможно, ошибаюсь, и ты вовсе не Алекс Кросс. Мы находились так близко друг от друга, что я мог бы прыгнуть и схватить тебя за горло. Это удивило бы тебя?
