Михаил Нестеров - Жмурки с маньяком
Галлюцинации полностью подавили наркомана, он явственно ощущал себя затравленным, обреченным животным, и впереди даже не казнь — он так и не смог подобрать определения тому, от чего находился на волосок.
Первую неделю после освобождения в своих видениях он был животным. Вторую неделю — сравнивал себя с бессловесными тварями. В третью — отделился от них крупноячеистой решеткой. Но когда оглянулся, понял, что сам из вольера так и не выбрался. Освобождения не пришло. И сравнение осталось: он ничуть не лучше животных — кошек и собак, по соседству с которыми провел ужасную ночь. Может быть, хуже.
Воспаленный мозг наркомана постоянно находился в работе — и когда забывался в тяжелом сне, и когда бодрствовал. На какое-то время он перестал быть Игорем Развеевым и просто человеком, стал человеческой особью. И к нему пришло некое знание: он стоит на самой последней ступени, выше него обезьяны, кошки, собаки, кролики. Подняться до них ему мешал разум.
Развеев жалел себя, захлебывался от гнетущей тоски, мешал сам себе, бросался абсурдными мыслями: нужно остаться человеком. Для него это определение стало абсурдным.
Его мог понять Леня Ложкин, но он мертв. Могли понять кошки, в невозможных условиях вскармливающие котят. Но их тоже нет. А если б были? Понять поймут, но ничего не скажут. Бессловесные твари.
За этот месяц Развеев сумел купить только три дозы героина. Ему пришлось кое-что продать из дома.
Наркоман пошел тем же путем, что и журналист. Однако знал, что придорожная закусочная напрямую связана со зверофермой. Он нашел другой путь — через дачный массив, а дальше лесом. Машину он оставлял у небольшого озера, и его путь пешком до фермы составлял около трех километров.
И его не интересовал Алберт Ли и его эксперименты, о которых он не имел ни малейшего представления. Ему нужен был высокий импозантный человек, заманивший его в западню.
Развеев много чего прощал в этой жизни, были и предательства, измены, но то, что произошло с ним, не имело названия, не поддавалось никакому определению. Какая-то дикая смесь. Ломки, страх, галлюцинации, близость сумасшествия — все это сильно, глубоко, в какой-то степени понятно и даже переживаемо. Клетка в ангаре, ошейник с цепью, раскаленные щипцы — это все объяснимо, реально. Но вот один момент, пожалуй, самый жуткий, перед ним меркли все страхи: он падает на скользкий от испражнений пол, хватается рукой за металлические прутья, за ним закрывается дверь, он — в клетке. Этот момент, очень короткий, превзошел все остальное, которое, казалось, равно вечности. Но оказывается, один миг может затмить собой и целую вечность.
Страшно~
Непостижимо~
И вот за этот миг — необъяснимый, не имеющий временных границ — и должен поплатиться высокий импозантный человек. Он — никто Развееву, но сотворил с ним такое, что можно ждать вечно, но отплатить тем же.
И это не было навязчивой идеей. Тому простое объяснение: слова, сказанные высоким человеком в носовой платок: «Вот этот человек подсел ко мне в машину» — и словно ответ другого: «Завтра вы узнаете, что такое настоящий страх».
Простые вроде бы слова, и сказаны ненавязчиво. Но и для Развеева они также послужили ответом — уже потом, когда прошел с того дня месяц, когда остальные чувства притупились, зарубцевались, кроме одного, того, первого ощущения гнетущей пустоты, ДЫРЫ, вокруг которой — НИЧЕГО.
И нужно вернуть эти слова: «Я подсел к тебе в машину. И ты узнаешь, что такое настоящий страх».
Уже третий день неизвестно каким образом заимствованными у хищных зверей чутьем и сдерживаемой напористостью следит и выжидает своего часа Игорь Развеев.
Намеченная им жертва часто бывает на ферме, нередко засиживается допоздна, иногда прогуливается по широкому двору, надевая брезгливую маску, заходит в будку туалета. Но почти всегда на виду охранник, по двору бегают сильные доберманы. И нет возможности поквитаться.
Однако другого места нет. Невозможно узнать адрес обидчика, выследить его. Вадим Барышников, может быть, в курсе, где живет его бывший поставщик наркотиков, но, когда его избивали, он не сказал даже его имени. Сейчас Игорь знал, как зовут высокого импозантного человека: Вениамин. Этим именем его несколько раз окликал грузный человек, однажды пообещавший гостям культпоход в комнату страха, но он же и вывел из этой комнаты одного из своих гостей. Второй так и остался висеть на цепи. И вот Развеев припас для Вениамина кое-что получше наркотика, со зловещим названием чилибуха. Рвотные орехи, содержащие стрихнин и бруцин. Развеев, который мог приготовить наркотик из грибов, довольно легко получил «экстракт» из чилибухи, и пузырек с ядом постоянно находился при нем. И еще рулончик скотча и резиновая спринцовка.
Глава пятая
В этот вечер в квартире Мельника царило оживление. Малыш, едва переступив порог и бегло оглядев комнату, начал снимать туфли. Неловко поджимая пальцы ног, он прошел по паласу и с вожделением уставился на профессиональную видеокамеру «Sony». Господи, он бы таких дел натворил с этой штукой!~
— Да, ценная вещь, — со вздохом проговорил сыщик, касаясь рукой темно-синей поверхности чехла, и более трепетно прикоснулся к бленде объектива.
— Вы о чем? — спросил хозяин.
— О видеокамере. Я бы не глядя поменял ее на свой фотоаппарат.
Мельник улыбнулся.
— Даю тебе слово, Валентин, что ты получишь ее в подарок, когда~
— Можешь не продолжать, Илья, я все понял. — Малыш хлопнул в ладоши. — За работу!
Хлопков посмотрел на своего детектива гневно.
— Валя, ты не против, если эту фразу скажу все-таки я?
Малыш разрешил.
Хлопков натужно и без воодушевления повторил, и обыск начался.
Через полчаса Елена Козина подала голос:
— По-моему, я что-то нашла. — Она перелистывала книги на полках. — Исписанные листы бумаги. В этой книге их четыре.
— Ну-ка, дай посмотреть. — Хлопков пробежал глазами первый лист и повернулся к Мельнику. — Илья, вы знаете человека по имени Ян Гудман?
— Да, — ответил хозяин. — Только его нет в живых. Он погиб на день раньше Павла.
Шеф детективного агентства присвистнул. Малыш бросил рыться в платяном шкафу и присоединился к партнеру.
— Сейчас прочтем, — прогудел Хлопков. — Похоже на интервью.
"Ян Гудман — биолог, выпускник Корнельского университета, 39 лет, высокий шатен с неестественно прямой спиной и длинными нервными руками. Я знаю Яна восемь лет, и мы на короткой ноге. Я спрашиваю Яна, что он знает об исследованиях терминальных состояний. Далее я ставлю кавычки, так как воспроизвожу наш разговор, записанный на магнитофон, дословно.
« — Это здоровенная проблема, старик. Чтобы тебе было понятней, рисую образ~ С тех пор я не встречался с Ли, но и не слышал, что он стал выдающимся экстрасенсом. Но несомненно, что-то в нем есть».
Этими словами закончилась наша беседа. Мы попрощались. Уже выходя за дверь, я обернулся. Ян стоял у своего рабочего стола, заваленного бумагами. Его неподвижные глаза как-то по-особому грустно смотрели на меня.
Павел Мельник, 27 апреля 1995 года".
Александр Хлопков аккуратно сложил прочитанные листы и положил их на стол. Все молчали. Козина взяла на себя роль прислуги и удалилась на кухню. Через пять минут она внесла в комнату поднос с пятью дымящимися чашками с кофе.
Детектив задал Мельнику вопрос:
— В личных беседах с вами Павел никогда не касался темы терминальных состояний?
— Нет. Я слышу об этом разговоре с Яном впервые. Мы — близнецы, и это больше чем целое. Потеряв брата, я утратил намного больше, чем осталось сейчас во мне. У нас не было тайн друг от друга, и это само собой разумеющееся.
— Значит, между вами недомолвок не было, — задумчиво проговорил детектив. — Но факт остается фактом. Вот перед нами бумаги, которые свидетельствуют о том, что у Павла была причина скрывать от вас беседу с Яном Гудманом. Вернее, тему этого разговора. Не здесь ли начало разгадки гибели журналиста? — по-книжному закончил Хлопков.
— Кто знает? — ответил Мельник. — А вообще у нас было очень мало времени. Я приехал поздно ночью, мы проговорили буквально с полчаса. Утром Павел попрощался со мной и~ Это была последняя наша встреча.
— Илья, расскажите о Гудмане, что это был за человек? — попросил Хлопков.
— Хорошо. С моей стороны будет нескромно, но я все же скажу, что это Павел «открыл» Яна. Несколько лет назад Павел опубликовал статью о молодом, никому неизвестном ученом, приехавшим в Россию из Америки. Гудман в ту пору уже писал научный трактат. Я до сих пор помню название его труда, мы с братом не раз перебрасывались шутками, когда разговор касался чего-то заумно-специального, тогда на ум приходило название работы Яна. Полностью это звучит так: «К вопросу о радикальном изменении конечностей копытных в течение третичного периода».
— Действительно, звучит забавно, — улыбнулся детектив.
