Чарльз Камминг - Чужая страна
– А что думал ты? Ты знал, куда они собираются отвезти Яссина? Ты беспокоился о том, как с ним будут обращаться?
Да, он был виноват, ему было стыдно, и в то же время Том знал, что снова поступил бы точно так же.
– Нет. И – нет.
Их взгляды встретились. Том вспомнил камеру в Кабуле, запах пота и немытого тела, жалкое, несчастное лицо Яссина, свое нетерпение, желание выбить из него правду, ненависть к тому, за что стоял Яссин. Перед ним был воин джихада, которому основательно промыли мозги; в своем рвении Том не рассматривал даже малейшую вероятность, что этот юноша, измученный недостатком сна, может оказаться кем-то еще.
– Что я сделал… что сделали мы, офицеры разведывательной службы, что было неверно и с точки зрения закона, и с точки зрения прессы, – мы позволили другим вести себя вразрез с нашими собственными убеждениями. Газеты подобрали для этого подходящие определения. «Пассивная экстрадиция», «пытка чужими руками». Типичная британская манера, как они заявляли. С имперских времен. Пусть другие сделают всю грязную работу за тебя.
Эльза оторвала два куска бумажных полотенец и положила их на стол в качестве салфеток.
– Яссина увезли. – Том сделал глоток вина и задумался. – Правда в том, что… да, мне было действительно все равно, что с ним станет. Я не думал о том, какие методы будут применять египтяне, что произойдет в Каире или Гуантанамо. Я видел другое – молодого человека, чья единственная цель в жизни – убить как можно больше мирных граждан. В Вашингтоне, в Риме, в Чок-Биссет. Я считал, что он трус и дурак, и, честно говоря, я был даже рад, что его посадили в тюрьму. Это мой грех, да. Я забыл, что надо заботиться о человеке, который хотел разрушить все, что я был призван защищать.
Эльза полила пасту оливковым маслом и перемешала цукини и чеснок с длинными широкими полосками тальятелле. Том по-прежнему не догадывался, что она думает и на чьей она стороне.
– Так, значит, ты тот, на кого свалили всю вину? Жаловаться и клясть судьбу было глупо; Том совсем не хотел, чтобы эта симпатичная девушка испытывала к нему жалость.
– Ну, нужно было на кого-то ее свалить, – легко сказал он. Траскотт, находившийся за тысячи миль от Кабула, в своем кабинете, дал санкцию на присутствие офицера МИ-6 при допросах Яссина, а затем, годы спустя, когда разгорелся скандал и Guardian начала поджаривать пятки министру иностранных дел, нагло обвинил Тома в том, что он действовал против закона. Тома буквально затаскали по судебным заседаниям; в деле он фигурировал как «свидетель Х» – очень подходящее и очень оруэлловское кодовое имя. А потом его выгнали из МИ-6.
– Я скажу тебе вот что, – закончил Том. – И это мое последнее слово. Наши отношения с Америкой гораздо глубже, чем принято представлять, даже глубже, чем мы хотели бы признать. И если сотрудник британских спецслужб становится свидетелем того, как его американские коллеги применяют методы, с которыми он не согласен, что он должен делать? Позвонить маме и сказать, что он осуждает этих ребят? Попроситься у начальства обратно домой, потому что ему все это не нравится? Мы на войне. И американцы наши союзники и друзья, что бы мы ни думали о Буше, о его парнях, о Гуантанамо и Абу-Грейбе.
– Я понимаю…
– А главный интерес большинства левых состоял только в том, чтобы продемонстрировать свои высокие моральные качества и хороший вкус, пропиариться за счет людей, которые делали все, чтобы обеспечить им спокойный сон в мягких кроватях.
– Поешь.
Эльза поставила перед ним миску с пастой и нежно положила ладонь на шею. Это был не просто жест дружеского понимания. Она была женщиной, а он мужчиной, и он ей нравился.
– Единственное, что можно сказать в защиту Яссина, – это то, что он был совсем мальчиком. – Том вдруг почувствовал, что совершенно расхотел есть. Он бы отодвинул миску в сторону, если бы не боялся обидеть Эльзу. – Он был молод и не понимал, что творит. Но попробовал бы кто-то убедить в этом невесту доктора, который мог бы погибнуть во время теракта в метро. Или внука, чей дедушка находился во взорванном автобусе где-нибудь в Глазго. Или матери, чей шестимесячный сын мог бы умереть в больнице после того, как Яссин подорвал бы себя в торговом центре в Мидлендсе. Если бы их ознакомили с делом Яссина Гарани, они вряд ли решили бы, что он невинный английский путешественник, который отправился в Пакистан по следам Роберта Байрона. Яссина переполняла ненависть. И за то, что с ним случилось, за то, что мы позволили себе ненавидеть его в ответ, правительство ее величества выписало Яссину чек на восемьсот семьдесят пять тысяч фунтов.
Эльза опустилась на стул.
– Почти миллион, и это в наши суровые времена. Компенсация за «дурное обращение». Я бы сказал, неплохая сумма из заплаченных нами налогов для человека, который бы с удовольствием взорвал высокий суд, вынесший решение в его пользу.
– Ешь, – сказала Эльза. И они надолго замолчали.
Глава 51
Кевин Вигорс сидел за уличным столиком паба «Карета и лошадь», достойного заведения на Солсбери-Роуд, на восточном краю Чок-Биссет. Он приканчивал вторую пинту эля, когда из-за поворота вырулил темно-синий «рено-эспейс» с номером Х164АЕО. Часы показывали пять минут девятого. Кевин встал из-за стола, подошел к телефонной будке через дорогу и набрал номер дома Амелии.
– 285?
– Кукушка только что свернул в деревню. Будет у вас через три минуты.
– Спасибо, – поблагодарила Амелия.
Она положила трубку и посмотрела на Тома, который стоял возле плиты.
– Это Кевин, – сказала она. – Тебе пора уходить. Он будет здесь через две минуты.
Том пожелал ей удачи и вышел из дома через заднюю дверь. Между садом Амелии и участком Сюзи была калитка, и уже через несколько секунд он был в библиотеке с Эльзой, Хэролдом и Барбарой Найт. Они напряженно вглядывались в мониторы, как биржевые маклеры, ожидающие обвала котировок.
– Он подъезжает, – сообщил Том и бросил свое пальто на стул.
Эльза подняла голову и улыбнулась ему особенной улыбкой; затем снова уткнулась в экран.
– А вот и он, – протянула она, глядя в верхний левый угол.
Камера, установленная на столбе, давала прекрасный обзор. Из темноты выплыли огоньки фар, попрыгали по ухабам и замерли на месте – такси остановилось. Из машины вышел Кукушка и с удовольствием потянулся, разминая затекшую спину. На нем была та же самая черная кожаная куртка, которую Том обыскивал в Тунисе.
– Онанист, – пробормотал Хэролд, и все постарались не засмеяться.
В нижнем левом углу монитора появилась Амелия. Яркий свет фар четко обрисовывал ее стройную фигуру. Хотя все происходило меньше чем в сотне метров от них, они не слышали ни звука. Амелия бесшумно протянула руки и заключила Кукушку в крепкие материнские объятия.
– Господи. Надеюсь, с ней все в порядке, – сказала Эльза.
Но Том нисколько не беспокоился. Он был уверен, что Амелия Левен справится на отлично.
Глава 52
Она похоронила свою ненависть, закопала ее глубоко внутри, там, откуда она не могла вырваться.
Это она умела. Отделять одно от другого. Изолировать. Регулировать. Выживать. Она научилась этому еще в Тунисе.
Кукушка выбрался из такси, и на доли секунды Амелия ощутила ту же невероятную, неконтролируемую радость, что и тогда, в Париже, когда в первый раз увидела своего красивого взрослого сына. Но ощущение тут же прошло. Мужчина, которого она знала как Франсуа, обманул ее; его присутствие в ее доме было оскорбительно. Но ни глаза, ни лицо Амелии не выдали ее чувств. Она потянулась, чтобы обнять его, и обнаружила, что с легкостью следует своей роли.
– Дорогой мой! Ты все-таки здесь. Поверить не могу.
Даже его запах был обманом – знакомый по Тунису запах одеколона, крема от загара, которым он мазался тогда возле бассейна. Обнимать его, прикасаться к его коже доставляло ей почти сексуальное удовольствие; материнская любовь была сладостна. Он казался ей таким привлекательным, таким элегантным и утонченным. Амелия восхищалась результатами неустанного труда Филиппа и Жаннин, тем, какого интересного молодого человека они воспитали. А теперь… Агент французской разведки в ее доме. Нарушающий все возможные границы ее личного пространства, сующий нос во все щели, подрывающий ее самооценку. С тех пор как Том сообщил ей сокрушительную новость, Амелия переживала самое ужасное время в своей жизни. Это было хуже, чем месяцы после усыновления Франсуа, хуже, чем смерть брата. У нее было только два утешения: что она умеет играть лучше, чем Люк Жаво, проклятый змей, посланный, чтобы искусить ее; и вероятность, что Франсуа еще жив и Том освободит его из плена.
– Входи и располагайся, – пригласила она. Такси проехало вперед, чтобы развернуться у дома Сюзи и отправиться в длинное путешествие обратно в Лондон. – У нас впереди целые выходные. И никаких забот. Что тебе налить?
Голос Том поначалу не узнал. Ему даже показалось, что в баре на пароме он говорил с другим человеком – так сильно микрофоны изменяли тембр. Но интонации, манера строить предложения, странное самодовольство – все это было ему знакомо. Это был он, Кукушка, и, вслушиваясь в его слова, Том осознал, что перед ним настоящий мастер лжи, человек, вобравший в себя другую личность, поселивший в свое тело того, кого он должен был изображать. Это был немного стыдный секрет всех, кто состоял в той или иной секретной службе; шпион с поразительной легкостью отказывался от собственной личности и принимал образ другого. Почему? Ответа на этот вопрос Том не знал. Он вспомнил, как сильно это огорчало Клэр. Клэр, которая теперь прогуливается по калифорнийским виноградникам в обществе калифорнийцев. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы отогнать ревность.
