Сэм Хайес - Чужой сын
— Он меня любил, — упрямо сказала Дэйна.
— А ты его любила?
— Да! Но… — Она запнулась, вспомнив, с кем разговаривает. Пусть они были не в эфире, а Кэрри не накрашена и без микрофона, но это не значит, что она не использует любое ее слово в своем шоу. То, что было у них с Максом, никого не касалось.
— Как вы познакомились? — Кэрри села на один из табуретов и жестом предложила Дэйне последовать ее примеру.
— В школе. На английском. Это наш любимый предмет.
— Ясно.
Казалось, Кэрри удивлена. Дэйна догадалась, что та ничего не знает о жизни Макса, что ему нравится, а что — нет. Но ведь и ее мать о ней, Дэйне, тоже ничего не знает. Мать вряд ли в курсе, в какую школу она ходит, что уж говорить о любимых предметах.
— У нас получаются хорошие сочинения. Получались. — Она не собиралась возвращаться в школу.
— Макс раньше ходил в приличную школу, — сказала Кэрри. — Ему не стоило ее бросать.
— Думаю, он все равно бы умер! — вырвалось у Дэйны. — То есть я хочу сказать, что некоторые вещи не изменить.
— Макс с детства считал, что лучше всех все знает. Даже когда был совсем малышом. — Кэрри коротко рассмеялась, а Дэйна подумала, что смех сейчас совершенно неуместен. Она огляделась в поисках пепельницы, заранее зная, что Кэрри Кент, разумеется, не курит и лучше об этом даже не заикаться.
— Он угощал меня всякой вкуснятиной, — сказала Дэйна. Она уже заметила огромный встроенный холодильник и представила, как Макс выбирает, что бы взять на пирушку в хижину или на пикник у канавы. Копченый лосось, фуа-гра, вареные утиные яйца, неведомые фрукты, на вкус как сладкая плесень. Они пробовали все это и смеялись, наслаждались вкусом или морщились от отвращения, целовались и курили.
— Он мог бы делать все что угодно. Поступить в Оксфорд, Кембридж, поехать учиться в Штаты.
— А он этого хотел? — Дэйна с подозрением посмотрела на прозрачную стеклянную кружку, которую протянула ей Лиа. В горячей воде плавало что-то зеленое.
— При чем тут хотел или нет?
Дэйна подумала, что это не ответ на ее вопрос, но тут же признала, что она тоже часто должна делать то, чего ей делать совсем не хочется.
— Мне часто приходится возиться с младшей сестрой. — Она попробовала напиток. Он был мятный на вкус и очень горячий. — А мне не всегда этого хочется.
Лицо Кэрри было очень белым, как и все вокруг. Волосы она, похоже, давно не расчесывала.
— Кто это был, Дэйна? Пожалуйста, скажи, кто убил моего сына.
Дэйна сделала большой глоток и обожгла рот. Она посмотрела в глаза Кэрри, ощущая себя гостьей на ее шоу. Теперь она понимала, почему люди выбалтывают этой женщине свои самые сокровенные тайны. Даже сейчас, не в лучшей своей форме, Кэрри Кент излучала силу, которой тяжело было противостоять.
— Я не знаю. Правда, не знаю. Там было много парней, целая банда, и все в капюшонах, все произошло так быстро. Я пыталась помочь Максу. Может, я должна была сделать больше, но я…
— Как долго? — холодно спросила Кэрри.
Дэйна нахмурилась, не понимая, что она имеет в виду.
— Как долго Макс умирал?
Дэйна вспомнила лицо Макса. Да, он знал, что умирает.
— Не долго, — прошептала она.
Ее затрясло. Судорога стиснула голову, волной сбежала по шее, скрутила плечи, ввинтилась в позвоночник, охватила руки и ноги. Все тело стало словно чужое, Дэйна подумала, что сейчас ее вырвет.
На нетвердых ногах она подошла к стеклянной стене, отделявшей идеальный дом от внешнего мира. Прижалась к холодному стеклу лицом. Разрыдалась.
Колени подогнулись, и она сползла на пол.
Кто-то поднял ее. Перед лицом возник стакан с ледяной водой. Рядом она ощущала чье-то тепло.
Мать Макса. Часть Макса.
Он был везде.
Его мать держала ее в объятиях и тоже рыдала.
Горе объединило их — Кэрри Кент, женщину из идеального мира, и Дэйну, девочку из трущоб.
Кэрри убрала волосы с лица Дэйны.
— Я его любила. Правда. Ужас в том, что он, похоже, этого не знал. — Под глазами у нее залегли глубокие тени. — Я так рада, что у него был кто-то, кого он любил.
Дэйна скорее почувствовала конец этой фразы, которую Кэрри не договорила. Даже если это такая девушка, как ты.
Она ни за что не смогла бы сделать это одна. Почему-то ее присутствие помогало, как будто они вместе просто ждали, пока Макс вернется из школы. Кэрри вошла первой, хотя больше всего ей хотелось втолкнуть Дэйну в комнату, захлопнуть дверь и оставить ее наедине с призраками. Эта девочка, очевидно, была близка с ее сыном, но Кэрри ее совсем не знала, и от этого было легче — как будто она просто наняла кого-то, чтобы прибраться в доме.
Воздух в комнате был немного затхлый. Пахло нестираной одеждой, заветрившейся едой. Кэрри щелкнула выключателем и сощурилась — не от яркого света, а от вида всего того, чего больше не было в ее жизни, — чего никогда не было в ее жизни.
— Большая комната, — сказала Дэйна. — И неприбранная, — добавила она со всхлипом, который в лучшие времена мог прозвучать как смешок.
— Я не заходила сюда… очень давно. — Признаваться в этом чужой девочке было легко. Она ведь, наверное, больше никогда ее не увидит.
— Как это?
— А твоя мама заходит к тебе в комнату?
На незастеленной кровати валялись пижамные штаны — штанины раскиданы в стороны. Как контуры тела на асфальте.
— Ну… иногда.
Кэрри почувствовала, что ее столкнули еще на несколько ступенек вниз с пьедестала хорошей матери. Даже мать этой девочки лучше, чем она. А им с Броуди остается взирать на сына снизу вверх, ведь он теперь на небесах.
— У тебя хорошие отношения с мамой?
Дэйна рассмеялась:
— Вот уж нет. Мы вечно грыземся.
Кэрри приободрилась. Надо бы встретиться с этой женщиной, подружиться с ней, уделить ей немного времени — нет, много времени. Но у нее нет сил. Ни на что нет сил.
— Так тяжело, — прошептала она.
Девушка коснулась ее руки.
— А у него много журналов. И книг. — Дэйна склонила голову, читая названия на корешках. — Нам нравятся… нравились одни и те же книги. — Она взяла с полки потрепанный томик «Ромео и Джульетты». — Мы читали это на уроке английского.
— Вас из-за этого травили?
Может, для обычной школы Макс был слишком умен, образован, начитан?
— Нет, конечно. На учебу всем плевать.
— Тогда почему? В чем причина? — Голос Кэрри сорвался. — Макс был хорошим мальчиком. Он не делал ничего плохого. Не носил странную одежду.
Дэйна медленно качнула головой.
— Он просто не был похож на других. Как и я.
Но ты-то жива, подумала Кэрри, подавив желание произнести это вслух.
— Он не пытался вписаться, стать своим. Мы для остальных были чужие. Враги. И они воевали с нами, хотя мы им ничего плохого не делали. Ему просто не повезло.
— Не повезло?!
Кэрри схватила пижамные штаны, прижалась к ним лицом. Она старалась уловить запах сына, но… ничего не почувствовала. В углу комнаты стояла корзина для грязного белья. Кэрри подняла крышку.
— Как будто я собираюсь их стирать, — тихо прошептала она, не глядя на Дэйну.
Дэйна жалела эту женщину, но себя она жалела еще больше. Она ходила по комнате Макса и разглядывала его вещи. Как будто он оставил ей в наследство часть своей жизни, о которой она узнала только сейчас, после его смерти, когда слишком поздно с ней знакомиться.
— Я скучаю по нему, — сказала Дэйна. — Мы вместе курили, смеялись и болтали. — Перехватив взгляд Кэрри, она поспешно добавила: — Это нормально. Все курят. Ничего страшного.
Глаза Кэрри сузились, и Дэйне показалось, что сейчас она взорвется. Но тут же все прошло. Осталась лишь глубокая печаль, такая глубокая, что Дэйне захотелось обнять ее, — желание, которого она никогда не испытывала по отношению к собственной матери.
— Может, вам присесть? Давайте сядем и вместе посмотрим на все эти вещи.
Дэйна подобрала с пола кипу бумаг. Почему он ни разу не привел ее сюда?
— Что это? — Кэрри позволила усадить себя на кровать.
— Журналы. Вырезки из журналов. А это флаеры и распечатки из Интернета. — Дэйна пролистала бумаги и протянула Кэрри несколько вырезанных анкет. — Ну, для конкурсов.
— Что?
— Он любил участвовать в конкурсах. У него прямо зависимость была конкурсная.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Дэйна наблюдала, как Кэрри листает наполовину заполненные анкеты. Почерк у Макса был неразборчивый.
— Он кучу всего… — Дэйна запнулась. Чуть не проболталась.
— Он что-то выигрывал?
Дэйна вспомнила аккуратную башню из коробок.
— Ему часто везло.
Сотни вопросов вертелись у Кэрри в голове, но она не станет спрашивать Дэйну — девочку из бедного района, которую никто не любит. Откуда ей знать?
